Все зло, что беспрестанно
Я, ведая, творил,
Прости, когда в конце предстану
Я пред судом Твоим.
И так горестно и сокрушенно она вздыхала между этими словами, что создавалась полная гармония со словами и состоянием певца. Я тоже немало потрудился над тем, чтобы это состояние передать своим голосом. И, конечно, молился перед тем, как начать петь. По-моему, у меня получилось. Песню я назвал коротким словом «Прости».
Я сочинил около сотни песен. Достойных – не больше десятка. «Прости» – одна из них. Не из-за стильной фолковой аранжировки и удачных рифм. Просто это, наверное, моя самая честная песня, песня-порыв. Пожалуй, даже больше, чем песня. Это покаянная молитва. Может быть, самая глубокая и искренняя за всю мою жизнь. Поэтому она мне так дорога.
2 июля
Несмотря на стабильную мажорность моих песен, в них часто прорывалось уныние, порой близкое к отчаянию. Я понимал, что рано или поздно выберусь из этого состояния и устрою свою личную жизнь. Но когда именно это все случится, представлял себе с трудом. Не то чтобы я в это совсем не верил. Просто мне казалось, что впереди такой долгий путь, конца которому не было видно.
Снег ложится темным утром
На мою дорогу,
Беспокойно в сердце смутном,
Не унять тревогу,
До конца пути осталось
Тридцать три печали,
И опять стою я на причале.
А я ведь чувствовал поддержку. Со стороны родных, друзей, моего духовника. И поддержку свыше тоже чувствовал. Но вера моя была крайне нетверда, и я постоянно скатывался в сомнения. Сомнения в том, что смогу еще найти любовь, смогу сам полюбить, что жизнь как-то наладится. У этих сомнений были основания.
Чем больше я размышлял о причинах краха моего брака, тем больше видел своих ошибок в нем. Только теперь я видел другую, не менее темную сторону медали. Если раньше я сокрушался о бесчувствии и невнимании по отношению к супруге, то теперь я видел те моменты, в которых должен был проявить больше разумной твердости. Потому что любовь – это не только про постоянные компромиссы и уступки. Это еще и про то, чтобы оградить любимого человека от впадения в грех. Здесь тоже проявляется очень важная христианская забота мужа о жене. Помимо очевидных нежности и ласки.
«Ты дал ей слишком много воли, – сказал однажды батюшка. – Иногда надо и кулаком по столу стукнуть по-мужски». И я теперь видел, сколько моментов я упустил, когда надо было стукнуть кулаком по столу. А надо было. Нежно, но твердо не уступить. Из того же чувства любви надо было. А я боялся. И в итоге оказался очень дурным мужем. Не только в общечеловеческом, но и в христианском смысле. Осознание этих ошибок настолько усиливало тяжесть моей ответственности за развалившуюся семью, что я порой готов был съесть себя заживо. И в эти моменты возникал страх, переходящий, почти в уверенность, что прощения мне нет, не может и не должно быть.
Триста дней, торная дорога,
Триста дней, реки и мосты,
Триста дней – далеко до Бога,
Как до моей, моей пустой мечты.
Мечтой о прощении проникнуты многие мои песни. Ощущение прощения придет. Не так скоро, как хотелось бы, но придет. Когда я, как герой Петра Мамонова из фильма «Остров», уже почти свыкнусь с мыслью, что этого прощения, возможно, не будет никогда. Наверное, оно только тогда и приходит, когда перестаешь ждать.
Глава 3. Когда и друг, и истина – дорога
7 июня
Сердце как чувствовало, что этим летом надо совершить те заграничные поездки, которые раньше по разным причинам откладывались. И я решил поехать в Равенну посмотреть ранневизантийские мозаики. Я когда-то учился на византиниста, и моя несостоявшаяся специальность иногда напоминала о себе такими желаниями.
Эта поездка была частью моих размышлений о смыслах исторических путей Византии и Руси. Я был убежден, что русская цивилизация впитала много элементов культуры Византии, как бы приняв от нее эстафету православного царства. И скорее всего это было частью исторического плана Божьего. Я даже видел, как именно Господь готовил Русь в течение нескольких веков для принятия этой эстафеты. И даже монгольское нашествие было частью этого Плана.
Византия не могла до конца исполнить свое историческое предназначение и пала в 1453 году. И мне хотелось понять, что собой представляла эта цивилизация и какова была ее незавершенная миссия. Такие вот непростые соображения повлекли меня в самый разгар бракоразводного процесса в солнечную Италию. И ехать туда приходилось, увы, одному.
Равенна не обманула моих ожиданий и встретила приветливым летним теплом. Я провел здесь несколько удивительных дней, гуляя по узким улочкам старого города и просиживая вечера в уютных маленьких двориках за бокалом красного вина. Все мозаики были мной самым тщательным образом осмотрены и отсняты.
Мозаики я не буду описывать. С искусствоведами здесь сложно тягаться. Скажу только, что был потрясен удивительной яркостью цветов. И не только традиционного золотого, который символизирует святость и вечность Царства Божьего. Такими же яркими были зеленый, голубой и красный, который даже ближе к оранжевому. И совсем почти не наблюдалось черного – символа ада. Казалось, художники вообще не думали об аде, а видели только вечнозеленый цветущий рай. И Христос в этом раю – не строгий судия, а добрый пастырь.
Обилие ярко-зеленого и голубого на золотом фоне создавало впечатление чудесной красоты и радости. Таким был взгляд на мир в эпоху раннего христианства. И тут я сделал для себя очень важное открытие. Христианство по своей сути – очень яркое, жизнеутверждающее и оптимистичное мировоззрение. С этого момента православие стало прочно ассоциироваться у меня с красочными мозаиками Равенны. И в русской иконописи я тоже начал видеть эти яркие краски. Именно такие цвета я увидел во вновь отреставрированных фресках храмов Суздаля. В них та же радость жизни. Духовной жизни. И такая же радость есть в Рублевской Троице, которую я всегда ношу с собой.
Как мозаики, так и сама Равенна стали для меня очень целостным, ярким и радостным впечатлением этого сложного лета. Я уезжал отсюда с удовлетворением человека, познавшего пусть маленькую, но истину. И она приятно грела мне душу. Огорчало одно – своими открытиями мне совершенно не с кем было поделиться.
2 июля
Эту поездку я совершенно не планировал и потому вдвойне благодарен судьбе. Один знакомый порекомендовал меня польским коллегам, искавшим партнера в России. Мы связались по скайпу, и я, недолго думая, решил посетить их офис в Варшаве. Ведь это еще и отличная возможность познакомиться со страной, в которой никогда еще не доводилось побывать.
У меня есть обыкновение перед посещением новой страны погружаться в ее культуру: овладевать основами языка, истории, цивилизационными кодами. Так у меня появилось новое занятие на время, которое я решил отвести для приготовления к этой поездке. Изучение самоучителя польского языка, знакомство с польскими фильмами и музыкой, чтение книг по польской истории. Таков мой обычный курс «боевой подготовки» к выезду за рубеж.
Иногда эти вещи совмещались. В качестве фильмов были выбраны экранизации трилогии Генрика Сенкевича о пане Володыевском, русские версии которых я знал почти наизусть. На огромных просторах интернета был найден документальный сериал «Тайны истоков Польши» – такие сериалы существуют практически в каждой стране, и я всегда их смотрю на языке оригинала. С музыкой тоже не было проблем. Я решил окунуться в детство и закачал себе в плеер хиты польских «битлов» – ансамбля «Червоны гитары». Я глубоко признателен богатой польской культуре за то, что она помогла мне скрасить месяц одиночества после разъезда.
Польский язык очень красив. Я вообще люблю славянские языки. Точно так же в свое время я овладевал основами сербского, болгарского и словацкого языков перед посещением этих стран. В Словакии я был за год до Польши, и впечатления были еще свежи. У этих языков много общего, как-никак западнославянская группа. Оба очень певучи и даже обилие шипящих в польском по-своему изящно. Говорить и петь по-польски было приятно, песни «Червоных гитар» заучивались легко.
Особенно мне нравилась их песня Nie spoczniemy («Не успокоимся»). Она удивительным образом перекликалась с тем, что писал я сам. В припеве красавец-солист Северин Краевский пел, что не успокоится, пока не дойдет до седьмого леса, то есть до края земли. Фактически, речь здесь шла о рае, в который можно попасть, только пройдя долгий путь земных разочарований. Ох, как это было мне близко!
Сложнее оказалось с польской историей. Польша и Россия, прямо скажем, редко когда бывали дружны, гораздо чаще враждебны. Что вызывало у меня очень большое сожаление. Мне не удалось понять Божий замысел о Польше, но удалось почувствовать, что он точно был не в войнах с исторической Россией за земли бывшей Галицкой, Литовской Руси и Смоленщины. И не в попытках окатоличивания православного населения этих регионов.
В событиях польской истории я видел очень странную закономерность: как только начиналась очередная экспансия на Восток, в стране случались какие-то неурядицы. То шведы нападут, то турки, то вассальный от Турции трансильванский князь, то казаки восстанут. В конце концов, это постоянное стремление воевать с Россией закончилось ликвидацией польской государственности в XVIII веке. И опять повторилось в ХХ веке, едва Польша обрела независимость. Не извлекаются из истории никакие уроки. А жаль. Мне кажется, у наших народов много общего. Во всяком случае, с польскими коллегами мы общались очень продуктивно и дружественно. И хотя мой польский откровенно не дотягивал до обсуждения вопросов бизнеса (здесь нам пришлось воспользоваться английским), мои скромные познания в области польского языка и культуры были ими по достоинству оценены.
Два дня я провел в Варшаве, а потом коллеги отвезли меня в Краков, где я провел еще два дня. Удивительно красивый город с богатой историей. Древняя столица Польши с королевским замком, университетом и даже выделенным еврейским городком. Район Казимеж и музей «Старая синагога» произвели на меня самое сильное впечатление. До посещения этого музея я практически ничего не знал о том, как в Европе была устроена жизнь еврейского народа.
Дополнительным бонусом пребывания в Кракове стала практика общения на польском языке. К моей чести, за два дня я не произнес ни слова по-английски и уж тем более по-русски. Конечно, говорил я крайне коряво, с ошибками, но с большим желанием. Туристическая индустрия Кракова в лице официантов, метрдотелей, таксистов и музейных работников проявила к моим лингвистическим потугам весьма приветливое снисхождение. Так что я вполне ответственно считаю, что практический экзамен на знание польского языка и культуры я сдал успешно.
10 июля
Тосковать одному в новой квартире мне пришлось недолго. Сын попросился пожить на время, пока он ищет съемную квартиру. Я с радостью согласился, поскольку успел уже соскучиться по детям.
У меня довольно быстро сформировалась большая группа поддержки. Неожиданно обнаружилось, что окружающие меня люди очень хотят помочь мне. И словом, и делом. Воистину друг познается в беде. Было удивительно приятно узнать, сколько у меня на самом деле друзей.
Постоянно звонили родители и сестра, которая жила далеко, почти на самом юге страны. Батюшка присылал жизнеутверждающие цитаты из Священного Писания. Приходили сообщения от знакомых монахов с Афона, которых я навешал почти каждый год. Они писали, что молятся за меня. Коучи и психологи постоянно мониторили мое состояние, не давая унывать. Тренер по фитнесу предложил и разработал целую программу реабилитации через занятия спортом и участие в соревнования, о чем я напишу отдельно.
Коллеги и партнеры, кто знал о ситуации (которую я, к слову сказать, не особенно скрывал), ободряли и постоянно приглашали куда-то: кто на выставку, кто в поход, кто в караоке, кто просто на обед или ужин. Кто-то сразу же начал меня знакомить с одинокими женщинами. Я безмерно благодарен всем, кто тогда принял во мне живое участие. И продолжает принимать сейчас. Это огромная радость – чувствовать, что ты не один.
С особой силой я испытал эту радость, когда подошел день моего рождения. Он приходится на самую середину лета, и встречал я его чаще всего в кругу семьи где-нибудь заграницей. То на солнечном греческом острове, то на берегах знойной Каталонии, то в Провансе. Нынешним летом ничего такого не планировалось. Семьи больше не было.
Есть пословица «свято место пусто не бывает». И этим летом я ощутил поддержку и теплоту той семьи, от которой в столичной суете когда-то оторвался. Семья эта была в Тверской земле, на моей исторической родине.
14 июля