Башня

– Машину – на выезд! – четко, по-военному, распорядился он. – Слава! – Истомин обращался к режиссеру. – А что РТР? Работают одной бригадой?

Конкурирующие телеканалы, боясь пропустить громкую, стреляющую новость, постоянно шпионили друг за другом.

– Кирилл, похоже, они отправляют две машины… – режиссер казался растерянным, но Истомин с лету ухватил суть. Если на место едет сам мэр, то новость того стоила. А может быть, стоила еще больше.

Истомин принял решение. Новости – они как пирожки – холодные никто уже не купит.

– Слава, поднимай в воздух вертолет!

– Мы не запрашивали разрешения…

– Сколько на это потребуется?

– Полчаса, не меньше. А если МЧС поднимет свой геликоптер, то нам могут и не разрешить…

– Считай, что я этого не слышал. Через полчаса мне нужна картинка с вертолета. Не позже.

– Постараемся.

– Не постараемся, а сделаем.

– Хорошо, Кирилл… Александрович.

Когда-то они начинали вместе, и наедине режиссеру – Вячеславу Плотникову – и в голову не пришло бы называть Истомина по имени-отчеству, но субординация есть субординация; как-никак, генеральный директор канала.

– Значит, так. Назимову – пусть добудет "говорящую голову". Какую угодно – мне нужен краткий официальный комментарий. Идеальный вариант – если он пробьется к мэру. Работаем обычную программу. Потом – короткий рекламный блок, быстренько утрясаем то, что поступило, если ничего нет – одни мои комментарии. К тому времени вертолет должен начать давать картинку. Все ясно?

– Да.

– И вот еще что, – четыре с половиной минуты, отведенные под рекламный блок, быстро истекали, – вспомни – год или два назад мы давали рекламу этого дома. Было такое? Какие-то облака на сорок девятом этаже, орлиное гнездо и прочая мура… По-моему, рекламу делали немцы…

– Угу… Рекламу делали немцы… А дом строили турки. Лучше бы – наоборот, – угрюмо сказал режиссер.

– Пусть найдут эти ролики. Пригодятся – заполнять паузы. Когда мэр будет на месте?

– На дорогах – пробки, – фразой, растиражированной во множестве фильмов и телесериалов, отозвался режиссер.

– Он из этих пробок вылетает, как… пробка, – сомнительная шутка, но времени придумывать что-нибудь более остроумное не было. – Мэр в списке – первый. Пусть Назимов пробирается к нему. Мы должны уделать РТР, понимаешь?

Ну, это объяснять не требовалось. Девиз "мы должны уделать" – и длинный список; все существующие телеканалы в столбик – можно было вешать на каждой стене студии.

– Ты уверен, что это – не теракт? – последний вопрос; секундная стрелка, дергаясь, начала описывать пятую окружность.

– Кто же в этом может быть уверен?

– Хорошо.

Помощник режиссера начал последний отсчет. Камеры заработали; под потолком зажглось световое табло: "Прямой эфир!".

– Восемь, семь, шесть… – помощник умолк и стал выкидывать пальцы.

Гримерша отработанным движением сорвала салфетку и скрылась из поля зрения первой камеры.

Истомин снова придал лицу значительность. Выгнул дугой аккуратно выщипанную бровь, скупым и очень изящным – отработанным – жестом поправил очки.

– Э-э-э… Напоминаю, вы смотрите еженедельную информационно-аналитическую программу "Итоги". В завершающем блоке нашей передачи…

Шоу продолжалось.

* * *

Дубенский думал, что все произошло именно потому, что он забыл дома мобильный. Глупость, конечно. Ну, а если бы не забыл, и один из охранников успел передать ему сигнал тревоги, и он бросил бы свой гидроцикл на берегу Клязьминского водохранилища, запрыгнул в "Тойоту-Прадо" и примчался в Москву, к Башне, что бы это изменило? Ровным счетом ничего.

И все же этот день – последнее воскресенье июля – с тех пор для него был "днем, когда я сдуру забыл дома мобильный". Впрочем, из всех возможных определений это было самое мягкое – "день, когда он забыл дома мобильный".

В тридцать два года он был ничем не примечательным директором фирмы, торгующей мелким банковским оборудованием – небольшие сейфы, брезентовые мешки для денег, пломбы и прочая ерунда. Дела шли ни шатко ни валко: не в гору, но, слава Богу, и не под уклон. Наверное, он бы так и торговал своими железяками и руководил "дружным коллективом" из пяти человек еще черт знает сколько лет, если бы не Андрей Михайлович Мерзликин, старый знакомый отца.

Мерзликин владел строительным концерном "Север", возводившим дома бизнес-класса в самых респектабельных уголках столицы.

Пять лет назад они готовились к суперпроекту – строительству нового дома под названием "Гнездо орла" на берегу канала, невдалеке от Серябряного Бора. Между собой все сотрудники "Севера" называли новый дом не иначе, как "Башня".

Да это и была Башня – самая настоящая, в пятьдесят девять этажей и высотой почти в триста метров.

Тогда же Мерзликин и разыскал его – через отца – и предложил стать главным управляющим Башни.

– Работа тяжелая, – говорил он, сверля Михаила буравчиками маленьких карих глаз. – Причем тяжелая – это очень мягко сказано.

Михаил вежливо улыбнулся и заверил Мерзликина, что он не боится никакой работы.

– Отлично. Ты сам понимаешь – то, что ты сын Исаака Наумовича, ничего не меняет. Буду требовать с тебя ровно столько, сколько и с других. И даже больше.

– Разумеется, – ответил Дубенский, показывая, что он все понимает. – В чем будут заключаться мои обязанности? Что я должен буду делать?

Мерзликин помедлил, сложил руки перед собой и посмотрел куда-то в сторону и вверх. Затем снова поймал переносицу Михаила на прицел своих буравчиков.

– Все. Абсолютно все, начиная с завтрашнего дня. Если бульдозерист напьется и не выйдет на работу – я спрошу с тебя. Если вовремя не подвезут бетон – я спрошу с тебя. Если риэлторы упустят потенциального покупателя – я спрошу с тебя. И так далее. Ты понял?

Дубенский кивнул, не раздумывая.

– О деньгах не беспокойся, – продолжал Мерзликин. – Работа собачья, но оплата – достойная. Согласен?

Босс не обманул его – ни в том, ни в другом.

Начиная с нулевого цикла и до сегодняшнего дня работа действительно была собачья, но оплата превосходила все ожидания и продолжала неуклонно расти.

Кроме него, было еще два дежурных управляющих, охранники и целый штат технического персонала, и все равно Дубенский никому не доверял: он проводил дни и ночи в своем детище – за центральным пультом на техническом этаже, между сорок девятым и пятидесятым.

За это время он свыкся с Башней, знал все ее ходы и закоулки и даже ловил себя на том, что относился к ней, как к живому существу.