Печень кентавра в сметане

– Ну, что ж, пожалуй, я в деле.

Порешив дела с Пифагором, Фрейд вернулся на своё место и успокоил Кудряша, который растопырив свои и без того лопоухие уши пытался внимательно вслушиваться о чём шепчутся «старшие пацаны».

– А я тут БоБо смотрю по Ютюбу! – радостно произнёс Сеня, радуясь что всё обошлось, по крайней мере, на время.

– И что показывают? – спросил Фрейд, удивляясь, что тюремщики до сих пор при шмоне, не обнаружили у него смартфон.

– Черносливова, про боевые искусства и внутреннюю энергию! – ответил Сеня. Он утверждает, что ММА – это детский сад, и что мастеру БИ даже не нужна техника, удары и борьба!

– Полная хуйня! Любой ММА-шник этого мастера БИ в первом же раунде уработает.

– А ещё я стрим Гоблина смотрел. Тоже не внятный персонаж. Так ВОХР, мент пархатый. У него грубый солдафонский юмор и дебильный смех идиота! Хотя у него есть своё мнение и гражданская позиция. В чём-то я с ним сильно согласен, в чём-то нет. Но он далеко не дебил, и многие фильмы в его переводе лучше, чем в оригинале, точнее в классической озвучке. Зря он только начал сериал семилетней давности выпуска озвучивать. Время ушло, нужно делать всё в своё время.

– Да ты у нас философ. Кстати, ты начертил какой длины и веса тебе нужны заточки?

– Да, вот возьми, – и Кудряш протянул Фрейду листок с рисунком, где были указаны размеры клинков.

Сам Кудряш их изготовить не мог, так как работал на руднике, а Фрейд в столовой. В цехе с металлом трудился Пифагор, отчасти поэтому Фрейд к нему и обратился.

Рудник состоял из глубокой штольни, внутри которой была построена железная дорога, по которой вручную перемещали вагонетки с добытой породой. Далее, уже по электрическому конвейеру порода поднималась на поверхность, где помещалась в дробильные машины и перетиралась на мелкие фракции, после чего с помощью химических реактивов выделялся нужный компонент, а оставшийся отвал загружался в грузовики и отвозился на край глубокого каньона, и сбрасывался в пропасть. То, что они добывали, никто не знал. Ходили разные слухи, то про уран, то про осмий, который на чёрном рынке стоит от 10 000 до 200 000 долларов за 1 грамм. На зоне сидели и образованные люди, от которых деревенский дурачок, каким все считали Кудряша, узнал много интересных вещей, таких как, например, что осмий – это самое плотное вещество на земле. Ему рассказывали, что если тяжёлую чугунную 32 килограммовую гирю бросить в ванну с ртутью, то она там будет плавать, как пробка в воде, а вот осмий сразу утонет. Кудряш слушал эти рассказы с открытым ртом. И на зону он попал по своей глупости и наивности. Когда в деревню после отсидки вернулся дядя Петя, с ног до головы покрытый татуировками, вместе со своими корешами, то Семён попал под их пагубное влияние. Они надоумили его взять микро-кредит, мол, на развитие хозяйства и открытие бизнеса, а сами пропили все его деньги. Когда же нужно было отдавать долг с сумасшедшими процентами, они уверили его, что банк надо наказать и предложили ограбить кассу. В итоге они убили инкассаторов, забрали деньги и позже на суде дружно подставили Кудряша, повесив на него убийство.

Тут раздался лязг засовов, и Фрейд быстро спрятал листок под распоротую подкладку своей робы.

Принесли сухпаёк на ужин. На обед весь отряд ходил в столовую, а вот ужин у всех был в камере. Дело в том, что комендант лагеря выменивал просроченные сухпайки у прапорщика армейского склада. Что у них были за взаимозачёты, никто не знал.

– Лицом к стене, ноги на ширине плеч, руки за голову! – скомандовал конвоир, и прописал удар резиновой дубинкой по спине замешкавшемуся Кудряшу. Тот взвыл от боли, на что охранник только рассмеялся.

Это была «красная зона», блатные здесь ни на что не влияли, и тюремщики вели себя ничуть не лучше, чем надсмотрщики в концлагере Освенцим.

Второй конвоир небрежно бросил на стол три пайка, и после фразы: «Приступить к приёму пищи», дежурные по кухни покинули помещение.

– Суки позорные! – прошипел Кудряш, и плюнул в сторону двери, после чего сел за стол, раскрыл упаковку и начал с аппетитом уминать содержимое контейнера, так как прошлые ужин он тоже проиграл Пифагору в карты.

Пифагор первым делом поставил варить чифир, опустив в кружку самодельный кипятильник, собранный из двух бритвенных лезвий и спичек, благо розетка в камере была. По технике пожарной безопасности электроприборы были запрещены, но жёсткое выполнение правил чревато бунтом, которого допускать было нельзя, поэтому охрана предпочитала не замечать нарушение этого правила.

За ужином Фрейд передал Пифагору чертёж составленный Кудряшом.

– Добро, – ответил Пифагор, едва взглянув на нарисованные каракули, – завтра же я напилю эти железки.

После ужина наступал автоматический отбой, который обозначался тем, что централизованно отключали свет, вырубив общий рубильник. Но разговаривать можно и в темноте, чем и занялись заговорщики. Проболтали они почти всю ночь и уснули только под утро. В шесть часов утра врубили свет и радио, по которому звучал гимн России. Началось построение, перекличка и утренний шмон камер, но не всех, а на выбор.

Под вечер, как раз по завершению работ, заморосил дождь. Охрана вся попряталась внутрь казармы. Настало самое подходящее время, чтобы забрать изделия Пифагора. Пока Кудряш стоял на шухере, Фрейд незаметно прокрался к зарешеченному окошку слесарного цеха. Под окном в мокрой траве блестели заточенные пластины. Фрейд все их собрал и спрятал в рукава фуфайки. Это были пятеро двадцати пяти сантиметровых лезвия весом в триста грамм каждое.

– А не тяжеловато ли? – спросил он Кудряша.

– Нет! В самый раз! – ответил тот и, взяв один нож начал вращать его между пальцами.

Когда они вернулись в барак, то у Кудряша возник вопрос.

– А куда мы их спрячем?

– Не волнуйся, я об этом уже позаботился.

В комнате барака, где они втроём жили, за неимением плакатов с голыми тёлками, стену украшала, не пойми откуда взявшаяся, периодическая система химических элементов Менделеева.

Фрейд сорвал плакат, намазал стену заранее принесённым из столовой клейстером из рисовой каши, приклеил к ней ножи-пластины, и наклеил на них заново плакат.

– Вуоля! – воскликнул он, довольный своей находчивостью.

Наутро, после построения, начался шмон их камеры, но, как и предполагал Фрейд, никто ничего не обнаружил.

С каждым днём приближался час икс. Решено было бежать ночью, так как, во-первых, темнота лучший друг, во-вторых, все спят, и нет любопытных глаз.

В бараке был только один дневальный, на улице каждые два часа менялись часовые, но время смены было хорошо всем известно. Обход лагеря выполняли всего двое часовых, так что нужно было устранить троих человек, то есть дневального и двух охранников периметра. Поэтому Кудряш и заказал всего пять метательных ножей. Два для подстраховки на форс-мажорный случай. На смартфон Кудряша Фрейд нанёс точку места стоянки вертолёта, навигатор андроида произнёс заветную фразу: «маршрут построен». Теперь даже в полной темноте можно было идти по направлению, которое указывала стрелка.

И вот настала ночь побега. Кудряш снял со стены плакат, полюбовался парой секунд на приклеенные ножи, отодрал их от стены, любовно протёр влажной тряпочкой, убирая остатки клея. Потом засунул их за пояс и стал ждать условного часа.

– Кудряш, ты уверен, что сможешь это сделать? – спросил настороженно Пифагор.

– Сделать что? – недоумевал Кудряш.

– Убить человека? – пояснил Пифагор, – это же не тир, ни деревянные манекены, а люди!

– Я родился в деревне. Там каждый день кого-то убивали: то курей, то свиней, то телят, то крольчат! А человек такое же животное, как и все остальные. Задай этот вопрос лучше Фрейду, он тебе намного лучше меня всё объяснит.

– Ты рассуждаешь так, как будто у тебя есть индульгенция.

– Что? – не понимая такого термина, переспросил Кудряш.

– Ну, в смысле лицензия на убийство, – попытался разъяснить Пифагор более доступно.

На ночь дневальному полагался помощник. Но, чтобы сократить штат сотрудников, ему выделяли всяких ссученных стукачей, которые сотрудничали с начальством тюрьмы и считались, вполне благонадёжны. Фрейд не был стукачом, но благодаря своему таланту манипулирования людьми он попал на хлебное место в столовой, и пользовался авторитетом, как у руководства колонии, так и у заключённых. К нему не было никаких предъяв, хоть его и вызывали дежурить вместе с дневальным.