Парень, не ответив, бросил на травника сердитый взгляд и хмуро принялся протирать кружки грязноватым полотенцем.
– Может быть, ты что-нибудь еще слышал о собаках? – опять не получив ответа, травник подтолкнул к нему монетку. – Это очень важно для меня. Я мог бы заплатить…
Парень отставил кружку, повесил полотенце на плечо и щелчком отбросил монетку обратно.
– Отстань от него, – чья-то широкая ладонь легла травнику на плечо. Жуга обернулся. За спиной стоял Вальтер – хозяин «Красного петуха».
– Оставь Пауля в покое, – повторил кабатчик, – он ничего тебе не скажет. Он немой. Все слышит, но не говорит.
Травник невольно растерялся и замешкался с ответом.
– Что ж он не сказал… – неловко начал он и сбился. – А, черт… Ну, все равно, мог бы показать хоть как-нибудь.
– Он не любит, когда ему напоминают, – Вальтер покосился на монетку, прилипшую к стойке, и потер ладонью шрам на подбородке. Поднял взгляд на травника. – Чего ты тут вынюхиваешь, Лис?
Жуга неторопливо глотнул из кружки.
– Это из-за тебя меня прозвали соломенным? – спросил он вместо ответа.
– Да. Из-за меня, – отрезал тот. – Еще вопросы будут?
– Будут.
– На кого работаешь, рыжий? – хозяин постоялого двора прищурился.
– Ошибаешься, Вальтер, – Жуга покачал головой, – я не сыскарь.
– Оно и видно, – буркнул тот. – У сыскарей и кругляшки будут покрупней и осведомители получше. И уж они-то прекрасно знают, что разливала в «Красном петухе» не из болтливых… Ну что, так и будешь стоять и хвост мне крутить? Говори, чего надо или пей свое пиво и выметайся. А можешь и то и другое и третье.
– Ты знаешь, что Бликса вчера чуть не сдох?
– Одним дураком больше, одним меньше, какая разница?
– А такая, – Жугу помаленьку начала разбирать нездоровая злость, – что следующим дураком вполне можешь оказаться ты, понял?
– Да что ты? – усмехнулся тот. – Ой, боюсь, ой, напугал! А ты, я гляжу, наглый, даром, что соломенный… – он сделал знак вышибалам оставаться на месте. – Ну, допустим, понял. Дальше что?
– Меня интересует все, что касается этих собак.
– Все?
– Все. Любые сплетни.
– Ну так и спрашивай у своего Рудольфа! – рявкнул Вальтер, наливаясь кровью. Громилы у дверей пришли в движение. Жуга почувствовал, что вновь коса нашла на камень: о загадочных собаках никто из горожан не знал, а если и знал, то не хотел говорить. Как ни крути, все упиралось в Рудольфа, а Рудольф молчал. Молчал, несмотря на гибель жены и дочери и добровольное десятилетнее затворничество. Тоже не знал? Или…
Или – что?
В этот момент дверь корчмы вновь открылась, пропуская троих человек, одетых в одинаковые синие полукафтаны службы городского магистрата. Один держал в руке очиненное перо и свиток желтоватого пергамента с печатью на малиновом шнурке, второй был стражник при оружии, а третий просто шел без ничего, зато щеголял в черных и лоснящихся, отменной выделки, скрипящих кожаных штанах. Кабатчик сплюнул и переменился в лице.
– Тьфу, черт, еще и эти на мою голову! – он отмахнулся от травника, давая понять, что разговор окончен. – Все, Лис, уходи, не до тебя сейчас.
– Пиво допью и уйду.
– Допивай.
Меж тем тот, что был со свитком, успел уже свой свиток развернуть, встал посреди залы и откашлялся, прочищая горло.
– Приказом бургомистра! – начал он, – и по согласованью с гильдией Лиссбургских пивоваров мы, посыльный городского магистрата Редан Кокошка, подмастерье цеха пивоваров Марек Пемберзон и капитан городской стражи Фердинанд Альтенбах обычным порядком уполномочены по кабакам проверку учинить, дабы выяснить…
– Хорош болтать, упал намоченный, – поморщился Вальтер. – В первый раз приходите, что ли?
– … дабы выяснить, – невозмутимо продолжил тот, – хорошее ли пиво в городских трактирах подается, и не разбавляют ли его хозяева с намереньем неправедно нажиться. – Он кончил читать и свернул пергамент в трубочку. – Печать смотреть будешь, Вальтер?
– И так верю, – буркнул тот.
– Ну что ж, порядок ты знаешь, – Редан Кокошка повернулся к стойке. – Пауль, наливай.
Тот нацедил из бочки кружку. Жуга с интересом наблюдал как Марек – тот, что в кожаных штанах, отхлебнул первым, скорчил серьезную мину и кивнул. Передал кружку Фердинанду. Пока оставшиеся двое пробовали пиво, Марек подтащил к стойке скамейку.
– Еще кружку, – потребовал Реган. Пауль подчинился. Посетители корчмы сгрудились вокруг них. Зрелище происходящей «пивной проверки» их изрядно веселило, не говоря уж о том, что напрямую затрагивало их интересы.
На затертую, отполированную бесчисленными задами выпивох скамейку вылили подряд три кружки пива, после чего Марек подобрал полы своего кафтана и с самым серьезным видом на нее уселся. Со всех сторон посыпались шуточки.
– Ну и работенка у парня. Дитель, ты поглянь, чего придумали!
– Это что ж, теперь так пиво пить полагается?
– А че, в сам'раз… И закусь не нужна.
– Да и запаха не будет.
– И много этак зайдет?
– Кому как. Мыслю я, что ведерко засосет на дармовщину.
– Гм! Надо будет как-нибудь попробовать…
Толпа разразилась хохотом. Марек сидел с каменной физиономией, неподвижный, сосредоточенно считая про себя, пока наконец не решил, что прошло уже достаточно времени, и медленно принялся вставать. Прилипшая к штанам скамейка поднялась вместе с ним. Редан Кокошка удовлетворенно кивнул и что-то написал на пергаменте. Фердинанд Альтенбах и Марек тоже нацарапали внизу по крестику. Скамейку с липким треском от Пемберзоновских штанов отодрали, после чего потребовали пива темного и всю процедуру повторили.
– Удостоверяю, – «уполномоченный» протянул пергамент Вальтеру, – что пиво в сем трактире подается свежее, светлое и темное, Хальсеновской варки, качеством удовлетворительное и неразбавленное.
– Стоило мороки, – буркнул тот. – Спросили бы людей.
– Дык спрашивали, – хмыкнул тот, рыгнул и поморщился. – Тьфу, черт… Целый день уже так ходим, скоро из ушей пиво польется.
– Иной бы черту душу заложил за этакую должность.
– Это как посмотреть. Пивко в охотку хорошо, а по работе пить – маета одна. Ну ладно, бывай.