Танцевать пасодобль. Сборник стихов
льем себе бензин.
Это просто понедельник,
и он необходим.
Сева Новгородцев жарит
по левой полосе,
но он сегодня не в ударе,
он такой как все.
Не пори горячку, парень,
Не терзай струны.
Жди, когда тебя ударит
с нужной стороны.
Достань старый сундук
– достань.
Пластинку вынь,
протри и поставь.
Мы будем танцевать все лето,
и писать пустые стишки.
А когда оно улетит,
пойдем играть в снежки.
Сон-сон, 2001 г.
(Папа, когда был маленьким, сочинил маме, моей бабушке, стихи: Я пойду на улицу, а ты купи мне курицу. Чтобы съесть её нам вместе, и купи котлету в тесте. Я их тут цитирую в конце, а вся песня посвящается моему сыну, Артёму.)
Прилетает ветер в поле,
а за что там зацепиться.
Только я, да хлеб без соли.
Я боюсь пошевелиться.
Сон. Сон.
Не мое ли бормотанье,
не его ли тихий голос
вдруг раздастся и случайно
до земли наклонит колос.
Сон. Сон.
Вижу сон, пустой как поле.
Сквозь него проходит песня.
Прорастает хлеб без соли,
чтобы съесть его нам вместе.
Вас век пленил автомобилем, 1997 г.
Вас век пленил автомобилем,
вам их увидеть довелось.
Но то, чем вас так удивили,
не завелось.
Маэстро, брось.
К вам век влетел аэропланом
и телефоном зазвонил,
но грустный вальс под фортепьяно
не приструнил.
Маэстро – был.
Нас так пленяют вальсы ваши,
но сами не раскроем рот.
Быть может, новый век укажет
порядок нот.
Маэстро ждет.
Ла-Манш пересекают корабли, 1991 г.
Ла-Манш пересекают корабли,
и за борт чье-то падает кольцо.
Между собой дерутся короли,
и дамы выбегают на крыльцо.
Чиновники надушат парики,
романтики закрутят пышный ус.
Чиновники, по правде, дураки.
Романтики – кто не дурак, тот трус.
Солидные монетные дворы
Людовиков и Карлов развели.
Людовики должны давать пиры
за то, что их на свет произвели.
Prima Vera
С желтым яблочком в руке, 2004 г.
Груши спелые в корзине -
мир стоит как на витрине.
Не востребованный ныне,
но облапанный за так.
Груши, кусанные в сене -
год проходит как по сцене.
К осени устало время
и уснуло на часах.
И с его благословенья
ускользают вдохновенья,
навсегда, как дни рожденья,
лишь маячат вдалеке.
Под его сопровожденье
ожидаю появления
милой девочки осенней
с желтым яблочком в руке.
Рассудите сами, 2004 г.
Рассудите сами,
где всего прекрасней,
где всего чудесней,
всего лучше где.
Где всего привольней,
где всего отрадней,
где великолепней -
Ясно – на Луне.
Рассудите сами,
что же нам поставить
на второе место,
следом за Луной.
Ну конечно Землю.
Твердо встав на землю,
как не восхититься
нашею Землей.
Prima Vera, 2004 г.
(В последней строчке я привожу строчку песни из фильма «Жестокий романс», изменив, правда одно важное для меня слово. «Но любви не отнять у души) – так было у Беллы Ахмадллиной.)
Босса-нова тропических ливней,
и буран, как взлетающий «ТУ».
И симпатия их тем взаимней,
чем способней родить красоту.
Вся материя снега растает,
тучный мир повернется во сне.
Только облака пена густая,
только музыка
будет к весне.
Смотри, на липах вырастают бабки,
летит земля – кружится голова.
Сегодня праздник – первый день без шапки.
На голову слетаются слова.
Смачно сплюнет в подъезде подросток,
чья-то ржавая тачка чихнет,
и отправится на перекресток,
чтоб отпраздновать свой Новый год.
Много лирики, талые воды
по традиции слишком пресны.
Эта слякоть выходит из моды,
«Но любви не отнять» у весны.
Без массовки, 2012 г.
Трое белых гусей
здесь единственное
украшенье.
Прячут клюв под крыло
и подолгу стоят
без движенья.
В городке паралич,
Всё готовится сдаться на милость
изваянный Ильич,
от которого все отломилось
Я умею считать:
в нашей области пять
третьих Римов.
И картошка кругом,
чтобы гуси паслись
невредимы.
К рождеству заметет,
и не выдержим мы
искушенья.
И опять новый год
с новым гусем придет
в утешенье.
Бабке скоро сто лет,
её дед не одет,
но она ему купит кроссовки
Приезжайте скорей,
нет здесь хищных зверей,
а кино можно снять без массовки.
Особая примета, 2010 г.
(Настя и наша дочь Вера – они тут как-то сплетаются в один образ. Кстати, Вера родилась в Екатеринбурге, в пятницу первого апреля 2011 года)
Вечер, жужжание блудного роя
слышно из клубов и новостроек.
К белому снегу белые танцы -
дамы приглашают иностранцев
Я нахожусь в помещении без окон.
Ты избегаешь вообще помещений.
Но от пластинок легкого рока
Мы кайфуем все без исключений.
Будем работать крепко, до тика
в стиле нью-рашн аутентика.
Крепкому дому – крепкие зубы,
всё еще не модно ставить срубы.
Ищем где лучше, ездим по свету
Ёбург замучал – двинемся к лету.
К мягкому пуху – мягкое место.
Пятница, и ты моя невеста.
Ты моя
особая примета
в пятницу
перед началом света.
Дуэнде, 2009 г.
(Я услышал от кого-то из знакомых, побывавших в Испании, о плоских силуэтах быков, расставленных вдоль дорог. Потом я нашел в поисковике такие фото – до сих пор не знаю точно их назначения. Дуэнде здесь в понимании Гарсиа Лорки)
Там небо, горизонт и снова небо,
подпертое картонными быками -
единственными в этот час сиесты,
кто истинно способен на дуэнде.
О чем они молчат под жарким небом?
О девушках с точеными ногами,
в чьих взглядах прочитаешь сожаление,
насмешку или просто смысл жизни.
Там небо, горизонт и снова небо.
Там и песок колеблется, и воздух -
так зыбко все, покуда не почуешь
своей судьбы холодным бычьим носом.
Близится к концу отсрочка, 2001 г.
Близится к концу отсрочка –
унизительный момент.
Дочь на папу катит бочку:
«Так-растак, интеллигент.
Я ждала, папуля, долго.
Мне плевать, хоть расшибись,
основную сумму долга
и проценты
Give me, please.
Хабанера – твоя жизнь,
Байадера – твоя жизнь».
Вот уже разодрались.
Мама смотрит сверху вниз.
Она тоже Байадера,
только вплавленная в жизнь.
Папа свой в Большом театре
с восемнадцати годов.
Он их там умножил на три,
он так любит про любовь.
Дочь на сцене, незабудка,
так и вертится волчком.
И грозит ему как будто
своим нежным кулачком.
Под острым взглядом шалуна, 1996 г.
(Изначально это заказная песня – Сергей Семенович Дерендяев, известный в Ижевске поэт, режиссер и педагог, попросил меня сочинить песню для нашего театра «Пинелопа» по произведениям Рэя Бредбери.)
Под острым взглядом шалуна
седому мотыльку не спится.
В глазах последнего – луна
в сачке, и он туда стремится.
Хотя и знает, что тогда
с землей придется распрощаться,
но он не видит шалуна,
и у него нет сил, спасаться.
Вдруг скрылся острый серп луны,
поляну солнце осветило.
В домах проснулись шалуны,
пошли в сачки ловить светило.
А мотылек седой уснул,
и что во сне ему приснилось?
Что он не нужен шалуну.
Дай Бог, чтоб так оно и было.
Ар Нуво, 2011 г.
(Екатеринбург называют столицей конструктивистской архитектуры. Вот в этой связи я и решил устроить стресс-тест романтическим тезисам, условно связанным с архитектурой. Они приведены в первых двух строчках. Должен сообщить, что тест выдержан – созерцание прибоя в окно мы бы выкидывать не стали. И к модерну я отношусь вполне тепло, просто не надо впаривтаь.)
«Смотреть из окон на прибой»
«Ходить домой по винтовой» -
предлагает мир
дешево внаем
нам непоэтичное жилье,
но мы его раскрасим как своё.
Живет энергия в вине,
в морозном солнце и луне.
Подобравшись, ночь
предлагает спать -
мы купили новую кровать,
и нам её расшатывать опять.
Мороз крепчал в огне светил,
перед соломой отступил.
Этот чудный мир -
он чихал на нас
по весне, и в этом весь рассказ,
но вирус забродил во мне как квас.
И нам не впарить ничего -
ни Скубиду ни Ар Нуво,
потому что все впарено давно,
в чем есть рациональное зерно,
Все остальное выбросим в окно.
… Под окном стоял я,
а теперь мы – семья.
Закладка именных камней
Об этой диковатой московской услуге времен захода в капитализм я услышал, кажется по радио. Первые две строчки заглавной песни этого раздела точно воспроизводят текст рекламного ролика: «Закладка именных камней в брусчатку Старого Арбата». И я спросил себя: хочу ли такого, и что мне действительно нужно в жизни? Потом этот же вопрос встал ребром к концу моего двухлетнего интереснейшего московского периода.
Закладка именных камней, 1999 г.
«Закладка именных камней
в брусчатку Старого Арбата» -
она ни в чем не виновата.
ну, разве в том, что все при ней.
Старик стрелял из автомата-
теперь гоняет голубей.
Она ни в чем не виновата.
Он знает, где она, что с ней.
Нет, он давно с ней не встречался.
Водитель, точный как часы,
её доставить обещался
до самой взлетной полосы.
Сейчас она в вечернем гриме -
смеется, осознав едва,
что он, носящий ее имя,
тот город – только с ней Москва.
Закладка именных камней
в брусчатку Старого Арбата.
Давайте скинемся, ребята,
«Москва» – напишем, и за ней.
Левша, 2016 г.
(песня о том самом лесковском Левше, подковавшем английскую блоху. Почти в каждом русском есть такой Левша, в той или иной степени реализованности).
Ой раз, три двора,
да не подкована блоха.
Она скачет
и это значит,
что жизнь будет коротка.
Не думай о ней,
лёжа в белоснежной ванне.
Но страх все сильней,
и это предзнаменованье.
Не спи по ночам -
она здесь, под одеялом.
Скачи теперь сам,
чтоб тебя не разорвало.
Подкова её
– неотступная химера
на счастье твоё,
очень малого размера.
Пиши свой роман -
про дом с подковою над дверью.
Пиши его сам,
и может я тебе поверю.
Ой раз, три двора,
да не подкована блоха.
Она скачет
и это значит,
что еще рано отдыхать.
Петр Алексеевич Кропоткин, 2015 г.
(Единственный общественный деятель, которому я написал стихотворение. Сказка Оскара Уайльда «Счастливый принц» – это про него. У Эдуарда Лимонова есть стихотворение про Кропоткина – «Кропоткин пиф, Кропоткин паф», но мне этот князь-анархист видится совершенно другим человеком. Самосохранение вида – его этика. К сожалению, она не прижилась ни в СССР ни где-либо еще, но скоро внутривидовая борьба среди людей приведет к тупику, и концепция самосохранения вида может стать спасением.)
Что припомните вы, о пощаде моля?
Голубые фиалки мечты.
И, услышав о них, встрепенется земля,
у присяжных раскроются рты.
Что припомнят они, оглашая вердикт?
Не весенних ли дней хоровод?
Не фиалки ли их осенят в этот миг
Что растут у тюремных ворот?
А иначе бы голос свидетелей стих,
этот суд превратился бы в фарс,
и конечно же мы осудили бы их,
позабыли бы вас.
Счастливый принц пошел не с той ноги.
Прочь от тюрьмы задумчивой походкой.
Он нас по чести рассудил -
Петр
Алексеевич
Кропоткин.
Марсиане, 1996 г.
Налево –
заросли хлеба.
Дальше – леса.
Кто это
свалился с неба?
Чудеса:
В стакане
сидят марсиане,
чуть дыша.
И смотрят,
смотрят на Маню -
хороша.
Им видно,
что нам не видно
ничего.
Мир наш не видный,
и очень обидно
за него.
Налево –
заросли хлеба.
Дальше – леса.
Мы плачем,
даже на листьях –
роса.
Но у нас Луна на лодочке,
Солнце на блюдечке,
и звездочки – наугад.
Мячики, 1999 г.
Бразильская полиция в бразильском ресторане
арестовала некоего с кукишем в кармане.
С тех пор как смельчаки сюда пути пробороздили
никто так вызывающе не вел себя в Бразилии.
Где комкаются в мячики листки календаря.
В стране, где не растет трава под бутсой вратаря.
Вздохнувши, он предупредил: горьки мои глаголы,
но я, живя в Бразилии, не чувствую футбола.
Не чувствую в глазах зрачка, в ногах своих ступней,
земли под ними, потому стыжусь ступать по ней.
Мне грустно комкать в мячики листки календаря
в стране, где не растет трава под бутсой вратаря.
Переезжаю на север
(Это про Питер, конечно).
Я переезжаю на север, 1992-2009 г.г.
Я переезжаю, я переезжаю на север:
старый холодильник стоит на улице и мерзнет.
Я уезжаю к белым медведям:
тощая собака дышит воздухом морозным,
и смотрит взглядом легким как ветер
Я переезжаю, я переезжаю не часто -
всякий раз, когда мне становится немного душно.
Я уже себе на севере купил участок.
Поставлю там свой трейлер, и больше ничего не нужно.
Мы смотрим взглядом легким как ветер.
Давай пойдем на улицу, посмотрим, как кладут брусчатку.
Если заплатить, на камне высекут твое имя.
Можно со своей подошвы сделать отпечатки,
и проходя по улице, украдкой любоваться ими.
Мы смотрим взглядом легким как ветер?
Эклектический век, 1993 год
Эклектический век породил волшебство
Который час? Больше ничего
не нужно,
только знать, как звучит речь сейчас.
Хороший век – сколько амбиций, сколько всего
Все играют,
больше ничего
не знаю –
не хочу оболгать его.
Угги, 2011 г.
(На упаковке растворимого кофе Максвел Хаус до сих пор пишут рекламный слоган, упомянутый Маяковским в одном из своих стихотворений: Good to the last drop. Что-то есть противоестественное в столь долгом существовании таких коммерческих изысков – как изменился кофе за эти годы, но слоган всё такой же бессмысленный).
У моей подруги угги
цвета серых будней.
С нашим вИзитом в округе
стало много людней.
С нашим появлением в баре
не осталось места.
Лабухи себя пиарят
песнями протеста.
Ваш пузырь в Давосе лопнул -
стало мало денег,
а моя подруга просто
плохо ставит веник.
А вчера с утра поехал
и поймал волну я.
Там один писатель пел
про Солнышку лесную.
У моей подруги угги,
а настало лето.
Худо в валенках на юге,
а нам плевать на это
Нашим появлением явно
кто-то не доволен.
Значит его кофе будет
слабо пересолен.
Рекомендую:
напиток богов
сделан вручную
из какао-бобов
Лучше, чем все что вам парили раньше
Good to the last drop
Маяковский, если бы не застрелился -
был бы здоров.
Мысли со дна моей головы -
выше отметки как воды Невы.
Переживание странного свойства:
смесь любопытства и беспокойства.
Оперетта, 1995-2016 г.г.
(Если опера сложится без проблеска юмора, то она будет фальшивой. Но если в оперетте не промелькнет где-то оцепеняющая грусть, то эффект будет тот же. Для чего тогда вообще определять формат? Когда только что записанную в домашней студии песню я перевожу в МП3, проставляю теги: указываю свое имя, дату, название и стиль. Его предлагается выбрать из выпадающего списка. Там десятки названий, и чаще всего я выбираю наугад. Может кто-то объяснит к чему вообще все эти классификации?)
Мир оглох, не просто в нем
начинать на три-четыре,
даже в северной Пальмире
не втыкаются в разъем.
Из-под крана звуки льем,
в книгах видим фуги Баха,
ждем, что старая Ямаха
вдруг зальется соловьем.
Неуклюжая возня,
а снаружи – оперетта,
всеми сторонами света
отвернулась от меня.
А в космической глуши -
в опустевшем этом месте
появились фонари,
и под каждым, нелюдимы,
люди выросли из дыма,
начертив кружок рукой
и усевшись посередине,
люди выросли из дыма -
просто каждый сам собой.
Мимо ходят люди,
значит песня будет.
А если вдоволь нашататься,
лбом задеть фонарный столб,
грязью джинс забрызгать где-то,
то случится оперетта.
Лето снежною зимой.
И дай Бог
И Боже мой.
Не молчи, 2011 г.
(В Париже – читай в Петербурге)
Того, что есть в Париже, хватит
на продолжение судьбы.
И всем, кто есть в Париже, платят
Парижем за труды.
Жандарм с лягушками в желудке,
мадам в немыслимом жабо.
А вот и я, вторые сутки
не написавший ничего.
Здесь ленивый лишь,
в долг купив блокнот,
не строчит.
А со мной, со мной,
со мной говори Париж,
не молчи.
Застыла кисть моя несмело
над счетом, будто над холстом,
и я пытаюсь думать средь чашек и тарелок
не о том.
Почти смеясь спросила дама:
месье, как ваше ничего?
А за углом все тот же самый
Ар Нуво.
Здесь ленивый лишь,
в долг купив блокнот,
не строчит.
А со мной, со мной,
со мной говори Париж,
не молчи.
Немного пыли на ресницах,
немного соли в волосах.
И мы друг другу будем сниться -
неспроста.
Того, что есть меж нами, хватит
на снов цветной кордебалет.
И ветер будет навевать их
Парижу, как привет.
Питерский блюз, 2017 г.
Думать о тебе, и значит быть самим собой,
хотя мы за год по сто раз меняем кожу.
Выйдя за порог, и обгоняя свою тень,
понять, что это дежавю догнать не сможешь.
С каменных мостов смотреться вниз, и отражаться
сквозь туман чужих идей и убеждений.
Медленно пройти с тобой по набережным жизни
и исчезнуть в темноте перерождений.
Про ресторанных лабухов, 2004 г.
Как-то раз
звуки лились из-под крана.
Я хотел
лето музыкой наполнить.
Крошка, не
уходи из ресторана.
Размешай
в чашке чая наши волны.
Волны бьют
в парапет, как в борт рояля.
Как-то раз
мы пересеклись с судьбою.
Краше глаз
нет, чем те, что нам сияли.
Их привет
в шуме утонул прибоя.
Правой режешь, левой ткнешь,
и мелодия простая.
Как морская пена тает
на тарелках дроби дрожь.
Дешевый, но блюз, 1992 г.
Какие сонные фигуры из глаз.
Что за шикарные машины внизу?
Вас обвинят в растрате – пейте сейчас,
Слушайте джаз и утрите слезу.
Я знаю, нет причины, чтобы так жить.
Такая скверная погода давно.
Ну что за снег у вас на крыше лежит,
что за туман вам застилает окно.
Они не думают ловить вас врасплох.
Они не думают пускать вас в расход.
К тому же наш тапер не так уж и плох,
и в этой маске вас никто не найдет.
Здесь не ЦК и не сиротский приют.
И не Нью-йоркский Академгородок.
Конечно, здесь куда попало плюют,
но в этой маске вас никто не найдет.
Дешевый, но блюз.
Прохладный, но джаз.
Батюшка Афанасий, 1993 г.
Батюшка Афанасий, угости меня медком.
Батюшка Афанасий, укажи на мя перстом.
Для крестового похода снаряди, благослови -
на Владимирском проспекте ой живут еретики.
Все в барашках, все в калошах
– средь марксистов нет хороших.
Молвил батюшка: «Ей Богу,
ты забудь ко мне дорогу.
Сам ты первый еретик,
даром что не большевик.
Будь доволен, не стони.
Кайся, кайся mon ami.
Северный пасодобль, 1993 г.
В море каждый пейзаж творим
лишь одним направленьем волн.
Или цветом простора вод,
или небом над ним.
Потому отправляюсь в путь,
оснащаю свой утлый челн,
чтобы чайкам внимать одним,
да чужим позывным.
В море, если пейзаж суров,
то суров будет и моряк.
Если солнце и ветерок,
моряку хорошо
В море любят кричать: «Земля».
Там всегда поступают так.
Даже если мелькнет вдали
небольшой островок.
Уплываю, затем,
чтоб болезнью болеть морской.
Чтоб на солнечный диск смотреть,
прикрываясь рукой
В незнакомом порту,
посреди незнакомых слов,
пасодобль танцевать вдали
от родных берегов.
© Дмитрий Манылов