Ого, вот её колбасит. Исходит такой бранью, что мужики открывают рты в непонимании, чего это она дьявола призывает:
– Он надо мной издевается! Вы гляньте на него! Он смеётся надо мной!
Мужики оборачиваются на меня. Я, разумеется, хныкаю и ною, показывая, как мне страшно и грустно.
– Сдурела баба… – качает головой Стилет. – Шмыг, присмотри-ка за ней, чтобы не шалила.
Потирающий себе пах побитый парень довольно улыбается, недобро смотрит на Кису:
– О, да-а-а, старшой, присмотрю…
Стилет вгрызается в остатки мяса на кости, чавкает:
– Тебе, малец, надо… объяснять, что трахать ее… нельзя? Она мне столько… серебра принесла, сколько ты… в жизни не видел.
– Да ты чего, старшой. Обижаешь…
– Вот и славно. Уж тебя-то, сопляка, я порежу, не пёрнув. Ты, не то, что троих мужиков, одного яйца беличьего не стоишь.
Повеселевшие мужики ржут, схватившись за пузо. Не смешно только Шмыгу, Кисе и мне.
Хотя… мне тоже немного смешно. Потому что никто в пьяном и злобном угаре не заметил, что кость, которую мне швырнули, пропала, и сейчас сжата в моей руке за спиной. Уже добрых полчаса я пытаюсь перерезать ею верёвки…
Глава 4
Пилить свиной костью крепкие верёвки – дело непростое. Ощущение, что я больше затачиваю её о путы, чем освобождаюсь. Особенно сложно, когда ты толстый, связанный, и под пристальным присмотром. Правда, бандиты знатно наклюкались, празднуя скорое богатство. Это сильно ускорило процесс.
Сначала утырки болтали о своих недавних вылазках, от которых у меня уши вяли. Грабёж, убийства, воровство – для них это обычное ремесло. Жирный купец везёт товар по тракту? Убить, товар конфисковать, лошадей сожрать или продать за копейки. Рыбаки, мирно рыбачащие на озере? Избить, сети забрать, рыбу сожрать или продать за копейки.
Никакой бандитской романтики. Обычные головорезы и просто придурки. Хотя Херус немного повздыхал, что мечтает когда-нибудь сойти с большой дороги коз пасти, а может и грехи перед каким-то Первозданным замолить. Мужики над ним поржали, но тоже призадумались. Не проникся только молодой Шмыг, хвастаясь как он в одиночку справился с семейкой стариков, выкрал у них топор и продал за целый золотой на рынке. Стариков, разумеется, зарубил этим же топором, предварительно пустив вразнос их внучку во всех смыслах этого слова. Выродок, что сказать. Никогда не понимал бессмысленную жестокость. Даже его «коллеги по ремеслу» воротили нос от таких сомнительных подвигов со стариками и малолетками.
Бандиты обсуждали свои «подвиги» с таким весельем, что я уже несколько раз представлял, как загоняю свиные кости им в шеи. Так, «по приколу». Для меня убивать не в новинку. В моём «ремесле» такое случалось. По первости, когда я только начинал барыжить ценными и нелегальными «предметами искусства», столкнулся с одним конкурентом в татухах. Мерзкий и гнилой тип, что и придало мне уверенности. Тогда я ещё считал себя крутым и безбашенным. Мол, подумаешь одним уродом на свете меньше. А потом месяц мучился кошмарами… Оказывается, убивать непросто. По крайней мере, тем, кто считает себя человеком, а не таким, как эти отбросы.
И вот сейчас они спят. Даже Киса разложилась со связанными руками и ногами прямо на сухом от жара костра мхе. Последним уснул Шмыг. Он долго сидел рядом с Кисой, сжав челюсть и потирая отбитый пах. С каждым глотком бухла он позволял себе всё более и более уверенные шуточки в её сторону, но девушка не обращала на него внимания, что только выбешивало парня.
Холодно… Как же, мать твою, холодно. Жар костра не сильно спасает – слишком я далеко от него. Но сейчас важнее то, что впервые за долгое время, я чувствую, как верёвка поддаётся. Лениво, но она расходится по волокнам…
Не просто так я прикидывался сыкунишкой, а не наглым мачо, за которым нужен глаз да глаз. Бандиты видели во мне тряпку, жирного голубокрового, ленивого, беспомощного, боявшегося дышать и смотреть им в глаза… У меня уже затекла шея «испуганно» пялиться в землю. Но именно это мне было и надо. Возможно, поэтому они расслабились и позволили себе нажраться и сейчас спокойно спят. Даже Херус, которого поставили в караул на случай возвращения колдуна, храпит в пьянющем угаре. Профессионалы, что ещё сказать.
Но всё это время, я тратил время не только на выпиливание верёвки. Я ещё и слушал. Каждое слово, слетавшее с пьяного языка…
Во-первых, я не сразу сообразил, что все тут говорят на непонятном для меня языке, хотя я его понимаю. Вот такая вот тарабарщина. Я чуть не сломал себе мозг от осознания этого. Пришлось просто смириться. Во-вторых, я не сразу разобрался в некоторых местных измерениях. Время, расстояние, вес, стороны света… Никакого тебе часа и секунды, грамма и килограмма, привычного запада-востока. Всё переиначено под местный диалект. Понадобилось время, чтобы додумать, о чём говорят бандиты и для себя «перепонять» всё на привычные вещи. Главное, что методом аналогий я во всём разобрался и осознал, что, по сути, тут всё работает так же, как и на Земле. Мой мозг как-то «перепрограммировался» и теперь я слышу знакомые «часы», «метры», «запад и восток».
А сейчас… ну…
Сейчас я нежно похрапываю, прикидываясь спящим. Сам же оцениваю обстановку.
По ощущениям где-то два-три ночи. По мху на деревах я примерно понимаю, где север. По разговору бандитов уловил, что они пришли с ближайшей деревеньки «Ласточкино Гнездо» на западе, откуда меня стащил некромант.
В общем, я решил, что теперь смогу свалить отсюда. Оставаться в плену у этих придурков опаснее, чем я изначально думал. Даже если не брать Кису в расчет. Завтра утырки проснутся злыми с бодуна, могут меня папе и по частям вернуть. А судя по тому, что я до сих пор не спасён бравыми воинами, то серебро за меня могут и не выплатить. Тогда всё – конец моей недолгой истории. Отдадут Кисе, а та уже развлечётся по полной.
Путы ослабевают, и я аккуратно, медленно, скидываю их с себя. Шмыг хрюкает во сне, и я чуть не проваливаюсь сквозь землю от неожиданности.
Вроде пронесло…
Больше всего настораживает Киса. Это девка не приняла в себя ни грамма и может проснуться от любого шороха.
Медленно, стараясь не дышать, встаю. Тело еле слушается. Онемевшее, больное… На цыпочках пячусь назад…
Шаг… второй… третий…
Получилось, мать твою!
Отойдя на приличное расстояние, прибавляю хода. Через минуту оказываюсь у заброшенной берлоги. Вздыхаю, протискиваюсь внутрь, обратно вылажу уже с черепом в импровизированной котомке, сделанной из оторванного куска рубахи. Голыми руками к этой хрени я прикасаться не собираюсь…
– Замеча-а-ательно…
Твою мать!!!
Шипящий голос Кисы за спиной заставляет меня отпрыгнуть в сторону. Хотя это больше похоже на перекат.
Попал… Вот так попал…
Киса в свете Луны выглядит опаснее оравы придурков вместе взятыми. На лице улыбка, похожая на оскал тигра. В руках кинжал, лезвие которого она аккуратно и со вкусом подцепляет ноготком.
Вот черт… Как же эта прыткая девчонка освободилась? Не заметил, чтобы и ей кости кидали.
– Киса… – нервно улыбаюсь я, осматривая окружение в поисках хоть… чего-нибудь… – Не спится? Я буду орать, предупреждаю.
Первый раз в жизни предупреждаю женщину, что «буду кричать». До чего докатился…
– Кричи, свинка, кричи, – делает шаг ко мне. – Издай свой последний визг. Думаешь, я не видела, как ты стащил кость?
– Притворяться нехорошо, – хмыкаю я, оттягивая время.
– Кто бы говорил, свинка. Ловко ты меня подловил, спасая свою промежность. Не ожидала… Так что? Как хочешь умереть? Знаешь, если вспороть твоё свиное пузо, то мучиться будешь долго… Сбежал, напал на меня. Какой у меня остался выбор? Ах, совсем никакого. Пришлось защищаться…
– Слушай, может договоримся?
Глаз Кисы дёргается, а голос предательски дрожит:
– Может. Скажи мне, за что вы убили мою семью? Обычного кузнеца, кухарку и двух моих братьев?
– Я же тебе говорил – не знаю. Я всего лишь… ленивый и толстый сынок. Меня в такие дела не посвящают. Ты не тому мстишь.
– Не ври мне! – срывается её голос. – Думаешь я не видела твои взгляды?! Усмешки! Может, ты и обманул их, но не меня. О, не-е-ет, свинка. Ты очень хорошо притворяешься толстым кретином, но меня не проведёшь, – Киса замечает в моих руках котомку. – Что это у тебя? Ну-ка дай сюда.
Вспоминаю слова черепа.