Вечность

Вечность

– Я бы хотела заказать одного человека… – Виктория, 30-летняя симпатичная женщина с печатью вечной усталости на лице, опустила глаза.

– Родственника? – её собеседник, седоватый мужчина лет пятидесяти, поджарый, спортивного телосложения, одетый в деловой костюм, старался быть предельно конкретным и кратким.

– А какая… Какая вам разница? – Виктория нервно скомкала в запотевшей ладони салфетку.

– Мне нужен максимум информации: это значительно упростит задачу. Учитывая особенности ситуации, я могу предположить, что это близкий родственник, бессмертный и, естественно, богатый. Вопрос, скорее всего, в наследстве. Зная степень родства, я буду готов задать другие интересующие меня вопросы – и получить исчерпывающие данные, – мужчина проговорил это так, словно ему приходилось ту же самую фразу произносить ежедневно. Впрочем, вполне возможно, что именно так оно и было.

– Но… – растерянно протянула женщина, – можно же как-то… наверное… покорректней?

– Вы убийство заказывать будете? Или в клуб ценителей морали пришли? – мужчина говорил достаточно строго, чтобы понять, что дальнейшие пререкания крайне нежелательны, но уголками губ он улыбался.

– Бабушка, – женщина с вызовом подняла на собеседника взгляд, – она моя бабушка. Но мы с ней практически не общаемся, как минимум последние лет десять-пятнадцать.

– Понятно, – протянул мужчина слегка разочарованно, – бессмертная?

–Да.

– Живёт в крепости?

– Разумеется, они же все в них живут. Она – в «Хориве».

Мужчина непроизвольно скривил губы. От взгляда Виктории это не ускользнуло: она не отрывала от собеседника глаз. Со стороны их легко можно было принять за впервые встретившихся «в реале» виртуальных знакомых.

– Хотите сказать, ничего не получится?

Мужчина обернулся к стойке:

– Кофе повторите, пожалуйста!

Он одним глотком допил оставшийся у него в чашке напиток, задумчиво покачал её из стороны в сторону, будто выглядывая что-то в разводах, затем спокойно посмотрел на женщину:

– Нет, я думаю, получится. Это же моя работа, – он хмыкнул, улыбнувшись своим мыслям, – причём, довольно рутинная.

Она, уже попавшая под его обаяние, понятливо кивнула головой. В глазах появилось даже какое-то сочувствие, мол, «бедный, как он упахивается на своей работе!».

Что уж там говорить, собеседник ей, и правда, нравился. Не то, чтобы её мучило одиночество, или она была обделена мужским вниманием. Просто… Просто женщинам часто нравятся преступники. Она впервые сидела вот так, лицом к лицу, с убийцей. Его накачанное тело, которое легко угадывалось под складками пиджака, его благородная проседь в длинных волосах, взгляд, задумчивый и циничный одновременно – всё это дышало загадкой и уловимой шестым женским чувством мудростью.

«Сколько в его глазах усталости! – думала Виктория, пока официантка несла мужчине новый кофе. – Он будто перешагнул через невидимую грань, отделившую его от людей, и решает теперь их судьбы. Он ведь может убить любого, кто ему не нравится… Интересно, как он борется с собой, если ему кто-то сильно не понравится прямо сейчас? Как мы кричим иногда со злости: «Я убью тебя!». А он так и не скажет, наверное, никогда, поскольку знает цену этому слову. Он когда-то провёл эту черту, сделал свой выбор – и возвысился над всеми. Как… как я теперь, наверное? Я ведь тоже сделала выбор, приговорив бабку? И у меня появится эта мудрость в глазах?.. Чёрт, Вика, какая, блин, мудрость! Ты сидишь, дрожишь от одного его присутствия, так боишься его! Ты и бабки своей боишься! Месяц почти настраивалась, чтобы ей позвонить и попросить деньги на лечение своей малышки! Да ты бабку боишься даже увидеть, хотя твердила себе, что плюнешь ей при встрече в глаза! Ты обычная трусливая тварь! Что ты несёшь, над кем возвысилась?..»

– Вы так отреагировали, потому что я ухмыльнулся при ваших словах о «Хориве»? – вырвал её из мысленного спора с собою собеседник, приступивший ко второй чашке кофе.

– А? Да… Да-да.

– Нет, меня её защищённость не тревожит. Конечно, все крепости бессмертных очень хорошо обустроены, и их не взять штурмом целого отряда. В каждой крепости есть даже ПВО – ручные ракетные комплексы, чтобы никто не атаковал с дрона или вертолёта, маленького частного самолёта… Но это для меня не проблема. Улыбался я из-за названия. «Хорив» – знаете, что это такое?

Виктория смотрела на него в упор, не моргая, боясь даже этим оборвать речь убийцы, внезапно оказавшегося весьма галантным, явно начитанным и умным. Она-то ожидала увидеть бритого амбала с лексиконом, достаточным только для формулирования коротких фраз вроде «Ок, завалим твою бабку».

– Нет. Не задумывалась. Вернее, думала, что чья-то фамилия, наверное, как бренд…

– Бренд, да, – мужчина засмеялся, – это из Библии. Там иногда пишется, что Моисей с Богом встретился на горе Синай, иногда – что на горе Хорив. Предположительно, Хорив – это группа гор, а восточный хребет на ней – это Синай. Но это не суть. Важнее, я думаю, смысл, который в это название заложили. Моисей, отправляясь на встречу с Богом, прочертил границу у подножия этой горы. Переступать её было запрещено всем смертным под страхом казни.

– Да-а-а? Теперь понятно. У них там же автоматчики на стенах об этом всем намекают – стоит подойти поближе – уже на прицел тебя берут!

– Да. Именно это и имели в виду, наверное, – он улыбнулся. – Но это, конечно, чушь.

– Что? – Виктория отхлебнула, наконец, из своей чашки, кофе оказался уже холодным, и она едва не поперхнулась.

– Моисей сам ходил на гору, и сам нёс оттуда скрижали. Ему не нужны были уборщицы, гувернантки, повара, охранники… А в крепостях они есть. Не будут же бессмертные сами за собой унитазы чистить?

– Точно! – Виктория почувствовала себя не просто заказчицей убийства, а посвящённой в большой революционный заговор. – И эти люди наверняка так же ненавидят бессмертных, как и все остальные вокруг!

– Когда как, – буркнул изменившийся в лице мужчина. Кажется, он пожалел, что дал слабину и разболтался с красивой незнакомкой. – Мы отвлеклись, давайте ближе к делу…

– Да-да! – с готовностью согласилась с ним Виктория, уловив неловкость момента, и зачем-то полезла в свою сумочку, будто в ней и лежало её дело. Бесцельно порывшись там немного, она вновь подняла глаза на собеседника.

– А как вас зовут?

– Я бы мог, как и вы, ответить «какая вам разница?», но можете называть меня Максом.

– Я – Вика! – она протянула ему свою ладонь.

– Знаю. Мне о вас рассказали, когда передавали просьбу о встрече, – ответил он, слегка пожав ей руку.

– А вы ничего, – зачем-то ляпнула Вика, и тут же смутилась, покраснела и опустила голову.

Мужчина опять сменил строгость на милость и улыбнулся, но она этого не видела.

– Может, это несколько по-хамски… Но я сразу скажу, чтобы потом не возникло непонимания: исключены любые отношения между мной и заказчиком. Любые.

– Как вы… Как вы можете! Я ничего и не имела в виду! – она ещё больше раскраснелась, но лица уже не прятала.

– Я не хотел вас задеть или оскорбить… Просто люблю предельную ясность. Вы даёте заказ, оставляете задаток и всю нужную информацию и больше меня не видите. Вы не будете знать ни моего настоящего имени, ни где меня найти. Максимум, возможно, я сам один раз выйду на вас, чтобы какую-то информацию уточнить. А так – наша встреча единственная. После исполнения заказа вы просто передадите остаток денег куда я скажу.

– Я всё понимаю, – по слогам отчеканила женщина, – это просто комплимент был, ещё не хватало, чтобы я к мужикам клеилась!

– Я не сомневался.

– Ну и всё!

Они сели друг к другу ближе, стараясь не соприкасаться телами. Виктория отдала ему конверт с фото своей обречённой на смерть бабушки, рассказала всё, что его о ней интересовало, передала задаток, заботливо завёрнутый в платок.

Тяжелее всего было расставаться с деньгами. Фото бабушки, выглядевшей, впрочем, как девушка, она отдала легко, деловито, как бросают карту в игре, будучи уверенными в хорошем продолжении. А вот деньги… Руки дрожали и отказывались выпускать свёрток. Макс вопросительно посмотрел на неё, она опять смутилась и быстрым движением оторвала руки от своего богатства.

– Я просто на лечение дочери их копила, – всё ещё пряча от неловкости глаза, чуть слышно сказала она, – но этого всё равно недостаточно.

И продолжила скороговоркой, боясь, что сорвётся только что заключённая сделка:

– Я должна вам сказать, что остальное я смогу отдать только после того, как получу наследство, у меня просто ничего больше нет, кроме старой машины, но за неё много не выручишь. А квартиру я продала.

Мужчина смотрел на неё пристально, без угрозы, но сканируя насквозь – по спине пробежал холодок.

– Я вам дам месяц. За месяц успеете?

– Я надеюсь…

– Вступление в наследство – не такое быстрое дело, хорошо подумайте. Тем более… Вы уверены, что наследство достанется именно вам? Сколько наследников?

– Я одна. Она живёт одна, и у неё была только одна дочь – моя мама. У нас вообще много поколений женщины только одну дочь рожают. Мама умерла уже. Тоже от болезни. У нас это генетическое, видимо… – Виктория заплакала.

– Понятно. Значит, бабушка ваша избавилась от этой болезни, пройдя курс бессмертия, а вашей дочери отказала в помощи?

– Как вы догадались? – женщина разрыдалась ещё сильнее.

Мужчина хмыкнул:

– Тут не нужна особая проницательность… ладно, ситуация ясна. Я вам дам три месяца. Условимся, как будут деньги – подадите мне знак. Например, жёлтую деталь в одежде станете носить постоянно – я периодически буду за вами наблюдать.

– Почему жёлтую? – Виктория перестала плакать.

Мужчина вновь рассмеялся.

– Простите. Это не к месту, наверное. Но вы, женщины, бываете такими… непредсказуемыми. Можете не жёлтую, можете красную, например – главное, чтобы яркая деталь была, бросалась в глаза на расстоянии, понимаете?

– Хорошо, я найду что-то жёлтое.

– Можете какое-то другое – скажите только мне это сейчас.

– Жёлтое, хорошо, вы же сказали – жёлтое.

– Я сказал как пример…

– Нет, вы сказали: «жёлтое»! Что вы мне голову морочите?

Мужчина покачал головой, улыбаясь.

– Конечно, я именно так и сказал.

Он встал и махнул рукой официантке, попросив счёт.

– Подождите, – вдруг схватила его за полу пиджака Виктория, умоляюще заглядывая в глаза снизу вверх, как собака, которую хозяин оставляет дома на весь день.

– Ну, я собираюсь дождаться счёта, – ответил Макс, садясь на своё место.

– Я… Я… Я просто хотела сказать вам, чтобы вы не думали обо мне… будто я… убийца, – последнее слово она произнесла с явным трудом и шёпотом.

Макс громко вздохнул.

– Вам, наверное, все так говорят?

– Нет. Очень редко.

На его лице, как показалось Вике, промелькнула смесь брезгливости, безысходности и отчаяния. Но спустя секунду он взял себя в руки и смотрел на неё спокойно. Как на предмет.

– А почему вас волнует, что я подумаю о вас? – Макс на этот раз был серьёзен.

– Не знаю, почему-то… Просто мне больше не с кем об этом поговорить.

– Логично, – он обречённо откинулся на спинку стула, приготовившись посидеть с навязчивой клиенткой ещё.

На самом деле он был совсем не против. Короткая внутренняя борьба профессионального убийцы и одинокого человека завершилась победой последнего – в качестве небольшого бонуса себе, циничному и расчётливому – дать побыть тонким и чувствительным не только в мечтах, но и хоть полчаса наяву.

Женщина была интересная, не только внешне. Она отличалась от сотен других вокруг. На её лице постоянная смена мыслей и эмоций оставила едва заметные морщинки в местах, где у не истязающих себя рефлексией дам только натянутая, как на барабане, чистая и гладкая, как силикон, кожа, безжизненная и фальшивая. Руки у неё ухоженные, но со следами мелких царапин и потёртостей от домашней работы, а не восковые и отполированные, как из музея мадам Тюссо. Дрожащие от волнения пальцы слегка влажные от пота, а не мёртвые и цепкие изящные клещи циничных прижизненных трупов. Она была настоящая. Как из старых книг. Хотелось почитать её ещё.

Да и заведение это ему нравилось – одно из немногих, где всё ещё люди обслуживали людей, а ты не делал заказ в планшете на столе и тут же расплачивался картой, оставляя повсюду свои электронные следы. Наличка, которой он платил тут и которой с ним расплачивались клиенты, была олицетворением той свободы, что с каждым годом становилось всё меньше. И отнюдь не из-за цифровых технологий и роботов. Вопрос был в том, кто поставил эти цифровизацию и роботизацию под свой полный контроль, а вместе с этим – и всю цивилизацию.

Всего каких-то сорок лет назад наука решила вопрос бессмертия, сумев при помощи биотехнологий не только лечить все болезни и даже заново выращивать больные или утраченные органы, но и победить вечного врага и вечный страх, нависавший над каждым – смерть. И человечество, мечтавшее о новом витке развития, преодолении досадного своего несовершенства, мешавшего посвятить жизнь (гораздо более долгую, чем было ранее) всему лучшему, чего только может достичь общечеловеческий разум, помноженный на гуманистическую идею – внезапно покатилось в бездну своих пороков.

Первые лет десять после того, как мир облетело известие о невообразимом открытии генных инженеров, сумевших выделить гены, отвечающие за прекращение обновления клеток и их деградацию, проще говоря, за старость и смерть, все ликовали. «ДНК-мутанты», в которых «плохие» гены были заменены на «хорошие», позаимствованные у необычных животных, уже создавались, и их внедрение во взрослый организм оставалось лишь вопросом нескольких лет, максимум, десятилетий.

Как из рога изобилия посыпались открытия и публикации о них. Биотехнологи и врачи обещали в кратчайшее время найти способы лечения рака, СПИДа и постепенно вообще всех ранее неизлечимых или плохо излечимых болезней. Сделать человека если не бессмертным, то, по крайней мере, до глубокой старости молодым – как мутировавшую пустынную подземную мышь, голого землекопа. Обещали инвалидам отращивать потерянные конечности и внутренние органы – как у вечной личинки аксолотля. И, наконец, решить проблему смерти, внедрив ген медузы Turritopsis Nutricula, способной перерождаться вновь и вновь, чтобы дать эту возможность и человеческим клеткам.

Но внезапно количество таких публикаций стало резко сокращаться, а потом, спустя десять лет после первого открытия, они прекратились совсем. При этом стало известно, что крупнейшие частные клиники предлагают самым богатым людям за пару десятков миллионов пройти курс терапии, приводящей к бессмертию. Вышло так, что, решив проблему смерти, виднейшие специалисты сначала сами обрели бессмертие, а затем поняли, что даровать его всем подряд они не могут. История примерно такая же, как с открытием ядерной энергии. И, словно в насмешку над многосотлетними теориями заговора, этот заговор учёных претворился в жизнь.

Постепенно заговор бессмертных биотехнологов превратился в принципе в заговор бессмертных, которыми стали практически все миллионеры. Встал вопрос неделимости наследства, потому что одно дело готовиться к смерти и разделить все деньги между потомками, а совсем другое – когда ты умирать не собираешься и менять образ жизни – тоже. К бессмертным учёным (их уже в общем числе бессмертных осталась жалкая кучка) и миллионерам присоединились бессмертные диктаторы, которых становилось всё больше, потому что бессмертные миллионеры в окружении до того вполне себе демократических лидеров нуждались в железных гарантиях. А железные гарантии могли дать только свои люди на постах президентов, премьер-министров, глав спецслужб и полиции. Заговор оброс вполне реальными экономическими и политическими связями и стал совершенно неуправляемым любым обществом или сообществом, кроме единственного – сообщества самих бессмертных.

Это длилось около двадцати лет, пока обществу, до того представлявшему себя свободным, не стало очевидным расслоение не просто материальное или, если хотите, классовое, но и вечное. Всё те же бессменные главы корпораций, бессменные лидеры наций… Это стало не то чтобы раздражать, нет. Это вводило людей в отчаяние.

И бессмертных стали убивать. Потому что медузу нутрикулу можно убить. Только так регулируется её численность в водах.

Бессмертные заперлись в крепостях. Сначала это были элитные охраняемые клубные посёлки, но потом они обросли стенами, рядами колючей проволоки, взводами охраны с вооружением вплоть до танков. Все клиники бессмертия переехали туда же, оставив «во внешнем мире» лишь свои представительства для новых клиентов.

Только главы корпораций и правительств были вынуждены маскироваться под смертных. Но и их стали постепенно разоблачать. Они мимикрировали – наносили старящий грим, кашляли прилюдно и хромали. Но нет-нет, да кого-нибудь ловили в бассейне или на пляже в молодом теле. Появился новый «Молот ведьм» – как распознать бессмертного. И кого-то даже жгли. Среди бессмертных вошло в традицию менять глав организаций и государств каждые десять-пятнадцать лет – некоторые при этом имитировали смерть. Но ощущение, что это может плохо кончиться, всё нарастало.

– Конечно же, вы не убийца. Убийца я, – мужчина тоскливо посмотрел на пирожное, что несли к соседнему столику, видимо, держать себя в форме было тяжело.

Виктория опять заплакала. Сначала тихонько, всхлипывая и засасывая ноздрями стекающие из глаз капли, а потом уже всерьёз, по-детски.

– Убийство это ужасно, я понимаю. Но… Но должны же люди умирать! Так всегда было, так положено! А тем более…

– Тем более деньги надо делить?

– Вы думаете, я такая меркантильная, да? – рыдания усилились.

– Да я понял вашу ситуацию, не об этом речь! – мужчина впервые вышел из себя. – Я в целом. Ресурсы планеты не бесконечны, а люди приобрели возможность быть вечными. Потребление растёт – и людям нужно больше металлов, дерева, пластика, электроэнергии, еды. Самое главное – еды. Бессмертные довольно быстро поняли эту проблему, благо, поначалу среди них были только большие учёные. Но отказаться от своего бессмертия они не смогли. И от жажды наживы, которая так и текла им в руки в связи с этим открытием – тоже, к сожалению. Человечество уже достигло численности в десять миллиардов, совершенствование медицины и рост уровня жизни и без того грозили приростом на миллиард в каждое десятилетие, а если ещё «включить» бессмертие…

Мужчина начал задыхаться от возмущения, он глотнул остатки своего кофе, там было мало, и он бесцеремонно допил кофе собеседницы. Она и бровью не повела.

– Я недавно читал книгу про учение русского философа Николая Фёдорова, которое назвали «космизмом». Его идеями вдохновлялся Циолковский, когда разрабатывал теорию космонавтики. А в центре там, у Фёдорова, совсем не космос и его освоение – это лишь последствие обретения людьми бессмертия. Именно о бессмертии его учение! Он тоже быстро понял, что человечество, победившее смерть, просто не поместится на Земле, поэтому ему необходимо осваивать новые планеты. Представьте себе – больше ста пятидесяти лет назад люди уже задумывались об этом. А мы по-прежнему дальше Марса не летаем, у нас нет запасных аэродромов! Бессмертие появилось раньше, чем должно было. Оно убьёт нас, вернёт в тёмные времена войны всех против всех. Им надо было, поняв, какой ящик Пандоры открыли, быстренько захлопнуть его обратно. Но они решили иначе: создать касту бессмертных настолько малую, чтобы это не сказалось кардинально на популяции. А кто будет отсекать «чистых» от «нечистых», определять, имеет ли право на бессмертие тот или иной человек? Нашли самый простой ответ: рынок будет определять. У кого есть огромное состояние – тот и достоин вечной жизни. Но богатый – не значит хороший! Среди них полно ублюдков. Слава богу, обретя бессмертие, они хоть предпочитают не размножаться…

– Да, я вот тоже думала – почему бабушка, обретя вечную молодость, не рожает ещё детей? У нас женщины в нескольких поколениях мечтали о мальчике…

– А зачем ей? Рождение детей – это и есть функция бессмертия, заложенная в нас. Вечность человечества – в размножении, в воспитании потомства, каждое поколение которого должно становится всё умнее и лучше. А если они сами стали бессмертными, эта функция их больше не интересует. Кроме того… Вы ведь сказали, что не общаетесь со своей бабушкой уже лет пятнадцать?

– Да, так и есть.

– А почему, можно поинтересоваться? Она сильно изменилась?

– Да. Но я думаю, это из-за денег, наверное, она стала опасаться, что мы захотим свою долю от наследства, которого, как получается, больше нет. Она стала странноватая, мягко говоря.

– У меня жена была связана с генной инженерией. Поэтому я кое-что знаю о бессмертных.

– Была? А чем она занимается сейчас, ваша жена? – женщина легко отвлеклась от загипнотизировавшего её рассказа.

– Она умерла.

– Ой, простите!

– Ничего, я уже пережил это.

Тем не менее, Виктория не удержалась от возможности положить свою руку на ладонь Макса. Он потерпел вторжение несколько секунд и потом вежливо, но решительно вытянул свою руку и на всякий случай сжал в ней пустую чашку.

– Так вот, – продолжил он как ни в чём не бывало, – все образцы, которые так восхитили генных инженеров и чей генный материал затем использовали для создания программы бессмертия: аксолотль, голый землекоп, медуза нутрикула – все они обладают такими восхитительными способностями, потому что находятся как бы в постоянном детстве. Они не стареют, потому что не взрослеют. Кроме медузы только, но её перерождение связано тоже с впадением в фазу, скажем так, зачаточную: она превращается в полип, а из него снова в медузу, и так бесконечное число раз. А землекоп и аксолотль живут-живут детьми, а потом в момент, когда механизм даёт сбой, и организм должен начать стареть – он просто умирает. Но эти существа достаточно примитивные. А как проявит себя эта склонность к биологическому инфантилизму у людей, превращённых в бессмертных – не смогли ни предугадать, ни протестировать: очень уж спешили воспользоваться плодами открытия. Но со временем стало ясно, что с головой у этих людей-мутантов не всё в порядке. Нет, у них прекрасная мыслительная активность, они учатся всю жизнь, их мозг всегда в наилучшем состоянии. Но вот с психологией какая-то проблема. У бессмертных стали проявляться чисто детские качества. Какие-то хорошие: любознательность, восприимчивость, внезапные вспышки жалости и доброты ко всему вокруг. Но вместе с тем и отрицательные, которые, помноженные на взрослые, зачастую неограниченные возможности, стали превращаться в страшные для общества проявления: невероятная привязанность к своему имуществу, немотивированная жестокость, как будто из-за неспособности оценить последствия своих поступков, чрезмерная обидчивость, которая перерождается в кучу ужасных комплексов… Мы ведь говорим иногда, описывая странного в своих проявлениях человека: «он как ребёнок». Так вот бессмертные на самом деле являются взрослыми детьми. Это даже не вполне люди, понимаете? Им вживляют генно-модифицированные клетки, которые постепенно заменяют собой все неидеальные, человеческие. В итоге получается полностью генно-модифицированный организм. Мутант.

– Поэтому вы их убиваете?

– Может быть, может быть… – мужчина ненадолго погрузился в свои мысли. – Я, по большому счёту, ни одного человека в своей жизни не убил.

– То есть вы себе оправдание нашли? – в голосе Виктории не чувствовалось издёвки, скорее сопереживание, но фраза прозвучала двусмысленно.

– Возможно, – коротко отрезал Макс. – Нам пора прощаться, мы достаточно поговорили. Даже слишком.

Они расплатились по счёту и встали. Мужчина успел сделать пару шагов по направлению к выходу, но остановился, приблизился вновь и, заглянув Виктории в глаза, спросил:

– А вы готовы к тому, как изменится ваша жизнь?

– В смысле?

– В том смысле, что вам достанется богатство вашей бабушки. И вы положите дочь на курс бессмертия, а потом, вероятнее всего, и сами его пройдёте – этому искушению невозможно противиться, никто не может устоять. И вы превратитесь в этих… – мужчина как будто хотел сплюнуть, но джентльмен в нём взял верх, и он только невразумительно мотнул головой, – ваша дочь родит вам внучку. А, может, учитывая, что вам подправят ДНК, и внука. И вы, переродившись в бессмертных, почти стопроцентно не захотите давать бессмертие и деньги им. Вы будете жить, радоваться травке и солнышку, и смотреть, как стареют, впадают в немощь и умирают ваши потомки. Такая жизнь вас ждёт.

Викторию словно парализовало, она не двигалась и не моргала.

– Впрочем, вас, перерождённую, это волновать не будет – об этом надо подумать сейчас.