Осенний Лис

– Пожалуй…

Геральт расшнуровал на груди кафтан, вынул кошель. Из-за пазухи выскользнул и закачался на цепочке круглый серебристый медальон с выбитым на нем рельефом – волчьей головой. Геральт небрежно сунул его обратно, отсчитал деньги Олегу в подставленную ладонь. Взял лошадь под уздцы.

– Куда отвести?

Олег не ответил, думая о чем-то своем, и Жуга указал рукой:

– Там, с правой стороны ворота увидишь.

Тот кивнул и направился в обход рухнувшей ограды. И лишь когда он скрылся за углом, Олег вспомнил-таки, где он видел такой же, как у Геральта, медальон. Вспомнил и тихо выругался.

– Что? – обернулся, не расслышав, Жуга.

– Ведьмак, – глухо повторил Олег и сжал в кулаке пять медных кружочков.

Этой ночью Жуга снова не смог уснуть, лишь молча лежал, закрыв глаза. Ничего хорошего она не сулила – ночь без сна. Она приходила всякий раз, когда что-то не ладилось, когда душу снедало предчувствие близкой беды. Свечу давно уже загасили. Слышно было, как плещется на плотине колесо. Справа доносилось спокойное, ровное дыхание Олега. Геральт предпочел лечь поближе к двери, подложив под голову свой мешок. Жуга повернулся с боку на бок и задумался.

Что за неясную тревогу принес с собой этот черный незнакомец?

Ведьмак… Кажется, так назвал Геральта Олег.

Жуга припомнил пару историй, подслушанных в Маргене – что-то там про бродячих колдунов. Наемники. За плату они подряжались изводить всякую нечисть, которая, кстати, колдовством и была рождена на свет. Народ их не любил. Хотя, если поразмыслить, народ не любит все, что не может понять – уж в этом-то Жуга имел возможность убедиться самолично. Но Олег, который сам когда-то учился магии, он-то что плохого в этом увидел?

«Понимаешь, – уклончиво ответил тот, когда Жуга спросил его об этом, – ведьмаки, они, конечно, парни не робкого десятка, но они убивают. А нечисть они бьют, или нет – им без разницы. Вот…» Больше он не сказал ничего. Деньги, однако же, взял.

Скрип половиц, донельзя громкий в звенящей ночной тишине, прервал его раздумья. Жуга сел и огляделся.

Длинную, с низким, просевшим потолком комнату затопила смоляная чернота осенней ночи. На темном, отсыревшем полу серебрился неровный квадрат лунного света от окна.

– Геральт? – неуверенно окликнул Жуга, помолчал, настороженно прислушиваясь, и снова позвал: – Геральт!

– Ш-шш… – донеслось из темноты. – Тише… говори тише…

Жуга обернулся на голос и еле разглядел неясный силуэт.

– Ты что там делаешь?

Похожий на тень и такой же неслышный, ведьмак медленно – шаг за шагом – подбирался к окну. Замер. Повернулся. Блеснули в темноте восемь пядей легкой и остро отточенной стали – меч. В горле у Жуги мгновенно пересохло; он приподнялся было, намереваясь встать, но Геральт поспешно замахал на него рукой, и пальцем указал на ухо: мол, слушай.

Жуга кивнул и остался недвижим.

Зашуршали листья – кто-то ходил кругами возле старой мельницы, приволакивая ногу. Расшатанные доски крыльца скрипнули раз, другой. Толкнули дверь – осторожно, как бы примериваясь; на миг заслонили окно. Неизвестный еще разок обошел мельницу, торкнулся в конюшню – лошадь забеспокоилась, фыркнула, топнула копытом. Жуга лежал, не шевелясь, гадая, кто бы это мог быть. Олег продолжал себе преспокойно спать.

Пошатавшись еще минут десять близ мельницы, полночный колоброд исчез так же внезапно, как и явился. Геральт вздохнул и с легким шелестом спрятал в ножны меч.

– Кто это был? – спросил Жуга.

Геральт не ответил, лишь усмехнулся криво. Присел расправил одеяло.

– Чего зубы скалишь? Кто это был?

– Ты что, видишь в темноте? – вместо ответа спросил ведьмак. Голос его прозвучал хрипло и глухо, безо всякого выражения.

– А хоть бы и вижу, что с того?

– Мне – ничего, – хмуро проговорил тот. – Как тебя зовут?

– Жуга, – с неохотой сказал тот. – Я ведь говорил уже.

Геральт хмыкнул:

– Кличка, ребячье прозвище…

– Другого нет.

– А было?

Ответа не последовало, и разговор угас сам собою. Через минуту оба уже спали.

Утро Олег заспал. К тому времени, когда он, зевая и потягиваясь, вылез на крыльцо, уже давно рассвело. Осенний лес окутала белесая липкая дымка. Было сыро, холодно и до жути тихо, лишь стучал топором Жуга, обтесывая тонкую прямую лесину, да плескало у запруды колесо. Аспидно-черное зеркало мельничного пруда замерло в неподвижности. Давешнего пришельца что-то не было видно.

Скользя и оступаясь на крутом глинистом берегу, Олег спустился к ручью, стянул рубаху и принялся умываться, горстями черпая стылую прозрачную воду. Пригладил волосы, напился, вытер ладони о штаны и протянул было руку за рубашкой, да замер вдруг.

В кустах на том берегу пруда кто-то был.

Плотный туман колыхался зыбкой слоистой пеленой, мешал смотреть, и Олег смог различить лишь длинные черные волосы и белое полотнище рубашки.

– Что за черт… – пробормотал он, смаргивая, и вполголоса позвал: – Жуга!

Топор смолк.

– Чего тебе? – донеслось из-за угла.

– Девка!

– Что?

– Девка стоит! чтоб мне лопнуть…

Послышались шаги, Жуга подошел к берегу. В руках у него был свежесрубленный посох. Дерево было плотное и белое, без трещин и почти без сучков. Остановился, повертел рыжей головой.

– Где?

Олег вытянул руку, указывая на кусты, но не было там никого, лишь глаз уловил, как мелькнула меж деревьев угловатая девчоночья фигурка – мелькнула и пропала, без шороха, без звука.

– Где? – повторил Жуга, прищурился и посмотрел на Олега. – Поблазнило?

Тот помотал головою: