10 лет благоденствия. Том I

– Какие чудесные девицы, – заговорила темная, большая, но ужасно горбатая фигура проходящим мимо нее дамам. Дамы не могли не засмеяться при виде нее, удивляясь правдоподобному голосу, так правдиво копирующему старческий женский голос. Голос показался девушкам очень знакомым, но он был так изящно и умело изменен, что они не могли придумать, кто это вздумал над ними так подшутить.

– Я тоже была такой же миленькой и нежной девушкой когда-то. О-о-о, как быстро проходит молодая жизнь!

Беззаботные девицы еще больше рассмеялись, хотя пытались сдерживаться, но старая маскарадная фигура с маской на лице так убедительно играла свою роль, с явным желанием их рассмешить, что их сдерживание было тщетным. Тем временем мимо них проходил Александр Муравьев в виде запорожского казака.

– Государыня императрица! Это вы? – еле сдерживая смех, спросила одна из дам.

Предполагаемая государыня императрица перенесла тогда внимание на проходившего этого казака и сказала ему:

– О, добрый молодец! Как ты похож на молодого моего мужа! Как сейчас я помню нашу радостную, шумную свадьбу! Вся станица гуляла в тот достопамятный и драгоценный моей памяти день!

– Нет, это не государыня! – ответила той даме ее спутница и вместе с той рассмеялась.

«Нет, это точно не он», – подумал Муравьев и отошел от странной и загадочной фигуры.

Старуха нагнулась к девушкам и, приняв поучительный вид, сказала им:

– Не стоит нарушать правил маскарада, мои дорогие друзья. Вы должны сами догадаться.

Одна из девиц увидала неподалеку от своей компании фигуру маркизы, в которой по соблюдению правил представления свет узнал настоящую государыню императрицу.

– Ну вот. Говорила же я, что это не она.

Муравьев остановился в своих поисках, оглянулся опять на высокую старуху, хотел сначала без церемоний подойти к ней, но старуха так решительно повернулась в его сторону, что он даже смутился.

– Да-да, голубчик? Вы хотели что-то со мной обговорить? Уж не хотели ли вы пригласить меня вальсировать?

Стоявшие всё ещё тут светские дамы снова залились звонким смехом, от которого старуха блаженствовала и не решалась его прерывать. Муравьев же одолел свою робость, отдельными шагами, будто осваивая невидимые преграды, подошел к фигуре, которая выжидала его действий. Муравьев протянув руки к маске, с честью, сказал:

– Извините. Но я должен знать, тот ли вы человек, которого я подозреваю, или не тот.

– Ну что вы, извольте, – проговорила фигура еще более женственным голосом.

Муравьев приподнял маску на лоб и тут же ее опустил.

– Ваше величество! – прошептал он.

– Ну что же, сударь, – тихим, но веселым голосом императора спросила Муравьева фигура. – Тот ли я, кого вы ожидали увидеть? Или я не оправдал ваших надежд?

Светские дамы, стоявшие тут совсем рядом, хоть не увидели лица императора, но услышали его голос, чем были чрезвычайно удивлены, что даже ахнули почти хором. Муравьев же был ужасно сконфужен.

– Оправдали… То есть нет… То есть, я хотел сказать, я ищу другого человека…

– Не то мероприятие вы выбрали для поиска людей, Александр Николаевич. Хотя в некоторых случаях, на маскараде можно увидеть настоящую натуру человека. Когда злодей надевает костюм, он не догадывается, что принимает свою настоящую натуру и обнажает ее перед светом. Ну хватит с тебя моих нравоучений, иди, веселись, гвардеец! На войне и на гуляньях нет равных русским героям!

Муравьев откланялся императору и поспешил отдалиться от него как можно дальше, в противоположную часть огромной залы Аничкового дворца, чтобы император не смог видеть, как Муравьев рьяно не желал следовать его совету.

А в это время вся огромная зала закружилась в вальсе. Десятки обычных молодых дворян, какой бы деятельностью не занимались, добивались ли успеха в государственной службе или же в военной, на балу старались также усердно добиваться сердец дам. Однако Муравьеву было не до танцев. Этот бал-маскарад представлялся ему заведением, созданным специально для того, чтобы принять Орлова в свое тайное общество. Если Орлов откажет, то тогда и бал не имеет смысла продолжать. Муравьеву не пришлось долго отходить от императора, чтобы столкнуться со старым семеновцем времен Петра Великого, в которого переоделся тот самый генерал-майор.

– Ох, простите меня, неряху, Михаил Федорович.

– Ничего, ничего. Это я виноват… А, простите, с кем имел честь столкнуться? Ваше лицо кажется мне знакомым.

– Гвардии Генерального Штаба полковник Александр Николаев сын Муравьев.

– Ах, ну да, конечно! Я о вас слышал на протяжении всего заграничного похода. Хотя и при обороне вы проявили себя в каждом крупном нашем сражении. Вы же получили от австрийского императора орден Леопольда.

– И орден Максимилиана от баварского короля.

– Да… А когда вернулись домой?

– То есть в Россию? – как бы не сразу поняв, спросил Муравьев.

– Да, с войском.

– Сразу по заключении мира с Францией.

– Долго гулять не пришлось, да? – подмигнул Орлов. – А жаль! Франция – хорошая страна. И климат мягче, живется лучше, дышится свободнее.

– Но мы русские солдаты, служим в своей отчизне и служим для нее.

– Ну да, похвально.

Муравьев не нашелся, чем продолжить разговор и наступило неловкое молчание. Александр, несмотря на свою пылкость, был кроток и порой даже застенчив. Впрочем, такова натура очень многих мечтательных людей, отдающихся своим мечтам полностью, что реальности достается лишь ничтожная частица их души.

– Вы же кажется, были капитаном? – решил воскресить беседу Орлов.

– В этом году я был переведен в генеральный штаб гвардии с повышением до полковника.

– О, ну что же, поздравляю! Весьма и весьма хорошее продвижение по службе.

– Не так, как ваше, – неловко улыбнулся от своей же нескромной шутки Муравьев.

– Мой случай, признаться, частный. Чем же занимается ныне гвардия? Я слышал, офицеры ее, принялись всё образовываться. Дело для Руси крайне новое и непривычное.

– Руси свойственна закостенелость. Но дворяне в гвардии, являющиеся, возможно, будущими чиновниками и министрами, должны начинать благодетельствовать своей стране еще в своей молодости. И гвардия представляет превосходную возможность для сих действий. Образовывая солдат, избавляя их от унижений телесных наказаний за малейшие проступки, мы показываем пример всем остальным.

Орлов будто заинтересовался сказанным Муравьева, но постарался не дать того вида.

– Как же начальство смотрит на ваши нововведения?

– Начальству важна лишь выправка, а каким способом это достигается, лишь бы много не было гублено солдат, так это неважно. Вы знаете, – добавил Муравьев, указывая на костюм Орлова, – в Семеновском полку, любимом полку императора, палка совсем выведена из обращения. И этот полк считается за лучший полк гвардии!

– Похвальное занятие вы выбрали. Неужели весь офицерский корпус того полка разделяет ваш образ мысли?

– Не только Семеновского, – сказал Муравьев, приближаясь к Орлову, оглядываясь по сторонам и говоря тише. – Я и некоторые мои товарищи образовали тайное общество, которое поставило перед собой цель вспомоществовать развитию благотворительности в отечестве, пресечении лихоимства, взяточничества и варварских обычаев. И я сегодня специально искал вас, Михаил Федорович, чтобы пригласить вас в наш союз, в полной уверенности, что при всех ваших заслугах перед Россией и миром вообще, при всех ваших благородных началах, вы сделаете нам честь и присоединитесь к нам.

Орлов нахмурился, смотря куда-то вперед, не собираясь глядеть на Муравьева, который впился глазами в генерала и готов был ловить каждое его слово, в ожидании положительного ответа. Но Орлов молчал, что-то крепко обдумывал у себя в голове, пытаясь делать это быстрее, чтобы не вызывать подозрений или каких-то необдуманных и поспешных речей, коими так славится романтическая и ранимая юношеская душа.