Закон хабара

Надо отметить, что выстрел был хорош. Если бы я не дернулся за долю мгновения до него, одной пулей стрелок сделал бы два трупа. Хотя он и так их сделал… Молодой борг от неожиданности сделал полшага не в ту сторону, и сразу же невидимая сила сбила его с ног, потащила по асфальту, выкручивая ступни, выдирая голени из суставов. Парень заорал от нереальной боли, но никто не бросился его спасать – вытаскивать попавшего в «мясорубку» бесполезно, скорее самого туда затянет. Если не знаешь, как из нее вырваться, шансов выжить нет – да и если знаешь, есть один призрачный шанс из тысячи остаться в живых. И один из миллиона – не стать при этом инвалидом…

Помочь человеку в этом случае можно только одним способом – и пулеметчик помог, короткой очередью разнеся голову боевого товарища в кровавый фарш. Отличная помощь в подобной ситуации, лучше и не придумать.

Но мне были как-то по барабану проблемы людей, только что собиравшихся меня убить. Меня больше интересовало, как выжить под прицелом снайпера, который явно охотился за мной. На открытой местности, кстати, спастись в подобной ситуации задача почти нереальная. Убегать бесполезно, как гласит бородатая шутка, умрешь запыхавшимся. Потому я выбрал единственный способ, приемлемый при подобном раскладе. А именно: зигзагом ринулся к борговскому снайперу, погибшему от случайной пули, предназначенной не ему, и, упав за труп как за укрытие, сдернул с плеча мертвеца его СВД.

Нормально получилось, при таком раскладе – лучше не бывает. Понятное дело, что оборудованная позиция стрелка на крыше наверняка козырнее моей в разы. Но если ничего не делать, то ничего и не будет интересного в жизни, кроме свинцового гостинца между бровей.

Мертвец – защита почти никакая, если стрелок находится на крыше. И я это понимал прекрасно. А еще я понимал, что снайпера интересую только я, на боргов ему плевать. О причинах такой избирательности думать было некогда, потому я совершил резкий перекат «веретеном» вправо – и вовремя, так как пуля выбила веер асфальтовых осколков из того места, где я только что лежал. Хорошо, конечно, что это были крошки асфальта, а не мои мозги, выбитые из черепа, но что может быть хуже, как лежать на брюхе посреди открытой площади, когда на тебя ведет охоту хороший стрелок с оптикой?

Все, что я успел в процессе переката, так это рвануть вниз предохранитель винтовки и нажать на спуск, стреляя не прицельно в сторону крыши, а больше для проверки работоспособности оружия, попавшего ко мне в руки…

Однако ожидаемого выстрела не последовало. Твою ж душу, какой правильный военный оказался покойный хозяин СВД – в Зоне таскал ее на плече с недосланным патроном. Хорошо хоть магазин примкнут, уже обнадеживает. Хотя – вряд ли, так как я вновь ощутил у себя на лбу знакомую щекотку. Ну все, патрон дослать не успею, и перекат не спасет – снайпер на крыше уже понял, что я могу выкинуть, и пули положит три подряд: в центр цели, справа и слева. Какая-нибудь из них да в меня попадет. Катайся, не катайся «веретеном» по асфальту. Во всяком случае, я бы именно так и сделал, если б работал с достойным противником…

Честно говоря, я уже с жизнью простился, но совершенно неожиданно выручил меня борговский пулеметчик. Поняв, откуда ведется огонь, он развернул свой РПК и принялся поливать крышу очередями. Так себе идея в плане уничтожить противника, но если нужно подавить цель огнем, заставить спрятаться или сменить позицию, то вполне – или же дать мне пару секунд времени для того, чтобы дослать патрон и прицелиться.

Пару секунд он мне и правда подарил, но заплатил за них большую цену. Снайпер на крыше не стал прятаться. Вместо этого он прицелился – и выстрелил. Грамотно, так как сто процентов знал слабые места экзоскелета данной модели…

Экзо был не новым, из тех, которые на Большой земле производились несколько лет назад без учета реалий Зоны. Это сейчас место сочленения шлема и корпуса производители на новых моделях прикрывают толстым «воротником» из многослойной композитной брони. А чуть раньше экзо выпускали без этих наворотов, стремясь сэкономить и одновременно облегчить и без того тяжеленную конструкцию, которую без электроприводов хрен с места сдвинешь.

Пуля ударила точно в подвижное сочленение, за которым находилась шея пулеметчика, – тот пошатнулся, выронил РПК и рухнул на колени, пытаясь бронированными перчатками зажать маленькое отверстие, из которого пульсирующим фонтанчиком вырывалась кровь.

Все это я видел лишь краем глаза, фиксируя постольку поскольку, так как основное мое внимание было направлено на крышу дома. Ошибиться было нельзя. Да, я видел вспышку выстрела, убившего пулеметчика, но снайпер мог сместиться в сторону после того, как нажал на спуск. А мне был нужен лишь один верный выстрел, так как противник точно не простит мне ошибки, которая станет в моей жизни последней. В этом я не сомневался, ибо охотился на меня настоящий профи, и сомнений в этом теперь уже точно не было. Так убить одним выстрелом бойца, упакованного в экзоскелет, мог только очень хороший специалист. Сказать точнее – замечательный! Гений своего дела, мать его, которого мне гарантированно нужно было зачистить, пока он не зачистил меня.

В снайперской дуэли, кстати, зачастую решает не меткость, не опыт и не профессиональные навыки, а интуиция. Умение понять каким-то шестым чувством, что сейчас сделает твой противник. Возможно, на какое-то неуловимое мгновение мысленно переместиться туда, на другой конец воображаемой, но такой реальной линии выстрела, влезть в голову врага, стать им и вместе с ним сделать то, что он задумал… одновременно оставаясь самим собой, держащим в перекрестии прицела то место, где сейчас появится цель. Обязательно появится, ведь сейчас ты – это он, думающий как он, двигающийся вместе с ним, видящий в оптику противника, который в это же самое время целится в него. И в тебя…

Странное и страшное ощущение. Я был уверен, что тот снайпер испытал то же самое, но, в отличие от меня, не был готов настолько реально почувствовать себя целью. У него была примерно секунда, чтобы высунуться, выстрелить и исчезнуть вновь, ибо силуэт головы над крышей очень хорошо виден даже на фоне серого неба Зоны. Но он задержался еще на долю мгновения, когда его накрыло неизведанное ранее чувство, когда в прицеле видишь одновременно и врага, и себя…

При этом он был опытным снайпером, готовым к любым неожиданностям…

Мы выстрелили оба. Одновременно. Похоже, где-то на середине полета наши пули пронеслись рядом друг с другом, потоком раскаленного, рассекаемого ими воздуха немного отклонив друг друга от намеченного пути. И лишь потому мы с этим стрелком не убили друг друга.

Но, тем не менее, не промахнулись. Я точно знал, что попал. И куда попал, знал тоже, так как ощутил, как оба моих плеча взорвались огненной болью – и при этом я был ранен только в одно. Поверхностно. Чужая пуля лишь пробила накладку костюма и разлохматила кожу.

А вот снайперу на крыше повезло меньше…

Ощущение боли в правом плече было ярким, но мгновенным. Просто это была не моя боль, которая исчезла сразу же после того, как прервался ментальный контакт с моим несостоявшимся убийцей. При этом я знал, что некоторое время он точно не сможет на меня охотиться: когда пуля бьет в плечевую кость, все крутые цели в жизни становятся незначительными и вперед вылезают две. Главная – остановив кровь, спасти себе жизнь. И второстепенная – сохранить руку, которую при таких ранениях зачастую отрезают…

Моя беда была скромнее: удар по плечу, будто плетью хлестанули, и сразу же горячее разлилось под костюмом. Понятно. Придется шить. Или же попытаться мысленно стянуть рваные края раны – если я морду могу менять, представив кожу и кости лица мягкими, словно пластилин, по ходу, и с остальной тушкой можно творить то же самое…

Хотя, может, париться и не придется. Я медленно вставал с асфальта, оставив на нем винтовку, а ко мне направлялся капитан боргов, держа в руке боевой нож. Хммм… Если в шею всадит со всей силы, а потом рванет нож на себя, никакое усилие мысли не поможет. Я ж не ктулху, чтоб перерезанное горло отрегенерировать. Придется просто сдохнуть, как нормальный человек, получивший смертельное ранение. Вполне вероятный сценарий, кстати, ибо в ухо я Шатуну залепил знатно – вон какое красное, успевшее заметно распухнуть.

Не всадил.

Подошел, внимательно посмотрел мне в глаза, словно какой-то ответ в них искал, потом одним ловким движением распорол окровавленную накладку на моем плече, пробитую пулей, рванул край разреза.

И выдал резюме:

– Царапина. Гаврилюк сейчас зашьет и продезинфицирует. Не обессудь, обезболивающего нет, закончилось. И это…

Он замялся, словно с усилием выдавливая из себя слова:

– Благодарю. Долг Жизни за мной.

Ишь ты, и среди боргов, оказывается, попадаются адекватные люди. Хотя они везде попадаются, только жаль, что редко. В наше время вменяемых людей все меньше и меньше, и если такой встречается – смотришь на него как на редкий артефакт и прикидываешь, какая у него другая, негативная сторона натуры. Потому что Зона учит – артов только с положительным потенциалом просто не бывает в природе, обязательно какое-нибудь паскудство в нем имеется. Зачастую крайне опасное для жизни.

– Долг долгом, а к Захарову все равно меня потащишь? – усмехнулся я.

– Тут уж не обессудь, хабар есть хабар, – пожал плечами Шатун. – Пацаны не поймут, если я тебя отпущу.

– Кто бы сомневался, – улыбнулся я. Благородство в Зоне имеет свою цену, и она зачастую очень невысока.

Подошел Гаврилюк, эдакая машина два на два, осмотрел рану, хмыкнул, достал аптечку, извлек из нее кривую иглу с шелковой нитью и без всякой дезинфекции воткнул в край раны. Я стиснул зубы – не иначе, этот воин на дохлых мутантах тренировался в военно-полевой хирургии.

– Узел затяни, дальше я сам, – сказал я.

– Сам себя без наркоза шить будешь? – удивился громила. – А кондрашка не обнимет?

– Не думаю, – сказал я. – У нас с этой дамой взаимная антипатия.

– Чего?

– Проехали. Иглу дай.

– Ну на. Псих.

Некоторые персонажи могут запросто рубить в бастурму других людей, но сама идея сделать себе укол повергает их в шок. По ходу, Гаврилюк был из этих, так как с расширенными глазами смотрел, как я зашиваю рану простым обвивным швом. Занятие и правда болезненное, особенно когда протыкаешь кожу и нитку тянешь. Но если не делать из этого трагедию, то терпимое. Главное, протыкать резко и тянуть нить плавно, без рывков. Шелковая нить в этом хороша, легко скользит по крови. А вот когда суровой ниткой шьешь за неимением лучшего, тогда, конечно, ощущения более экстремальные.

Закончил я за несколько минут, после чего попросил Гаврилюка затянуть второй узел и обрезать нить, что тот сделал с некоторым почтением.

– Круто, блин, – прогудел борговец, пряча аптечку в нагрудный карман. – Я б не смог. Пулю из себя как прыщ выдавливал, было дело. Но самому себя шить без наркоза – это ваще край. Иди к нам в «Борг», наши пацаны уважают таких больных на голову.

– Это вряд ли, – хмыкнул я. – Меня ваш командир уже в хабар определил, решил продать за хорошие бабки.

– Жалко, – вздохнул Гаврилюк. – Но, сам понимаешь…

– Хабар есть хабар, – продолжил я. – Понимаю, не парься. Во всем мире хорошо если один процент наберется тех, кто родного брата за лям баксов не продаст, не то что левого чувака. Так что все в порядке.

– Ну, один процент – это ты загнул, – глубокомысленно заметил борговец. – Я б не продал. Правда, у меня брата нету.

– Легче всего не соглашаться на сделку, когда нет ни товара, ни покупателя, – хмыкнул я.

Пока мы с Гаврилюком беседовали за жизнь, борги сняли своих с «чертова колеса», положили их рядком рядом с убитыми в бою, предварительно сняв со всех мертвецов дорогостоящие черно-красные костюмы. Вполне в духе боргов. Это вольные вешали врагов в их шмотье, чтоб все видели, кого они повесили. У черно-красных к хабару иной подход. Эти погадят и оглянутся, нельзя ли чего прихватить, а то мало ли, вдруг пригодится.

Шатун произнес короткую речь, что-то о чести, долге и, на мой взгляд, сомнительном счастье помереть за группировку. Постояв минуту над трупами со скорбными физиономиями, борги деловито покидали своих мертвецов в «мясорубку», которая с явной неохотой скрутила тела в черные жгуты – эти аномалии мертвечиной питаются неохотно, особенно когда сытые. М-да, интересно, конечно. Сначала вроде бы борги собирались мертвецов на базу тащить, чтоб похоронить по-человечески, но с появлением перспективы получить миллион долларов планы отряда резко поменялись. Хотя в условиях Зоны такие похороны, на мой взгляд, оптимальные: были случаи, что даже очень глубокие могилы мутанты раскапывали по ночам, чтобы поживиться мертвечиной.

– Переоденься, – кивнул Шатун на гору шмотья, снятого с покойников. – А то на твоем тряпье живого места нет.

Щедрый подгон с учетом того, что борговский облегченный бронекостюм стоит недешево, а двое бойцов уже копали под «чертовым колесом» место под схрон – командир вполне мог бы весь хабар заныкать до лучших времен.