Под знаком Z

– Солнце взойдет раньше, чем мы доберемся до склепа, – проворчала герцогиня Лоэль. – Ты можешь идти быстрее, старик? Хотя бы немного?

Ван Таг шумно вздохнул. Голова, увенчанная высоким цилиндром, сокрушенно качнулась.

– От чего жизнь не течет в обратную сторону? – спросил он, непроизвольно взвизгнув на последнем слове. – От дряхлой немощи к цветущей юности? Тогда молодые уважали бы стариков. Сложно понять страдание, которого не испытал на себе.

– Время, Ван Таг! Ночь не бесконечна, а нам еще многое нужно сделать.

– Время! Сколь многое я могу рассказать о его природе, и как я беспомощен перед его неумолимым бегом! А известно ли вам, молодая госпожа, что время… – слова, слова, слова.

Крышка саркофага из чистого золота отъехала в сторону, потревожив тишину склепа неприятным скрежетом. Почему-то этот режущий звук никак не вязался с благородным металлом, который его издавал. Герцогиня мельком взглянула на почерневшее, раздутое лицо мертвеца, вдохнула смрад разложения и отшатнулась. Здесь было множество масляных светильников. Хорошо, что она позволила Ван Тагу зажечь только один. И все равно для подобного зрелища света было слишком много. Золото отражало лучи единственного огонька. Оно было здесь повсюду – от потолка до пола. Правители герцогства Лонге, на территории которого находилось пять самых крупных золотых приисков северного побережья, могли позволить себе такую фамильную усыпальницу. Снаружи она выглядела, как сильно уменьшенная копия замка Лонгеферт из черного мрамора, а внутри была сплошь отделана золотом.

– Не стоит бояться, – заблеял колдун. – Однажды этот саркофаг станет прибежищем и для ваших костей, молодая госпожа. Ваше тело омоют, оденут в лучший наряд и уложат в объятия мужа. Не так, как сегодня, на краткие минуты. Уложат навсегда.

– Замолчи хоть ненадолго, старик! – полувзмолилась, полуприказала герцогиня.

Собравшись с духом, она вновь заглянула в саркофаг, невольно сдерживая дыхание. Один глаз старого герцога был открыт. Подернутый мутной пленкой зрачок пялился в золотой потолок. Странное дело, после смерти у герцога начала отрастать борода. Длинная седая щетина пучками торчала из расползающихся щек. Какая мерзость!

– Меня всегда забавлял тот факт, что ногти и волосы продолжают расти после смерти, – продребезжал Ван Таг, будто прочитав ее мысли. – Как если бы гибель организма не затрагивала их вовсе. Герцог мертв, но его ногти живы!

Колдун гаденько захихикал.

– Я не смогу, – прошептала Лоэль. – Эта вонь, ледяная кожа…

– Он не должен быть слишком холодным, – возразил старик. – При гниении плоти выделяется некоторое тепло, а что до остального, я дам вам наркотик, который поможет не думать и не чувствовать какое-то время. Потом вы даже и вспомнить толком не сможете, как будто и не было ничего.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – едва слышно пожаловалась Лоэль, на шаг отступая от саркофага. – Ноги совсем ватные сделались.

– Вы сами все это придумали, молодая госпожа. Впрочем, мы еще можем остановиться, – сказал Ван Таг, а его дрожащая левая рука уже протягивала герцогине сухую желтовато-зеленую веточку какого-то растения. Наркотик. Кто-кто, а Эц Ван Таг знал толк в наркотиках и ядах. Доказательство тому лежало сейчас в золотом саркофаге и жутко смердело. Первый алхимик короля, приехавший в Лонгеферт специально для освидетельствования тела внезапно скончавшегося герцога, не нашел никаких следов отравления. Лоэль вдруг задумалась: насколько же в действительности стар этот замшелый злодей в высоком черном цилиндре? Сколько неверных жен и садистов-мужей умерло от приготовленных им порошков и настоек, сколько иных преступлений совершилось с его участием? Ван Таг как-то обмолвился, что видел Рыцарей Грани во всем их величии. Здесь он, конечно же, врал. Или бредил. В летописях говорилось, что рыцарей, берегущих границу между Рукой и Арахной, сокрушили тысячу двести лет тому назад. Столько не мог прожить даже такой колдун, как Эц Ван Таг. Но лет сто тридцать – сто сорок ему было точно.

– Ты ведь не думаешь отравить и меня, старик? – спросила Лоэль, надеясь женским чутьем отличить ложь от правды в его ответе.

– О, нет! Мне гораздо интереснее понаблюдать за придуманным вами экспериментом, молодая госпожа. Гораздо интереснее! Вы не передумали? Нет? – тусклые глаза Ван Тага на мгновение вспыхнули хищным огнем.

Лоэль взяла сухую веточку из трясущейся руки и с сомнением поднесла ко рту.

– Вы не передумали, – с облегчением констатировал колдун.

– Мое слово спасло тебя, когда попы раздували костер под столбом, к которому ты был привязан. Помни об этом и делай, что должен, – стараясь придать голосу твердость, сказала герцогиня Лоэль.

– Вряд ли в тот день вами двигало милосердие, молодая госпожа. Думаю, вы уже тогда замышляли все это. Неосознанно, разумеется.

– Хватит слов, старик. Начинай свое колдовство.

Над горизонтом уже серел рассвет, когда герцогиня Лоэль, пошатываясь, выбралась из склепа. Одной рукой она неуверенно придерживалась за стены, а другой механически оправляла платье, испачканное и порванное в нескольких местах. Не глядя на поджидающего снаружи Ван Тага, она побрела куда-то в сторону. Сошла с каменных плит Скорбной аллеи на мягкую, холодную от росы траву и рухнула на четвереньки.

– Мне никогда не отмыться… – тихо простонала она, и ее тут же вырвало. – М-м-мерзость!

Эц Ван Таг с довольным видом покосился на склеп, откуда доносилось тихое неритмичное шарканье и глухое мычание. Потом засеменил к герцогине.

– Угомони его! – потребовала Лоэль, отползая от дурно пахнущей лужи. – Угомони его, старик! После смерти он стал еще злее и похотливее, чем при жизни.

– Разумеется, молодая госпожа! – с нотками ликования в вибрирующем голосе отозвался колдун. – Смерть причудливо влияет на человека. Она выделяет и обостряет самые яркие черты характера, напрочь стирая все остальное…

– Угомони его! – выкрикнула герцогиня.

– Хорошо. Сейчас я повторно упокою вашего мужа. И ни к чему так волноваться. По-моему, все прошло просто великолепно, – колдун медленно развернулся, стуча тростью и часто перебирая ногами. Ему удалось проделать половину пути до входа в склеп, когда герцогиня Лоэль тихо и властно сказала:

– Стой!

Она поднялась на ноги, но ее по-прежнему пошатывало. Небесный купол быстро пропитывался утренним светом. На левой щеке герцогини блестела слеза.

– Скажи, старик, скажи мне еще раз, что все получится. Я хочу это услышать.

Ван Таг вновь начал долгий разворот на одном месте.

– Говори, старик! Я ненавижу звук твоего голоса, но сейчас ты должен говорить.

– Я честен с вами, молодая госпожа. С самого начала я без утайки описал вам истинное положение вещей и теперь могу лишь повторить сказанное прежде. Я хороший некромант, молодая госпожа. Пожалуй, лучший из тех, кого еще не отправили на костер. Однако же, мне так ни разу и не удалось провести полноценный эксперимент в области скрещивания живых и мертвых. До стадии рождения дело доходило только в опытах со зверушками. Как правило, результат оказывался удовлетворительным. Но были и другие случаи, когда из оплодотворенной самочки вылезало такое, что вам лучше и не знать. Не думайте сейчас о плохом, молодая госпожа. Этой ночью я учел весь свой немалый опыт, предусмотрел все, что только возможно, и теперь почти уверен в благополучном исходе. Отправляйтесь спать и ничего не бойтесь. Самое страшное позади.

– Проклятый колдун! – выдохнула герцогиня.

– На самом деле вы злитесь не на меня. Я не более чем инструмент в ваших руках. С чего бы плотнику злиться на свой топор за то, что приходиться каждый день отесывать бревна? Но, признаться, мне по душе ваш творческий и отчаянный образ мыслей. Я с радостью исполняю любые ваши поручения.

Ван Таг скрылся в склепе, а герцогиня еще долго не двигалась с места. Стояла, подставляя лицо свежему утреннему ветерку. Лишь тот, кто выбрался из смрада, способен по достоинству оценить всю прелесть чистого воздуха. Только бы все получилось, думала она. Только бы старик не оплошал и ничего не напутал! Она так много вытерпела, стараясь женить полусумасшедшего, злобного и жестокого герцога на себе. Столько слез пролила, уже будучи его женой. Пережила два выкидыша, явившихся следствием побоев. Решилась на убийство, в конце концов. И тут эти проклятущие буквоеды выискали в своих книгах закон, по которому бездетная жена не может наследовать имущество мужа! Ей остается формальный титул, скромная пенсия и право проживать в замке Лонгеферт, а непосредственное управление землями, банковскими накоплениями и всем имуществом переходит к королю. Так они ей сказали. Скоты! Ублюдки! Мошенники! Они ее попросту ограбили, использовав вместо ножа и кистеня три строчки из пыльного фолианта. Но ничего! Она еще полюбуется, как вытянутся их постные рожи, когда она объявит, что носит под сердцем наследника герцога. И любой алхимик подтвердит, что ребенок именно от герцога, а не от свинопаса из соседней деревни. Ха! Она даже будет настаивать на этой проверке, чтобы они все задавились от злости. Только бы старик не сплошал!

Колдун так и не вышел из склепа. В тот же день, ближе к обеду смотритель нашел его бездыханное тело возле открытого саркофага. Останки герцога, по счастью, оказались на положенном месте и в полной сохранности. Никаких частей похищено не было. Священники добросовестно очистили фамильную усыпальницу герцогов Лонге от скверны и мерзости чародеяний, несомненно, совершенных здесь некромантом-рецидивистом, а труп виновника переполоха сожгли на пустыре. Прах запаяли в свинцовый куб и выбросили в море.

Герцогиня стояла у распахнутого окна и смотрела на тянущиеся до горизонта плодородные поля, залитые солнечным светом. Хозяйка! Владелица богатейшего герцогства, сеньора над пятью графами и целой сворой баронов, желанная гостья при дворе короля. Совсем недурно для дочки спившегося нищего дворянчика из захолустья. Решительно недурно! Лоэль упивалась своей властью и богатством. Теперь каждый день был для нее праздником.

Звук за спиной привлек ее внимание. Она обернулась. Увидела крепкого трехлетнего малыша. Ребенок стоял в кроватке, цепко держась за деревянные прутья решетки. Небесно-голубые глазенки внимательно и холодно смотрели на ее лицо. Лоэль была искренне благодарна этому созданию за свое теперешнее положение, но не могла подолгу оставаться с ним наедине, как прежде не могла кормить грудью. Она и сыном то называла его через силу, только в присутствии посторонних. Все-то ей вспоминалась темная Скорбная аллея и золото фамильной усыпальницы. Снадобье Ван Тага добротно сделало свое дело, стерев воспоминания о самых ужасных моментах. Зато все остальное живо хранилось в памяти, порою возвращаясь в ночных кошмарах.

В последнее время стало еще хуже. Ребенок научился смотреть на нее каким-то особенным, отнюдь не младенческим образом. Внимательно, холодно и, что еще ужаснее, осмысленно. Теперь Лоэль если и заходила в его комнату, то сразу направлялась к окну и простаивала там какое-то время, стараясь не оборачиваться и даже не думать о малыше. Лишь бы челядь думала, что вдова уделяет внимание наследнику герцога. Со временем мальчик превратится в серьезную проблему, но она что-нибудь придумает. Обязательно придумает…

– Я знал, что у нас все получится, – сказал малыш и весело улыбнулся. Махнул ручонкой.

– Что? – герцогиня решила, что ей это мерещится. Ребенок, едва-едва научившийся говорить своим нянькам «Ма-ма!», не мог произнести этой фразы.

– Присядьте и дышите поглубже, молодая госпожа. У вас нездоровая бледность на лице. Я бы не хотел увидеть, как вы лишаетесь чувств. Как ни крути, а в физическом смысле вы теперь моя мать.

– Старик? – еле слышно выговорила герцогиня, чувствуя, что начинает задыхаться, и голова идет кругом.

– Уже нет! – ликующе объявил малыш и совершенно по-младенчески засмеялся.

– Как… Я хочу знать, как такое возможно?

– Я ведь уже объяснял вам это. Помните? Тогда, на Скорбной аллее. Но, кажется, вы все пропустили мимо ушей, молодая госпожа. Все в нашем мире имеет двойственную природу. Любая плотная материя может быть обращена в энергию, а энергию можно вновь загустить до состояния физического тела. Здесь главное – соблюсти ряд условий, и вы очень мне в этом помогли.

– И что теперь? – спросила Лоэль, медленно оправляясь от потрясения.