По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг - читать онлайн бесплатно, автор Дмитрий Александрович Померанцев, ЛитПортал
bannerbanner
По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг
Добавить В библиотеку
Оценить:

Рейтинг: 4

Поделиться
Купить и скачать
На страницу:
6 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Роман Жауме Кабре «Я исповедуюсь» прочитан диктором студии «Логос» Михаилом Росляковым. Лично у меня данный чтец вызывает огромное уважение и доверие. Уже одним тем хотя бы, что не делает ошибок в ударениях в каталонских именах и фамилиях (в отличие от испанских имен собственных, в них следует «ударять» на французский лад – по последнему слогу).

Семьдесят оттенков белого

Питер Хег. Смилла и ее чувство снега / Перев. с дат. Елены Красновой. – СПб.: Симпозиум, 2002

Привет всем собратьям и сосестрам по добровольному сидению в самоизоляторах! Сегодня предлагаю продолжить наше виртуальное путешествие галопом по Европам и из солнечной Каталонии отправиться в Данию, в пасмурный Копенгаген, а оттуда и вовсе куда-то в Арктику, в места компактного (примерно четверть человека на сотню квадратных миль) проживания эскимосов, чукчей и прочих друзей заснеженных степей. Ну, а формальным поводом для нашего воображаемого странствия послужит роман датского писателя Питера Хега «Смилла и ее чувство снега».

В процессе чтения долго не мог определить, что читаю: добротную, профессиональную коммерческую прозу или же настоящую, «взрослую» литературу, умело стилизованную под развлекательный жанр?

В пользу первого варианта говорил острый, крепко сколоченный детективный сюжет и обилие сцен насилия с применением самого разнообразного оружия (порой возникало ощущение, что смотрю американский боевик, где герою наносится столько несовместимых с дальнейшей жизнедеятельностью увечий, что постепенно убеждаешься, что перед тобой – Кощей Бессмертный, и перестаешь за него переживать). В пользу второй версии свидетельствовали глубокая проработка характеров, тонкий психологизм, точность в деталях и, наконец, стилистическая виртуозность, обеспечивающая множественность трактовок текста, его многогранность и многоплановость.

В итоге решил остановиться на втором варианте трактовки романа. Ибо кто и когда сказал, что хорошая литература не должна быть интересной?

«Смилла» – очаровательная книга для самого широкого круга читателей, главная ее прелесть – в героине (имеется в виду не наркотик, хотя и этого добра в романе хватает). Одним из свидетельств мастерства Хега может служить тот факт, что рассказ ведется от первого лица женского пола, на что не так уж часто отваживаются писатели-мужчины, а если и находятся смельчаки, то они по большей части «дают петуха», ибо постичь женщину, не будучи ею, – это, братцы, та еще задача. Из удачных примеров вспоминается разве что «Не отпускай меня» Кадзуо Исигуро.

Не берусь утверждать, что любая читательница без труда узнает в героине себя или кого-то из своих подруг, но лично у меня правдивость и достоверность ее образа не вызывает ни малейшего сомнения. Мне почему-то верится, что где-то на белом свете (там, где, как водится, всегда мороз) живет эта необычная и далеко не наивная эскимосская девушка по имени Смилла. В силу своего происхождения, нетипичных жизненных обстоятельств и особых отношений, сложившихся у нее с окружающим миром, Смилла имеет свой собственный, отличный от общепринятого взгляд на западную цивилизацию – со всеми ее достижениями, благами, ценностями и прочими фетишами и атрибутами. Более того, она обладает достаточно сильным характером, чтобы не только этот свой взгляд не скрывать, но и руководствоваться им в своих поступках. На протяжении всего повествования героиня пытается понять, чем же она, цивилизация, является, благом или злом – чего в ней больше. Это лишь один из аспектов романа – остальные выкапывайте сами. Если же труд землекопа вам не по плечу или не по вкусу, читайте просто как детектив – тоже должно понравиться.

Ну, и много нового для себя заодно откроете. Знаете ли вы, к примеру, что в эскимосском языке имеются 70 прилагательных для определения цвета снега? Вы-то, небось (как и я, впрочем, до самых недавних пор), полагали, будто он всегда исключительно и только белый?

В аудиоформате роман Питера Хега представлен в исполнении Михаила Позднякова (студия «Логос»). Качество звучания вполне сносное. Впрочем, на звук вы перестанете обращать внимание довольно скоро, когда книжка поглотит вас вместе с потрохами, тапочками и прочими печалями и радостями вашего вынужденного заточения.

Я люблю тебя, жизнь

Жозе Сарамаго. Перебои в смерти / Перев. с порт. Александра Богдановского. – М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2008

Мы продолжаем наше виртуальное путешествие галопом по Европам и после солнечной Каталонии, пасмурной Дании и еще более ненастной Гренландии переносимся на умеренно южные просторы Португалии. Впрочем, Португалия у нас будет достаточно условной, поскольку место действия романа «Перебои в смерти» португальского писателя-нобелиата Жозе Сарамаго ни разу в тексте не названо. Сделано это было, надо думать, нарочно: мол, такое могло случиться где угодно – да хоть бы и у вас, однако по ряду весьма характерных признаков в безымянной стране все-таки угадывается родина автора.

Роман начинается, что называется, «с места в карьер», без раскачки. Автор ставит читателя перед фактом: в некой не названной европейской стране в некий прекрасный момент вдруг перестают умирать ее жители. Заинтригованы? Дальше будет еще интересней. Вы себе даже не представляете, к каким последствиям может привести отсутствие такого привычного, такого прискорбного и, увы, абсолютно неизбежного явления, как смерть.

По своей структуре роман напоминает этакий Посейдонов трезубец, где одно острие – разящее жало социальной сатиры, политический памфлет, второе – вполне традиционная для Сарамаго развернутая метафора, эпос и притча одновременно, третье – уже не столь характерная для автора щемящая лирическая нота. Книга, по сути, и состоит из трех частей, каждая из которых написана в своем ключе. Начало походит на шумный поток, где слова и события стремительно несутся, обгоняя друг друга, сталкиваясь лбами, мимолетно изумляясь взаимному сходству и тут же разлетаясь в разные стороны, подобно бильярдным шарам. Сарамаго – эта горькая португальская редька (именно так его фамилия переводится на русский) – не скупится на сарказм. Вот на орехи достается одному из главных фетишей всякой власти – национальному флагу, который гордо реет на ветру, «Веселя и вселяя ликование в воинственные души». Иначе и быть не может, ведь «знамена вывешены в ознаменование столь знаменательного события», как полная и окончательная отмена смерти.

Примечательно, что первыми, что называется, натянуть безносой нос сумели не ушлые чиновники, не поднаторевшее в словоблудии духовенство (с этой шатией у писателя свои давние счеты, которые, полагаю, не были закрыты и после его смерти), не озадаченные владельцы похоронных бюро и не хитрые хозяева страховых компаний, но простые и оттого особо нежно любимые автором крестьяне.

Так – незаметно, исподволь – в веселую и злую свистопляску повествования, как нож в масло, входит второе острие трезубца. Думается, вряд ли кого оставит равнодушным сцена смерти и погребения старика и младенца. Сегодня, перечитывая роман, убедился, что помню ее почти дословно: от скрежета тележного колеса до весьма спорного на первый взгляд, но продуманного и взвешенного замечания одной из участниц скорбной процессии, что «предавать смерти и убивать – не одно и то же».

Ну и, наконец, в третьей части нашего Марлезонского балета на сцене появляется уже сама смерть – не старуха, но женщина, да еще и не последнего разбора. «Дыша духами и туманами, она садится у окна» и откладывает в сторону свою верную косу – отнюдь не девичью красу, но чертовски острый сельскохозяйственный инструмент. Очевидно, последняя каким-то образом роднит свою хозяйку с трудовым крестьянством, иначе как объяснить явную симпатию автора, который и сам в свое время в полном соответствии с названием своего раннего романа поднялся с земли, поскольку родился в семье батраков, к своей героине? И вот эта милая сударыня, которая не любит, чтобы ее называли «сударыня», хотя собственным именем не обладает, ибо «смерть» (со строчной, а не заглавной буквы) имя не собственное, но нарицательное, – так вот эта дама затевает некие странные взаимоотношения с одним еще более странным виолончелистом, который, в свою очередь, столь одинок, что «заключил союз со своим псом на предмет того, что каждый из них будет видеть другого во сне».

Отдельная песня – обращение автора со словом. Думаю, прав переводчик этой книги Александр Богдановский: язык для Сарамаго – не строительный материал и не подручный инструмент, но инертная и зачастую враждебная среда, которую надлежит взламывать, вспарывать, крушить и перекраивать. В этой связи вспоминается фраза из романа Льва Славина «Ударивший в колокол»: «Герцен гнул язык по своей прихоти, каламбурил, забавлялся игрой слов. Могучий русский язык был в полном его подчинении, лежал у его ног, как влюбленный в хозяина пес, ластился к нему». Замените Герцена на Сарамаго и русский на португальский и получите довольно точное описание творческой манеры автора «Перебоев». Кстати, далее у Льва Славина Герцен восклицает: «А с языком не надо обращаться бережно. Язык от этого хиреет. Язык надо ломать, подбрасывать в воздух, низвергать с высоты, разбивать и лепить заново. Надо сдирать с него шелуху обыденности, и тогда он воссияет!» У Сарамаго язык именно что сияет. И спасибо замечательному переводчику Богдановскому, что в переводе на русский он (язык, а не переводчик) сияет тоже.

Собственно, об отношении Сарамаго к языку, к живому слову, будь оно написано или произнесено, лучше всего сказал сам писатель: «Со словами вообще следует держать ухо востро, они переменчивы не хуже людей». «Слова страшно подвижны и текучи и меняются день ото дня, они зыбки как тени, да они и есть тени и существуют в той же степени, в какой и не существуют, это мыльные пузыри, еле слышный рокот моря в витой раковине, срубленные стволы». К тому же «слова очень часто производят действие, обратное предполагаемому и тому, ради которого были произнесены».

В качестве примера весьма характерных для Сарамаго каламбуров приведу один из них: «Впервые в жизни смерть узнала». Как вам оксюморон? А затем уже совершенно другим тоном: «Смерть знает о нас все, и потому, должно быть, она так печальна».

Впрочем, не будем впадать в элегическое настроение и тешить себя иллюзиями. «Перебои в смерти» – всего лишь поэтическая вольность, мысленный эксперимент, фантастическое допущение или, если хотите, «заклинание смерти искусством». Иначе, если б смерть действительно «поняла, что художнику, занятому своим делом, мешать нельзя», мы бы сегодня читали последний, оставшийся незавершенным роман Жозе Сарамаго «Ружья и алебарды», который был бы благополучно дописан автором и переведен на русский, скажем, тем же Александром Богдановским. Увы, не читаем. Довольствуемся тем, что автор успел написать, и ждем новые яркие имена – пресловутых «молодых львов», что придут на смену. Должен же кто-то поднять упавшее знамя – чтоб «веселило и вселяло»?

Подобно тому, как почти все книги Жозе Сарамаго переведены на русский Александром Сергеевичем Богдановским, почти все они озвучены Ириной Александровной Ерисановой. И право же, это прекрасно, ибо все трое буквально созданы друг для друга: и автор, и переводчик, и диктор. Честно говоря, даже не представляю себе Сарамаго в чьем-то другом исполнении. Настоятельно рекомендую к прочтению.

И последнее. Помнится, был у российского писателя-фантаста Леонида Кудрявцева такой замечательный рассказ «День без смерти». Постоянно вспоминал его, когда читал «Перебои». Очень уж перекликаются эти произведения. Особенно живописной главной героиней – некой барышней с длинной и острой косой. Оба писателя будто с одной натуры писали. Плюс к этому отличное чувство юмора и неожиданная, парадоксальная развязка в обоих случаях. В озвучке рассказа, к сожалению, не нашел, но можно без труда найти в виде текста. Настоятельно рекомендую не полениться и найти. Рассказ небольшой, можно и синтезатор речи потерпеть, если нет возможности прочитать глазами, или попросить кого-нибудь прочесть вам вслух. Поверьте, оно того стоит.

Ну, и «Перебои», само собой, прослушать не забудьте.

В полет!

Луис Сепульведа. Мама-кот, или История про кота, который научил чайку летать / Перев. с исп. Сусанны Николаевой. – СПб.: Азбука-классика, 2005Луис Сепульведа. Мама-кот. История одной чайки и кота, который научил ее летать / Перев. с исп. Владимира Правосудова. – СПб.: Азбука, 2016

Сегодня мы продолжим наше виртуальное литературное странствие по городам и весям Европы и из фантасмагорической, волшебной «как бы Португалии» Жозе Сарамаго, где по некой причине перестали умирать люди, переместимся в немецкий портовый город Гамбург, где один местный кот взял на себя нелегкий труд – ни много ни мало – научить летать маленькую чайку. И поможет нам в этом путешествии замечательный чилийский писатель Луис Сепульведа, к глубочайшему сожалению ушедший из жизни этой весной. Тем, кто еще не внял моему совету и не прочел до сих пор его взрослый роман «Старик, который читал любовные романы», настоятельно рекомендую это сделать. А сегодня мы будем говорить о его детской сказке «Мама-кот, или История про кота, который научил чайку летать». Благо что ее аудиоверсия появилась наконец в Сети в очень даже неплохом исполнении Константина Ермихина.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
На страницу:
6 из 6