Баганутый. Том 5

Зашибись, чо. Нормалек советы. Потерплю, не переживай.

Когда крыша уже еле выдерживала, она прислала мне подарок. Или я сам до этого додумался – я уже не помню. Но появившийся у меня в мизинце (единственное, что я чувствовал в теле) сформированный пучок силы позволял изменить восприятие мира.

Я смог спать, не засыпая. Ощущение времени никуда не делось, но… я научился не думать и не чувствовать. Не жалеть о потерянном времени, не сходить с ума, не пытаться дотянуться мизинцем до члена с самыми веселыми помыслами…

Теперь я просто втыкал во тьму и ждал.

Сотня лет.

Можно долго философствовать о том, что такое пролежать в гробу целую сотню лет без всех чувств. Но я не буду. Скажу лишь, что это не ад, но и далеко не рай. В мозгах и теле то и дело что-то меняется, но я ни о чем не жалел. Есть только я, время и глубочайшая пустота. Аминь.

Грустно в общем. Хотя нет. Мне срать.

Через сто возможных лет палач не пришел. Не заговорил со мной. И я не знаю, почему. И мне опять плевать. Подарок Аши я поставил на таймер «до востребования». Если что-то случится или со мной заговорят, я сразу же стану самим собой.

Но этого не происходило.

Я все еще был глухой и равнодушной тьмой.

Щелк.

Похоже один из предохранителей в голове слетел. Ну и срать…

Сто десять лет…

Подарок Аши работает странно. Если я не думаю, то что тогда я делаю сейчас?

Сто двадцать лет…

Если долго смотреть в бездну, то бездна начнет смотреть в тебя…

Сто тридцать лет…

Мудрость приходит с годами, только если она копится…

Сто сорок лет…

Возраст – не показатель ума и величия.

Сто пятьдесят лет…

Философская чушь – для мудаков. Эх, щас бы сыграть с Бомом в козюлеметание.

Сто шестьдесят лет…

Щелк.

Сто семьдесят лет…

Грэн Арелья…

Сто восемьдесят лет…

Ирэна? Почему я стал о ней думать? Я же не должен думать.

Сто девяносто лет…

Не надо было смотреть Интерстеллар. Слишком много мыслей.

Двести лет…

Если взмах крыла бабочки может изменить реальность, то как реальность может изменить бабочку? Может она станет без крыльев?

«Хватит нести дичь, осталось немного»

Двести семь лет…

А ты думаешь, что мне уже не срать?

***

Двести седьмой год проходил по-особенному. Несмотря на «замороженное» состояние, я не воспринимал этот год, как остальные. Я прислушивался к тишине и тьме, выжидая чего-то или кого-то. Если ничего не произойдет, то последний предохранитель сгорит безвозвратно. И что тогда произойдёт? Ничего особенного. Просто я стану овощем. Я знал об этом. Надежда и сиськи – единственное, что еще спасет меня.

Что-то произошло…

Неужели?..

Я точно слышу звуки. Сладостные звуки.

Я очнулся.

Наверное, я орал самым резанным сусликом на свете, когда мой саркофаг потянуло наверх. Мне было весело, страшно и даже больно. Или не орал. Я же не могу.

И вот я почувствовал что-то, кроме ничего. Услышал звук скрежета камня о камень.

И я услышал ее:

– Трайл, съешь.

Я что-то почувствовал. Не понимаю, что. Но я сделал, как она сказала. А потом со мной что-то делали. Я чувствовал и с трудом понимал. Все мои восприятия мира запутались, поэтому отличить жевание от посрания не получилось.

А потом с большим трудом я понял, что меня рвут на куски. Что-то выдернули прямо из спины. А потом из глаз.

Кап…

Кап…

Кап…