– Увидишь!
– Не боюсь я тебя, Василий.
– Побоишься.
– Ты грозить мне задумал?
– А то смотреть буду на тебя!
– Поди вон, ты пьян!
– А ты спроси, с чего пью?
– С горя, что ли?
– Известно не с радости; надо мной все смеются: у тебя, говорят, жена – гусар; вдовцом соломенным называют. Легко ли мне переносить насмешки?
Чернов нашел нужным заплакать.
– Этого еще недоставало. Ах, Василий, баба ты, баба! Ты жалок мне и смешон.
– Смейся, только гляди, чтобы твой смех в слезы не обратился.
– Пожалуйста, не грози! Я говорю, что между нами все кончено.
– Тогда кончится, когда нас разведут.
– Дело о разводе уже начато. Прошу, оставь меня, – недовольным голосом проговорила Надя.
Василий Чернов ушел. Вернувшись домой, он напился еще более и завалился спать.
Теперь он стал совсем пропойцей, гулякой; от службы его уволили. В Сарапуле у Чернова был небольшой домишка; в одной половине он сам жил, а другую сдавал жильцам. Существовал он доходом, который получал с жильцов; доход его был так скуден, что едва хватало на хлеб. Большая часть имущества была продана и заложена.
В доме Чернова был страшный беспорядок; хозяйство было запущено.
Чтобы поправить свои дела, Василий Чернов должен был во что бы то ни стало вернуть жену. Эта мысль не покидала его; он ночей не спал, обдумывая, как примириться с Надей, как ее заставить жить с ним, но после последнего разговора с Надей он потерял всякую надежду.
В Сарапуле у него был один знакомый, которого прозывали Хлопушкой. Это был человек сомнительной нравственности, промышлявший темными делами, хитрый, пронырливый, несколько раз судившийся за худые дела.
Хлопушка, однако, умел, как говорится, сухим выйти из воды. Он в огне не горел, в воде не тонул.
Хлопушку весь город знал за отъявленного негодяя, и все его боялись.
Не раз городничий Дуров выгонял Хлопушку из города. Выгонит его в одну заставу, а он пройдет в другую. Бился-бился с ним городничий, да так и махнул на него рукой.
Василий Чернов решился посоветоваться с Хлопушкой, просить его содействия и помощи в деле водворения жены. Он позвал к себе Хлопушку и заперся с ним в комнате.
О чем у них шла речь – осталось тайной для всех.
XVIII
Кавалерист-девица, живя в доме своего отца, очень скучала; ее тянуло в полк.
Однажды, чтоб убить как-нибудь время, она отправилась пешком за город.
Надя очень любила эти прогулки. День был морозный, но солнечный; снегу выпало много, и санная езда была в полном разгаре.
Андрей Васильевич предложил Наде, чем гулять пешком, проехаться.
Надя отказалась и пошла пешком.
Она вышла за город и направилась по дорожке, протоптанной пешеходами.
Снег хрустел у ней под ногами; молодая женщина задумалась.
Она и не заметила, как отошла от города верст на пять; далее она не пошла и вернулась назад.
Не доходя несколько до Сарапула, Надя повстречалась на дороге с мужем, который ехал в санях, запряженных парой лошадей; с ним в санях сидели какие-то две не знакомые Наде личности.
– А, женушка, здорово! – громко проговорил Чернов.
Он вышел из саней и подошел к Наде.
– Здравствуй! – сухо ответила ему молодая женщина.
– Гуляла?
– Да.
– Домой идешь?
– Домой.
– Садись, подвезу.
– Спасибо, я люблю гулять пешком.
– Садись, говорю, прокачу! Кони лихие!
– Оставь меня! Поезжай с богом.
– Нет, тебя я не оставлю, садись!
– Сказала – не сяду!
– Так насильно посадим! – нахально проговорил Василий Чернов.
– Что такое? – Надя вспыхнула.