– Ты предлагаешь отказаться от единственной реальной помощи, которую мы можем получить для защиты города! – пытаясь воззвать к разуму митрополита, проговорил я. – Но иного выбора у нас нет! Ты говоришь мне, что все предопределено и сопротивление ни к чему не приведет. Извини, но я не верю в это! За все в этом мире следует бороться, а за свой дом – в первую очередь. Я готов принести любую жертву ради этого, пусть даже это будет моя собственная жизнь!
Марк посмотрел на меня своими добрыми глазами.
– Послушай меня, Георгий, – вкрадчиво произнес митрополит. – Я предчувствую тяжкие времена и для нашей веры, и для нашего города. И времена эти настанут очень скоро. Но запомни мои слова: мы сможем пройти через все испытания, преодолеть беды и лишения и снова набрать былую силу только в том случае, если останемся самими собой. Сохранившись как православная нация, мы продолжим путь, который наметили нам наши отцы и деды, и вновь обретем величие. Стены Константинополя – это далеко не все, чем нам надлежит дорожить.
Он положил свою бледную руку мне на грудь и прошептал:
– Сумей сохранить веру в своей душе. Это то, что ни турки, ни латиняне никогда не смогут забрать без твоего позволения, и это однажды вновь возродит наш мир.
Что же, Марк Эфесский был из тех людей, которые умеют заставить других прислушиваться к своим словам, и я молча размышлял над всем, что услышал, пока легкое прикосновение митрополита не вывело меня из этого забытья.
– Государь ожидает тебя, Георгий, – мягко промолвил Марк. – Ступай к нему и помни, что я сказал: не противься тому, что предначертано свыше, но до конца держись своей веры. И не надейся на латинян. Ты увидишь, они не смогут спасти ни наш город, ни наши души.
* * *
Встреча с императором была недолгой, но при этом весьма необычной.
Иоанн выглядел подавленным и усталым. Бесконечные ссоры между его братьями, тяжелое финансовое положение, в котором оказалась империя, неудавшаяся попытка заключить союз с западной церковью – все это тяжело сказывалось на его слабом здоровье.
На годы правления Иоанна пришлось слишком много потрясений, впрочем, то же самое можно было бы сказать о любом правителе из династии Палеологов. Его отец, мудрый и прозорливый император Мануил, в течение многих лет сдерживал натиск турок, ведя тонкую дипломатическую игру и раздувая гражданские войны внутри Османской империи, но даже ему не удалось остановить экспансию мусульман.
Иоанну можно было посочувствовать. Будучи далеко не глупым человеком и стремясь лишь ко всеобщему благополучию, он в итоге не смог дать своей стране ничего, кроме нескончаемых смут. Не лучше сложилась и его семейная жизнь. Трижды вступая в брак, он пережил всех своих жен, которые не оставили ему наследника. Императору исполнилось пятьдесят лет, и он был страшно одинок. Лишь только царица-мать всегда была ему единственной надежной опорой.
Когда я прошел в покои василевса, то увидел следующую картину: император, сойдя со своего золотого трона, нервно бродил по зале и с раздражением в голосе отчитывал человека, стоявшего перед ним на коленях. Судя по изорванной и грязной рубахе, собеседник Иоанна успел побывать в какой-то переделке.
Император заметил меня и жестом приказал подойти. Когда я приблизился, то узнал человека, которого прежде принял за оборванца. Им оказался Андроник. Мужчина глядел перед собой, словно нашкодивший ребенок, его широкое лицо было усеяно кровоподтеками, а из густой бороды вырвано несколько клочьев.
– Георгий, ты уже не раз выручал меня своим советом, помоги и на этот раз, – обратился ко мне Иоанн с надеждой в голосе.
– Я целиком в вашем распоряжении, государь.
– Ты хорошо знаешь нашего верного и любимого Андроника, – император указал на несчастного вельможу. – Так вот, венецианцы требуют от меня его голову.
Услышанное несколько испугало меня.
– На каком основании?
– Латиняне заявляют, что именно он организовал нападение на епископа, в результате которого погиб один из их офицеров, – император с укором посмотрел на Андроника. – Как видишь, они уже попытались устроить над ним самосуд, однако посланная мной стража успела спасти его от лютой смерти. Но как быть теперь? Венецианцы просто так этого не оставят.
Я задумался. В таком щекотливом деле сложно было найти единственно правильное решение. Венецианцы не прощали обид и слишком сильно влияли на жизнь Константинополя, чтобы оставить их требования без ответа.
– Андроник, – обратился я к сановнику. – Скажи, ты причастен к нападению?
Мужчина поднял на меня испуганные глаза и замотал головой.
– В тот день ты ведь что-то хотел мне сказать. Ведь так?
– Прости, Георгий, я не понимаю, – глухо проговорил Андроник.
Он что-то скрывал и скрывал неумело, однако при императоре я не стал допытываться до правды. Для того еще будет время.
– Андроник должен искупить свою вину, – сказал я после недолгих раздумий. – Однако приговор ему следует вынести от вашего имени и только после тщательного разбирательства. Пусть на суде присутствуют все, кто пожелает, но решать его судьбу должен только император.
– Едва ли венецианцы удовлетворятся этим, – задумчиво проронил Иоанн, поправляя усыпанный самоцветами венец.
– Венецианцы ищут лишь повод, чтобы навязать вам свою волю, – произнес я. – Если суд состоится, они будут вынуждены согласиться с вашим решением.
Император задумчиво поглядел на Андроника, а тот по-прежнему стоял на коленях и ловил каждое наше слово, ибо от этого теперь зависела его жизнь.
– Пожалуй, именно так я и поступлю, – сказал Иоанн, одарив меня снисходительным взглядом. – Ты все слышал, Андроник? Теперь твоя жизнь вне опасности. Однако пока я не улажу это дело, тебе и твоим близким придется пожить во дворце под охраной.
– Спасибо, государь! – Несчастный вельможа, захлебываясь слезами радости, кинулся целовать край императорского платья.
– Благодари за это не меня, а Георгия, – строго сказал ему император. – И впредь не совершай подобных глупостей.
Андроник бросил на меня полный признательности взгляд и поспешил удалиться через небольшую потайную дверцу, надежно скрытую под тяжелым пурпурным балдахином.
Когда мы остались одни, василевс медленно опустился на трон.
– Как я устал от государственных забот! – проговорил он, закрывая лицо руками. – Вот и ты собираешься покинуть меня, Георгий.
Император лишь недавно узнал, что я собираюсь отправиться в Морею, и эта новость сильно огорчила его.
– Я не стану удерживать тебя, – продолжил Иоанн. – Но обещай, что вернешься, как только твои услуги потребуются в столице.
– Ваша воля – закон для меня, – почтительно промолвил я.
– Ты, конечно, уже слышал о судьбе Димитрия? – как бы невзначай проронил василевс.
– С царевичем что-то приключилось? – спросил я, не понимая толком, о чем говорит государь.
– Он готовил заговор против меня, – пояснил Иоанн. – Лишь по просьбе матери я сохранил ему жизнь. Однако кое-кто из моих людей считает, что к этому делу причастен и Константин.
Испугавшись за жизнь своего господина, я поспешил вступиться за него, однако императора меня остановил.
– Не волнуйся, Георгий, я не хуже тебя знаю Константина. Он не опустится до такой подлости. —Иоанн вдруг помрачнел. – Жаль, что я не могу сказать того же о других своих братьях.
При этих словах я вспомнил о Феодоре.
– Государь, – промолвил я. – Несколько дней назад в столицу прибыл царевич Феодор, и в тот же самый день произошло нападение на латинян. Не кажется ли вам это странным?
Император поднял на меня глаза.
– Неужели ты полагаешь, что эти события как-то связаны?
– Не хотелось бы так думать, но я уверен, что с его приездом многие ваши враги почувствуют себя увереннее.
– И кто эти враги? – пожал плечами василевс. – Противники церковной унии? Но я уже давно прекратил их преследование, а Марк Эфесский – один из моих ближайших советников.