Долболёт

И пещерный житель наконец поведал Ямову историю о том, как много лет назад человечество жило на небе, и жизнь была счастлива и прекрасна, и люди не знали ни болезней, ни войн. И вот однажды они решили спуститься с небес вниз, видя, как прекрасна земля, и взяли с собой каждой твари по паре, и каждого стебля по репродуктивному образцу, и Заводозавод, что вмещал в себя всю мудрость мудрости. И вот люди сошли на землю, и радовались, и стремились начать новую жизнь, но был среди них чёрный сердцем и глупый умом Ямов, что решил украсть у людей мудрость, ибо сам был дурак, и вернуться на небо, и так и сделал. И поняли люди, что он вернётся лишь как только у него хватит на это ума, но не будет ему прощения во веки веков. И за подлость и глупость его должно называть не Ямов, а Долбоямов. Долболётчик Долбоямов на своём долболёте!

Этот рассказ позволил Ямову понять принципы окружающего его мира и сделать соображения относительно ближайших планов. По дороге он приметил скалистый холм, возле которого накануне приземлился, и уже обдумывал варианты добраться до корабля, но при этом не достаться кроликам.

Погружённый в мысли, Ямов не заметил, как въехал в город, высеченный в песчанике, и вошёл в храм, очевидно сделанный из грузового ангара, что когда-то доставил на эту планету животных или растения. Весь в мыслях о побеге он и предстал перед митрополитом.

Митрополит был одет почище своих соплеменников и даже производил впечатление интеллигентного человека. На его носу сидели очки, впрочем, без стёкол, а голову венчала выцветшая каскетка из тех, что носил рабочий персонал миссии. Митрополит очень удивился, издаля увидев ямовский комбинезон. Оставив свиту, он подошёл ближе и вперился в лицо Ямова, словно что-то мучительно вспоминая. Глядел так и сяк, анфас и в профиль. Ничего не вспомнив, он развернулся и отправился было восвояси, как вдруг замер, снова резко подскочил к Ямову и ткнул старческим пальцем в нашивку на груди пришельца.

– Ямов! – только и выдохнул митрополит.

– Ямов? – прокатилось по толпе.

Митрополит ринулся к алтарю и дрожащими руками указал собравшимся на то ли икону, то ли картину, на которой очень даже похожий на себя Ямов похищал у несчастных людей Заводозавод.

– Братья и сёстры! – возвещал митрополит, указывая каменным топором на Ямова, – Настал великий час возмездия! Гром без грозы, что мы слышали вчера, как и пророчило предание, был предвестником возвращения Долболётчика Ямова! И вот он перед вами, подлец, укравший нашу мудрость! Вернулся, как только у него хватило мозгов, чтоб поплатиться за свои грехи!

– Это всё неправда! – орал Ямов, которому было нечего терять, – Да, я Ямов, и я пришёл с неба и принёс вам небесные дары! Потому что я люблю вас!

От такого заявления рука митрополита остановилась.

– О, святейший! Это правда! – из толпы раздался по-военному зычный голос, – В месте, куда вчера ударила молния, выросла блестящая гора, наши воины утром видели её.

– Это и есть мой дар вам, о люди! – надрывался Ямов, – Потому что я люблю вас, ибо все вы дети мои!

Ямова пока не казнили. Связанным и перекинутым поперёк лошади его повезли к месту посадки корабля. Ехали молча. Ямов ощущал на себе недобрые взгляды. Он старался держаться, как подобает божеству, но где вы видели божество, лежащее кверху задницей на лошадиной спине? Из высокого клевера то и дело выскакивали кролики размером с овчарку и пытались схватить свисающего Ямова. Ямов каждый раз испуганно вскрикивал, вызывая дружный хохот всадников.

Подъезжая к кораблю и Заводозаводу, аборигены всё больше робели. Наконец процессия остановилась, и Ямов извернулся, вися на лошади, чтоб максимально по-божественному обратиться к публике.

– Развяжите меня! – крикнул он строго. Его развязали. Ямов решил отыгрывать бога до конца. Он проследовал к Заводозаводу, повернулся к народу, принял предводительскую позу и воскликнул:

– Сезам, откройся! – с этими словами он приложил к кардридеру свой пропуск. Ворота немедленно открылись. Заводозавод принялся разворачиваться. Поражённые зрелищем, новоземляне попадали ниц. Ямова больше никто не стерёг и тот неспешно – богу не пристало торопиться – проследовал к кораблю. Первое, что он сделал, поднявшись на борт – задраил люк.

– Система! Выведи меня на внешние динамики! – скомандовал он.

– У нас нет внешних динамиков, – ответила система, – вы можете связаться с наземными службами посредством радиосвязи.

Ямов выругался. Как взлетать, чтоб не покалечить никого? Пришлось снова раздраить люк. Ямов встал на пороге и сложил руки рупором:

– Слушайте меня, люди! Идите в храм, и пусть каждый принесёт мне по… (надо было немедленно придумать, что) по частице святой земли (Ямов мысленно скривился от собственной глупости). Идите немедленно, и… Я люблю вас! – тут он немного дал петуха, но на его божественный авторитет уже ничего не могло повлиять. Повторять не потребовалось. Преимущество быть богом в том, что как минимум в таких несложных поручениях никто не спрашивает, что зачем и почему. Корабль взлетел, как только народ разбежался со взлётной площадки.

– А дальше не моя забота, – сказал себе Ямов, когда Новая Земля стала целиком умещаться в его иллюминаторе.

Прошло 500 лет. А на корабле Ямова прошло двадцать четыре часа, которые он потратил в поисках способа стереть записи о своих приключениях из памяти корабля.

– Приступаю к снижению, – сообщила система, – курс – координаты номер один. Несчастный компьютер не ведал, что Ямов уже приговорил его либо к сожжению, либо к утоплению. Снова ни радиоследа, ни ночных огней, отметил Ямов, сделав круг по орбите. Так даже лучше. План его был прост: сжечь дотла корабль и трое суток прожить во временном модуле, пока по графику сюда не прибудут десять миллиардов «старых землян». Уверенный в безупречности своего плана, Ямов не удосужился даже выглянуть в иллюминатор, прежде чем открыл люк. Его ждал сюрприз.

Благодарные потомки, пятьсот лет назад получив от Ямова Заводозавод и массу впечатлений, полюбили своего нового бога и сочинили о нём новые легенды о том, что однажды он обязательно вернётся, как только «новые земляне» достигнут соответствующего уровня мудрости. Место высадки Ямова стало священным. Днём и ночью там в высокой траве дежурили монахи, что в молитвах и смирении ожидали нового пришествия. Радостные, они оказались у люка, из которого должен был появиться Ямов чуть ли не до того, как корабль успел приземлиться.

Сам не понимая, как, Ямов очутился в палантине – такое слово вспомнилось ему, хотя, конечно, это был никакой не палантин, а балдахин. Его несли во главе шумной процессии, и отовсюду раздавались крики: «Он вернулся! Ямов вернулся!» Ямова встретил митрополит – похожий на старого, только в ещё более полинялой каскетке. На груди его висели украшения из микросхем, нанизанных на провода от какой-то техники. Вскоре Ямов снова очутился на вершине горы, где, кто бы мог подумать, всего каких-то двадцать четыре часа или пятьсот лет назад его собирались казнить на потеху разъярённой толпе. Ямов подарил народу свой корабль, а что произошло дальше, митрополит поведал «старым землянам» на суде.

– Ваша честь, я прошу приобщить к материалам дела дневник капитана Гагаринова, – обвинитель продемонстрировал истлевшую тетрадь.

Судья согласился, защита не возражала, а Ямов вдруг отчего-то напрягся. Пользуясь отсутствием порядка, он громогласно возмутился:

– В чём дело? Что это за документы? Какое они имеют отношение?

В публике прокатился шёпот негодования. Обвинитель, извиняясь, принялся объяснять:

– У… Уважаемый суд! По инструкции на случай провала операции экипаж должен был предусмотреть любую возможность передачи информации грядущим поколениям. Один из таких способов – физическим образом в условленных координатах. Данная тетрадь была зарыта на вершине ориентира – скалистого конусного холма, который по проекту освоения планеты должен был остаться нетронутым на протяжении тысячи лет. Журнал содержит записи начиная с первого дня освоения Новой Земли и до кончины капитана Гагаринова тридцать три года спустя. В конце своей жизни капитан подытожил свой труд кратким посланием к нам.

– Откуда нам знать, что это не подделка? – взвился Ямов, – Зачем ему было вести журнал?

– По инструкции, – ответил обвинитель, – и, потом, зачем кому-то подделывать? А подлинность документа подтвердила экспертиза. Ваша честь, я прошу позволения зачитать это послание.

Судья разрешил.

Мы высадились на Новой Земле, назвав этот день первым днём первого года Новой эры. Воодушевлённые, мы с нетерпением желали поскорей обжить этот прекрасный новый мир. По-братски мы простились с пилотом Ямовым. Участь его была незавидной: мы, его друзья, прощаясь с ним навеки, теряли друга. Он же терял всех своих друзей, ведь, вернувшись через тысячу, лет он встретит лишь наших далёких потомков.

Сейчас не вспомнить, кто первый заметил, как медленно корабль поднимался в небо. Мы подозревали самое худшее – на корабле поломка, и пилоту Ямову может грозить катастрофа. Как же мы обрадовались, поняв, что он всего лишь позабыл отгрузить Заводозавод, а значит, ему ничего не угрожает. Рассчитывая, что он, обнаружив оплошность, вскорости вернётся, мы беспечно состязались друг с другом в остроумии, радуясь возможности неожиданной встречи после грустного прощания.

Увы, Ямов не возвращался. Через некоторое время мы увидели в вечернем небе следы межгалактических двигателей – корабль перешёл на световую скорость. Это означало только одно: те несколько минут, в течение которых наш друг обнаружит причину медленного старта (а он обязан сделать это по инструкции), станут для нас неделями. Огорчённые, мы совершенно растерялись. Одинаковый страх поселился в сердце каждого из нас. Начинать освоение Новой Земли без Заводозавода немыслимо, а не начинать – губительно.

В качестве временной меры мы приняли решение засеять площадь в два гектара образцами клевера. В дальнейшем запахав его, мы обогатим почву (будущую почву!) азотом. Стоит ли говорить, насколько трудна была эта задача в отсутствие механизмов и оборудования, что остались на Заводозаводе. Прошёл сезон, но Ямов так и не возвращался. Запасы наших сухих пайков истощались, и нужно было задумываться о самостоятельном земледелии и животноводстве. Мы снова засеяли клевер и выпустили в него пару кроликов из нашего ковчега.

Прошли годы. Мы героически обживали молодую планету. Насколько это было возможно, мы посадили все наши образцы растений и выпустили животных. Условия планеты подошли не каждому виду, и спустя тридцать лет можно сказать, что этот мир был идеален для кроликов и клевера, но враждебен для человека разумного.

Планета, на миллионолетия моложе Земли, не могла поделиться с нами углём, нефтью и другими ископаемыми, что знали наши деды. Лишённые промышленности, мы были обречены на деградацию. Ах, Заводозавод, ты сделался прекрасной легендой, мифом, в котором подлый Ямов украл тебя у человечества. Мы быстрее окончим свой род, чем взрастим в этом мире земную промышленность в ближайший миллион лет.

Вы, возложившие на нас великую миссию покорения этого нового мира, простите нас. Тысяча лет, отведённая нам, пройдёт даром. Вы прибудете в ещё более суровый мир, чем наша родная Земля.

В зале воцарилась тишина. Обвинитель немного помолчал, а потом добавил:

– Неподалёку от места захоронения дневника капитана Гагаринова был также обнаружен ещё один предмет. Это был ящик с корабля миссии. По маркировке – контейнер с личными вещами пилота Ямова. В нём находилось сорок бутылок вина земного производства, датируемых XXIII столетием от рождества Христова…

От своего последнего слова Ямов отказался.