Между тем, лектор продолжал доклад.
– Творчество Казимира Малевича, – заложив руки за спину доложил он, – это тема для серьезного разговора. Одаренный человек, просто так не станет рисовать геометрические фигуры. Родился этот художник не далеко от Киева в 1878 году. Тяжелое детство, работа в поле и на пасеке деда, вот те этапы, которые прошел юный Казик. Так бы и рос Казимир в кругу трутней, но семья решила отправить мальчика на учебу. Точные науки ему не подходили, по священной линии наоборот не подходил он, ибо был атеистом, а вот в Киевскую художественную школу его зачислили без экзаменов. На десять мест, было всего три желающих, и не поступить туда было совершенно не возможно.
Анатолий немного послушал товарища, затем глаза его стали прикрываться паволокой, брови начали давить на ресницы, в ушах все слова перевоплотились в монотонный гул. Пространство и время потеряли физический смысл, на смену яви пришел сон.
– Кто не работает, тот не ест! – заявила мамуля и вмазала сыну по голове ложкой, – иди за солью, а то картофель синеет.
Взяв два ведра, Анатолий пошел на улицу. Обычно сахар и соль, юноша копал за домом. Но сегодня его ждал сюрприз. Огромный забор из свежих досок простирался справа на лево. За ним до самого горизонта, простирались солончаки и сахарные барханы. Если бы Анатоль, не спал, он бы конечно перелез через забор, но во сне мы не управляем своими действиями, а принимаем их как данность. Поэтому без особого возмущения, Анатоль двинулся вдоль ограды искать ее конец. Погода стояла хорошая, запах тайги на удивление отсутствовал, пахло галушками и стрекозами. Ведра одиноко стучали по ногам, но настроение не падало. Внезапно впереди, словно мираж, объявился мальчуган. В кепке и рейтузах, босоногий и двупалый, он мазал по забору кисточкой. Какие-то звуки, очевидно песня, радовали его лично. Обмакнув кисточку, похожую на коровий хвостик, в кувшине, он не поворачивая туловища, сказал Анатолию.
– Не проси, все равно я тебе рисовать не дам.
– Тоже мне, Том Сойер, – Анатоль плюнул на забор.
– Я Малевич, – мальчик нарисовал себе желтые усы, – Квазимир.
– Точно Малевич, – Анатоль отошел на пару шагов, – кто ж так рисует! Бездарь!
– А деду нравится, – мальчик обмакнул кисть и подвел себе бороду.
– Дед твой тоже бездарь, – Анатоль поставил ведра на землю, – забор должен быть монотонным! А это что? Это что такое?
– Это дерево, – Малевич постучал по забору.
– Вижу, что не плексиглас, – Анатоль постучал Казимира по голове, – что у тебя за сперматозоиды по забору пляшут?
– Вы не слышали о моей книге? – Малевич нанес на забор еще два развода, – «необъективный мир».
– Ты еще и книги пишешь? – Анатоль приспустил штаны, и не глядя пописал на свои ботинки, – буквами?
– Механика наступает на природу, – Квазимир посмотрел на Анатоля, сделал несколько мазков, – человек лишь винтик космоса. Цветовая гамма лишь отражение гиперболизированного сознания. Все имеет свою форму…
Анатоль покачал головой.
– Ты не пил с утра? – уточнил он у парня.
– Молока, – улыбнулся Квазимир, поворачивая подбородок Анатоля в бок.
– Выпей текилу, могу рецептом поделиться, – Анатолий поморщился, – берешь одеколона, смешиваешь с кактусами, даешь настояться несколько дней, и все.
– Голова художника должна быть чистая, – Квазимир высунул язык от усердия.
– Художника, но не маляра, – Анатоль пытался разглядеть, что там мажет новый знакомый.
– Купите картину, – вдруг предложил Малевич, показывая на заборное графити.
– А что это такое? – Анатолий уставился на каракули.
– Это Вы, Ваша сущность, – Казимир ткнул в верхнюю часть рисунка, – это ваша голова….
– А где уши? – удивился Анатолий.
– У Вас их нет, – Казимир открыто посмотрел на Анатолия.
– Это идиотизм! – возмутился Анатолий, тыча в овалы снизу.
– Это кубизм, – поправил его Казимир.
– Какая разница, – Анатолий плюнул на забор, – немедленно заштрихуй квадрат!
– Это не квадрат, это вход в космос!
– На заборе?
– Не имеет значения, – рядом появился еще один ромб.
– Лечиться надо, – крикнул в лицо Казимиру Анатоль.
– Чего?
– Я говорю, лечиться надо!
– Я прошу Вас не безобразничать! – разобрал обращенную к нему фразу Анатоль, когда очнулся.
Рядом стоял методист Бабий и тряс его за плечо.
– Вениамин Львович, – надев улыбку, она проворковала выступающему, – ради бога…бога ради…
– Ничего, ничего, – выступающий подул в линзы, – именно такое отношение пришлось испытать на себе Казимиру Малевичу. Супрематизм не вписывался в большевистскую модель мира…
– Послушайте, – Анатоль дернул Бабий за низ юбки, – можно я возьму книгу и уйду?
– Можно… но без книги, – Бабий рванула телом и юбка соскочила с ее талии, повиснув на коленях.
Лектор замер с открытым ртом.
– Вандал, – натягивая юбку, выбегая из аудитории, бурчала Бабий.
– Я не хотел! – прижав руки к груди, объяснил Анатоль лектору.
– Бывает, – впервые улыбнулся докладчик, – нус, продолжу. Тема моей докторской как раз и посвящалась творчеству Малевича. Скажу больше, вот этот черный квадрат, который набил всем оскомину, на самом деле гораздо глубже…
– Это вход в космос! – как старому знакомому крикнул Анатоль.
– Вы внимательно слушали, и это радует, – автор подошел к нему, встал возле стола, – Вы знаете, сколько бесследно пропало картин мастера?
– Вы меня спрашиваете? – уточнил Анатолий.
– Нет, я обращаюсь ко всем, – лектор обвел зал руками, – десятки полотен, после смерти художника исчезли. Канули, растворились… одним словом их нет.