Танцующие огни
Дмитрий Раевский
Родился на Дальнем Востоке, в городе Хабаровске.
По словам автора, его вдохновляют сочетания красок, калейдоскоп событий, окружающий и внутренний миры – все то, что в них происходит.
Автор является номинантом на премию «Поэт года» 2014 г., 2017 г., победитель литературного конкурса одного стихотворения им. Евгения Евтушенко от Российского союза писателей в г. Хабаровске, внесен в реестр писателей России.
Автор книг «Душа» (2014 г.), «Океаны» (2016) (в соавторстве), а также 11 совместных сборников стихотворений (в соавторстве).
* * *
Корабль поймали.
Он у входа горит
Многоточий.
А вокруг него тоже плывут корабли,
Но он виден только ночью.
И четыре луча
Поместили его
В самый центр
Своих сияний.
Он скучал,
И лучше не придумал ничего,
Чем покрыть
Сразу все расстояния.
24.07.2018 г.
* * *
Это поле битвы моё.
Это война миров –
Добра и зла.
И на поле том я стою и молюсь,
Чтобы уцелеть и устоять.
И с него не сойду.
24.07.2018 г.
* * *
Галактический вояж
Кодовым замко́м
Набирает номер.
– Возьмите трубку!
Вам извещение пришло.
Это взлом.
Передашь?
24.07.2018 г.
* * *
Лужи – это по́люса
Проложенные щупы –
Земного пояса
Курс намеченный шлюпок.
Замучены орбитами
Образы
лицами пропитыми
Знакомых неизвестностью планет.
Этот безмолвный рупор
По мешкам сортирует крупы.
Где человека кабинет?
25.07.2018 г.
* * *
Я молчу. Я слушаю Вас.
Не радио и главные новости.
Подход еще новый
И занимает целый час.
Если вниманием вы недокормлены,
Ждёте пожирающих множество глаз,
Чтоб услышать их отзыв восторженный,
Пуститесь в безудержный пляс!
Я слушаю Вас через Ваш голос.
Не тембр, не музыку созвучий миноров.
Души́ Вашей слушаю я другие коленкоры,
И момент тот не вздрогнет, как волос.
23.07.2018 г.
* * *
Это такое солнце!
Лучи взгрызаются в землю.
Им навстречу
Голодная тьма сворой,
Недовольная,
Что покой не нарушен был, а вспорот.
Развевая пасти, рыча и воя,
Гневно в страхе или от боли
Тянется, прикрываясь.
Волна взрывная
Вернёт обратно в логова и норы,
Пресекая возможные споры.
Никому Солнце не затмить!
23.07.2018 г.
* * *
Музыка – это шторм.
Что заложено в ней?
Кто-нибудь слышит её?
Или человека, кто открыл её?
Одежда – оживлённое рваньё.
Красота – удивления курьёз:
Из лохмотьев, из обрезков шьём.
Почему песни, которые нравятся всем, пишут изгои?
Это лицемерие процветает,
И загубленных, затравленных обществом не вернуть.
И до того эта грязь густая,
Что не по нраву ей подобное вокруг,
Что собой она обмажет всё вокруг,
Устраивая своей справедливости суд…
А музыка – шторм.
Она приходит не спрашивая, внезапно,
Входя к душе сквозь запертые двери.
И выразить помогает тихой сапой
То, во что веришь, если ты ей доверен.
27.06.2018 г., 27.07.2018 г.
* * *
Есть день и ночь, и между ними –
Ожидания переполох.
Тропы переплетаются с земными:
От шума городского ты оглох.
А здесь не тишина – присутствие живого,
И словно наблюдает за тобой украдкой,
Неуловимо, без слога звукового,
Из-за деревьев старая загадка.
А ты ребенком по лесу идёшь,
И не спешат тебе открыться.
Вызывая нервную дрожь,
Крикнет неизвестная певица,
Вторгаясь в мысли.
Теперь ты – инокомыслящ:
Смутно, но кое-что понял.
28.07.2018 г.
* * *
Мрачным кажется лес человеку:
Неприветливость угрюмо глядит,
Готовясь ожидаемо к набегу:
О том говорит его вид.
Лес ему не Учитель, не божество, не указ.
Дрова подавай лишь да пропитание.
Он – зверь о двух ногах, грехами чумаз
И что ему мудрость и на что предания?
Птицу подстрелит, и зверя убьёт,
Ветки сломает, намусорит собой.
Он любуется на стрел полёт,
И день им встречаемый – былой.
А на озере от глаз закрытом
Играют с водой в салки
В отражении поляны маргариток
Отмеченные красотой русалки.
29.07.2018 г.
* * *
Вот и прожита жизнь. Трава та же взошла.
И Путём моим проторенным хотят пройти.
Домом мне был – свободы вольной шалаш,
А я – позабытый давно архетип.
Что приклеить мне рвёшься, что присобачить?
Вот мои мысли в знакомой всем форме.
Почему же ты хочешь представить иначе
То, чем я жил, чему следовал неотступно, высшей норме?
У тебя и душа другая, и характера склад,
Да и увечен телом в другом.
Но пытку увлечённо длят,
Устраивая лучшего разгром.
Только Бог меня знает, только те, кто дороги мне,
И Мир, гражданином которого являюсь.
А общество – чем дальше, тем грязней:
И воспитание, и сама среда гнилая.
29.07.2018 г. – 30.07.2018 г.
* * *
Со дня на день я жду
Известия о том, что собираться пора.
Ценное возьму, открыв сундук,
И подарки предназначенным отдам.
И сожалений нет во мне.
В Космос зовёт меня Духовный Путь.
Уж не видно теней.
Кто может, ещё со мной побудь.
Что этот Мир нам, связанным стремлением
Познать Миры, себя раскрыть полнее,
Хлебая суп будней постный?
Мы, как сосны,
Уходим в небо.
С надеждой я иду вперед.
30.07.2018 г.
Марина Шевченко
Я живу в городе Чудово Новгородской области. Родилась в городе Шымкент (Чимкент) в Южном Казахстане. Закончила художественное училище имени А. Кастеева.
С детства знала, что хочу стать писателем. А также любила рисовать. Сменила множество профессий. Работала художником-оформителем, уборщицей, руководителем творческих кружков и кукольного театра, оператором на спичечной и фанерной фабриках.
С 2004 года влилась в ряды художников-кукольников и делаю авторских кукол. Эти две страсти: художника и писателя – растут во мне параллельно.
Стихи ко мне не просто приходят. Они тревожат, беспокоят и требуют своего рождения.
Есть много людей талантливее меня, но им это не нужно. Они выбрали свой путь, тогда, как мой, всегда возвращает меня в творческое русло поэзии и творчества.
Нет мудрости во мне…
Нет мудрости во мне,
житейского лукавства…
Как много надо мне,
но сжатого пространства…
Мы не крохи в пыли
Мы не крохи в пыли,
мы бескрайние звезды.
мы на землю несем тайну:
верить не поздно
в свои силы, в свое бесконечное эхооооо
расплескаться в ладошки переливчатым смехом.
Музе
Зачем тебе, трепещущей козявке,
хотеть скитаться средь моих стихов?
Я вынимаю из тебя булавки.
Среди бессонниц мало ярких снов.
Лети к другим свечам, кострам и пеплу.
Быть может там расправишь ты крыло,
которое в порывах нервных ветра
неосторожно смялось, заросло.
Другим дари огонь своих фантазий.
Свети, как факел, через темноту.
Забудь мой почерк мелких безобразий.
Очерчен круг. Не выйти за черту.
Зачем тебе, трепещущей козявке,
меня когда-то выделив в толпе,
нести на крыльях, порванных булавкой?
Быть моей Музой в ветреной судьбе?
Но ты все здесь? Нежна, неумолима-
мне гладишь крылья и блестящий фрак.
Ты рядом – преданна, придирчива, ранима.
Я не могу не сделать этот шаг.
Мы состоим из вырванных страниц
Мы состоим из вырванных страниц,
Чужой надежды и осколков слов
И в суете спешащих мимо лиц,
Давно забытых или новых снов,
Из пены волн, несущих бред и шлак,
Из бед осуществленных мнимых благ,
Из рук, кормящих плоть зерном мечты,
Из ног, не оставляющих следы,
Из факелов чужих больших костров,
Из рухнувших, развеянных основ…
Зачем родится бабочка на свет?
Зачем родится бабочка на свет?
Быть кормом или, все же, утешением?
Восторгом грез творца перед творением?
Один лишь миг. Была? О да! И нет.
Не может человек испытывать судьбу
Не может человек испытывать судьбу.
Не может жить всегда как лошадь на скаку.
Но стоит лишь ему немного сбавить ход:
То все, что вровень шло, умчится вдаль, вперед.
И потерял вдруг всё, и отпустил узду.
Ты выпал из седла на бешеном скаку.
Стоишь один в пыли; всё вертится кругом…
Куда умчалось всё?… В «навеки» иль в «потом»?!
Цыц, не шуми
Цыц, не шуми, не плачь и не заботься.
Найдем дорогу в этом жутком сне.
Кто был не прав, – когда-нибудь вернется,
как снег нежданный таять по весне.
А я тебя невидимой рукою
за лямки и за шиворот держу.
Любую боль на сердце успокою.
Я – Ангел твой, понятно и ежу.
Живи и помни: в жизни всё награда.
А ты опять растерянный и злой.
И, как всегда, одет не для парада.
А в радость жизни только с головой…
Поверь мне: скука! На пересеченье
пустой перрон, вагон и ты один.
Не торопись: повиснешь без значения
над Адом смертных, пропастью глубин.
Какое дело всем до твоей ноши?
Не рвись бездумно в пламенный оскал.
Ты не захочешь видеть эти рожи.
И я, признаться, тоже не скучал.
Я, бестелесный, все-таки милее,
поверь, меж этих мерзких жадных рыл.
Иду с тобою по одной алее
и, как и ты, я не имею крыл.
Что же, последний вынимаю козырь:
Я твоей маме твердо обещал.
Ведь ты от скуки обрываешь розы,
спешишь покинуть жизненный причал.
Не верь тому, кто жарко шепчет в уши:
«Тебя давно разыскивает Смерть».
Уже считает выручку за душу
и на руке позвякивает медь.
Реви, скули, ползи и рви зубами –
Я от тебя в полшага ни ногой.
Я обещал когда-то твоей маме:
лет через сто споют за упокой.
Я эту клятву, право, не нарушу.
Монетку кинем? Скоротаем век.
Я за твою сейчас проставлю душу
Свою. Подумай, глупый человек.
Орел и решка. Задираем морды.
Стремится выше. Пусто не звени.
Что? Остаемся? Надо же: «Я гордый!»
Смотри, летит. Пора уже! Лови!
Запечатана в море крыш
Запечатана в море крыш,
в ржавость спрятана алость заката.
Провода, прутья клетки, мышь-
неизбежная часть распада.
Город-камень откроет портал
«в никуда» или «путь к солнцу»?
Вся беда, что мы «никогда!»
так торопимся вставить в оконце.
В пику ей прорастает «когда?»
средь несмелой зеленой надежды.
О, колючие провода!
Как вы с мясом срывали одежды!
Алость неба зовет и зовет!
Только прутья тюрьмы под током.
Осыпаются крылья и плоть.
И Душа рвется ввысь потоком.
Город-пропасть – везде потерпевшие:
если тело мертво, то зачем
черно-белые крылья сгоревшие
обсуждаются в теме проблем?
Никому теперь не интересно:
кто и что обладатель крыл.
А Душа возродилась небесная
и уже набирается сил.
Сжигаю память
Сжигаю память. Только ведь хитра.
Окурком или может быть огарком,
сквозь толщу лет и тертые ветра,
гранату-сердце разрывает жарко.
Сжигаю память. Легочным дымком
она струится сквозь младую зелень
и оплетает шелковым шнурком.
И белый призрак покидает темень.
Забыть и сжечь. Там были вплетены
и яркие и теплые моменты.
А знаешь что? Ты просто отпусти.
Пусть ветер треплет кружева и ленты.
Пусть выгорают в черно-белый след
на ветке исполнения желаний.
Мороз и снег, дожди и яркий свет
вплетут в косу надежд и ожиданий.
Мне снятся ангелы
Мне снятся ангелы. Но только наяву
они приходят – бестелесные видения,
приподнимают край глубокого забвения
и обрывают паутины бахрому.
В просвет белесых и неверных очертаний
руки невидимой мне чудится касание.
Мне было грустно
Мне было грустно. Виделось: Мечта,
скорбя вздохнула, в скуке озираясь.
Ей не хотелось быть со мною маясь.
Бродить хотелось ей среди дождя.
А я, озябший, с дрожью плечи кутал.
«Не уходи…» Но кто меня попутал?
Нет, не сказал, не смел продолжить речи.
«Лети, не жди…Но, может быть, до встречи?»
В осколках зеркала
Мой строгий цензор правит бал
среди потресканных зеркал.
Но отражение моё
скользит в осколках от него.
Перебегает сотни раз
и искажает форму фраз.
Их не могу остановить,
от злых недугов излечить.
Моё размноженное «Я»
дробит все формы бытия.
Как мне себя освободить?
Стекло зерцал совсем разбить!
Осколков падающих рать
не перестанет отражать
меня, навек забрав с собой
в несуществующий покой.
Стою растерянно один.
Я – Тень! Оставлен средь руин.
И то курносое лицо
растает в памяти. Моё?
Счастье
Счастье, оно ведь, глупое,
в зыбкой Надежде парящее.
Не за заслуги и доблести,
если оно настоящее.
Каждый шальное облако
ловит в сачок из крыш.
Счастье, оно ведь, мудрое,
если себя простишь.
Хочу домой
Хочу домой. В Москву, Китай, Астрал?
Не вижу ни огней, ни солнца, ни свечения.
И голосует мысль за отсечение
от головы, от тела, от влечения
нырнуть на угли в пламенный оскал.
Я пойду по ступенькам вниз…
Я пойду по ступенькам вниз – попаду наверх?
Только, если уж по ступенькам – смертельно катятся.
В тряске, битом стекле надежд ничего не тратится.
Шелуха изжитого лишнего, липкий слой одежд
облетают и осыпаются. А я, вот глупая! –
ведь в падении боль костей, переломы, ссадины, –
на лету собираю осколки отжившей громадины.
И мне жалко порезанных рук, а не порванных вен и не сорванных жил,
ни души, что почти на версту от меня отлетела,
самой тонкой из всех паутин ко мне привязалась.
Сердце маленьким сирым божком, как пичужка, трепещется,
но за все провода паутины хватается, держится,
тормозит и лавирует в этом падении неверия:
– Брось отжившее в хлам! Жизнь лишь сон,
каламбур и мистерия.
Все, что нажито, пыль. Не богатство, не польза, не золото.
Отлетело обманкой, в пустую руду перемолото.
Я проснулась, пот по вискам, а рядом ты
убираешь в коробку ужасов страшный сон:
– Сбегай в розовый лес. Там опять раздают мечты.
Ну, а этот, в коробке, досмотрим с тобой потом.
В вашей памяти, в ваших снах…
В вашей памяти и словах
Отражением я не стану,
Только зыбкой мечтою кану
В не протоптанных ваших снах.
Я забьюсь в уголок души.
Не найдете меня по приметам.
Может в серую пору дождей
Освещу вашу душу светом.
Может Вы среди тысяч светил
Не сорветесь за край небосвода,
Потому что в душе у вас жил
И хранил вас невидимый кто-то.
Истончаются тонкие нити
Истончаются тонкие нити.
Жизнь змеей уползает в закат.
Дым мой жесткой рукою не рвите.
Не стучите в стальной циферблат.
Кони, где мои легкие кони?
Разбежались, попрятались вдаль,
как от жуткой, нелепой погони.
На крыльце в дверь стучится февраль.
Холодеют усталые руки.
Замерзают и стынут цветы.
Не боюсь, что рассыплюсь от скуки,
а боюсь, что покинут мечты.
Кто-то грубо встряхнул меня, жестко:
«Ну и кто в этом всем виноват?
Не пройти тебе в тень под березкой,
не споткнувшись о грабли стократ».
Он пыхнул еще раз папиросой
и за пазуху сунул (спрятал) венец.
«Ты, смотрю, все раздетый и бо́сый?
Вот те лапти. А соплям конец!
В каждом с виду вполне человеке
тайно в думах хоронится гад.
Собирайся, в техническом веке
покажу тебе собственный Ад».
Я встретился с ангелом темным
Я встретился с ангелом темным,
который покинул причал.
«Как долго брели мои ноги.
Как я от дороги устал.
Конец моей горестной службы,
всей грязи и злобе конец».
Встряхнул свои темные крылья
и белым взлетел под венец.
Я крылья свои цвета сажи
Я крылья свои цвета сажи
сижу и побелкою мажу.
А что же еще остается?
Боюсь, что обратно вернется
цвет черный. Напористый, смелый.
Увидят, что ангел не белый.
Одно крыло – сплошное невезение…
Одно крыло – сплошное невезение,
другое – безнадега и провал.
И в голове то сумрак, то затмение.
Мой дар ничто в миру среди менял.
Иду по краю жизни – кособоки.
Она, собака, заползла в тоннель.
Летят авто средь ржавого потока.
Вжимаюсь в стену, вижу где-то цель.
Она маячит в белом одеянии.
К ней босиком с котомкою рулю.
Все: выход. Где идущим воздаяние?
Опять обвал. Над пропастью парю.
Я в сон вхожу, как в смерть
Я в Сон вхожу как в Смерть.
Мне отключает мозг.
Вернуться в Смерть хочу
смывая блеск и воск.
Через волшебный фильтр
чарующего сна
пожухлою листвой
ворвусь я в зеркала.
Закружат меня феи –
не скорбь, не транс, не грусть.
А маленькие змеи
сгорят как свечи. Пусть.
Танго со смертью
Это танго со Смертью и больничная койка и пульс
тонкой нитью повязан на ее и моей руке.
И у тела сидит вся одетая в черное Грусть
в смятом, высохшем, бледном своем венке.
Это танго со Смертью…Кровавым пожаром в степи
заливает горячими волнами гаснущий мозг.
Если я отдаляюсь на расстояние вытянутой руки,
её резкий рывок и синеет белеющий воск.
Я готовлюсь уже сделать этот последний шаг.
Она хмурит чело и с улыбкой гласит: «Не балуй».
Перед даром, который вручает она мне,
как печать, на губах остывает её поцелуй.
На стеклах лет
На стеклах лет невидимым узором
морозно ляжет клятвенным затвором,
избороздит – морщинки, вены, веки.
Но красной кровью в теле плещут реки,
стремятся к сердцу, легким. И отрава
безумной страстью впрыснута Любавой.
Этой ночью я спрятала пестрые крылья
Этой ночью я спрятала пестрые крылья,
что расписаны были легкой радужной пылью.
Я летала на черных, как инстинкты, дремучих
мимо стражей межзвездных и сетей их колючих.
В те миры возвращаются спящие души.
Трепет сумрачных крыл не услышат их уши.
Не узнают меня в черном облике ночи.
Я свободно лечу среди звезд– многоточий.
Моя цель – достижение дальней орбиты
через черные дыры: они не закрыты.
Путь почти невозможный, холодный, суровый.
Я промчусь и вернусь и, возможно, сверхновой.
Гимн рукодельницы
Ну и что, что уже весна?
Что пора допивать свой кофе
и варить кастрюлю без дна?
Мне на это сегодня пофиг.
Я достану свои лоскутки,
медной проволоки катушку.
Пусть сегодня поют сверчки
не за печкой, а мне на ушко.
Вот лоскут как весенний букет!
Стан иголки упруг и тонок.
Мне сегодня немного лет.
Я – подросток, еще ребенок.
В голове закружили видения
парашютиками одуванчиков,
яркой ниточкой вдохновения,
продолжением моих пальчиков.
Полотно моей жизни лоскутное.
Есть заплаточки штопкой суровою.
Это творчество не минутное.
Каждый миг пришивается новое.
Выхожу из себя
Выхожу из себя
с треском сорванной крыши.
Я покину тебя.
Я все выше и выше.
Я стрелою лечу,
и…запуталась в сетке.
Твои руки поймали.
Снова заперта в клетке.
Трепет. Гневно кричу:
«Я свободна! Ты слышишь?»
Прижимаешь к груди:
«Тише, милая. Дышишь?»
Светлой бабочки легкий дух
Светлой бабочки легкий дух –
невесомое совершенство.
Бесконечное тяжкое членство
и невидимый замкнутый круг.
Вверх и вниз и порхание в сторону.
Только держит нить. Нить не порвана.
Я слушаю дождь
Я слушаю дождь. Он такой непоседа!
Коснулся засушенных чувств привереды.
Он лихо прижал присмиревшие травы.
Он тучи терзал, поливая дубравы.
Он в окна стучал, торопился и злился.
Он в душу, он в душу, он в душу просился.
Эвридика
Затаи дыхание,
погружайся без крика,
не прерывай касание,
нежная тень – Эвридика.
Нет, не страшно забвение.
Теплое, сонное, синее
аиста оперение
в теле морозном инея.
Каменно-равнодушное
часто в разы теплей,
чем беспардонно-душное,
липкое, как елей.
Грязное, нетактичное
с наглой насмешкой рыл
топчется, лезет в личное
гадит средь ваших крыл.
Милая невесомая,
песня моя безликая,
теплая, нежная, сонная
выйди ко мне, Эвридика.
Иллюстрация к стихотворению «Эвридика» – источник: фотосток pixabay.com
Материалы для обложки были взяты с фотостока: FeaturePics.com
