Шаги России. Хождение на Запад и обратно

Но «проклятый» капиталистический Запад задаром свои технологии не передавал, не давал он и кредитов «заблудшим». Заводы готов был продать только за хлеб, золото или художественные ценности. Все это приходилось искать и отнимать в своей полунищей стране. Золото – конфисковать у церквей, у недавних дворян и «буржуев»; картины – из царских и частных собраний, включая Эрмитаж; хлеб – насильно отнимать у крестьян, в том числе у страдавших и умиравших затем миллионами от голода. Для индустриализации отсталой страны нужен был еще труд. Выручил рабский, принудительный труд десятков миллионов репрессированных – «политических», деклассированных и «подозрительных».

В великой марксистской теории ничего подобного не было прописано. Сначала революционеров это не смущало, первых в мире преобразователей должны были выручить террор и репрессии, как во времена знаменитой предтечи – во французскую революцию. Но уже через несколько лет большевики поняли, что полюбившаяся им западная теория не работает, как они ожидали. Всемирный пролетариат не только не объединялся против «буржуев», а наоборот, даже враждовал между собой, коллективизм оборачивался бесхозяйственностью, колхозная земля не желала приносить урожаи при принудительном, полукрепостном труде. Но власть была уже в сильных руках, и выпускать ее не собирались, ни о каких выборах или волеизъявлении народа и речи быть не могло.

Марксистский лозунг «Смерть капиталу!» и обещание «Заводы – рабочим!», вскоре превратилось в эксплуатацию рабочих государством, причем, в эксплуатацию невиданную по масштабам и бесправию.

Лозунг и обещание «Земля крестьянам!» сменилось отъемом земли, скота и инвентаря, принудительным объединением в колхозы, репрессиями против зажиточных «элементов» – кулаков и «подкулачников».

Лозунг «Вся власть Советам!», т.е. демократически избранным органам, обернулся жесткой и беспрекословной диктатурой большевиков, единственной разрешенной в стране партии.

Провозглашенная «свобода совести» выродилась вскоре в изъятие церковных ценностей, закрытие храмов и в расстрелы священников. Религия мешала большевикам насадить в умах народа иное – культ идеальных коммунистических отношений, великого и счастливого коммунистического будущего.

«Кто не работает – тот не ест!». Не ели досыта или голодали даже те, кто тяжело трудился. Многочасовые очереди за самым необходимым стали нормой жизни советского народа. Продовольственные карточки, талоны и пустые полки в магазинах – примета всего 70-летнего периода «социализма» в России.

Лозунг «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» печатался в «шапке» каждой газеты, но пролетарии всех стран так и не объединились. Классовые интересы пролетариев оказались столь узки, что дальше мещанских интересов благополучия не распространялись.

«Победа коммунизма неизбежна!». Утопия, где «от каждого по способностям, каждому по потребностям», нигде и никогда не была построена, а через десять лет после назначенного для нее срока – 1980-го года – СССР вообще прекратил существование. Над московским Кремлем был спущен флаг с серпом и молотом и поднят триколор Февральской демократической революции. Россия вновь вернулась к капиталистическому строю, однако, к «дикому» его варианту.

Западная марксистская «ересь», в которую уверовали большевики, оказалась на самом деле пустышкой, обманкой, но которая влекла за собой зачарованную Россию все семьдесят лет. То была роковая «инъекция» вредной, никем не опробованной идеи западной цивилизации, вызвавшей длительную болезнь России. Ничего более полезного коммунисты от Запада не получили. Два века назад царь Петр перенял от Запада только то, что лежало на поверхности и нравилось – передовые технологии и бытовую культуру. Так и большевики купили и переняли с Запада только результаты их цивилизации – технологии, – оставив без внимания самое важное: источники и причины их прогресса. Самое ценное, что имелось на Западе, то, что рождало технологические новации – политический плюрализм и свобода личной инициативы, – были высокомерно и безграмотно отметены.

Если большинство случаев упадка, разложения или гибели этносов и цивилизаций происходило из-за агрессии внешних врагов, или из-за климатических изменений (например, после засухи, как майя, ацтеки), или ландшафтных катастроф (извержение вулкана: как минойцы), то советский народ неожиданно споткнулся вскоре после Великой Отечественной войны из-за дефекта его собственного идеологического фундамента. Идеологические «табу» на частную инициативу и предпринимательство, связанный с этим марксистский строгий запрет на «эксплуатацию человека человеком» жестоко и бездумно «оскопили» русский народ в отношении естественного развития. Это выбило из-под него необходимые стимулы свободного, раскрепощенного труда, и как следствие, вызвало не только неминуемое торможение промышленного и аграрного развития, но также падение общего социального здоровья и трудовой нравственности. Грустные шутки того времени: «Они делают вид, что платят нам, а мы делаем вид, что работаем», Вопрос: «Как расшифровывается ВКП(б)? – (т.е. Всесоюзная коммунистическая партия большевиков). Ответ: Второе Крепостное Право (большевиков)». Марксистскую мантру «Бытие определяет сознание» уточнили: «Битье определяет сознание».

При ускоренной индустриализации страны с 1920-х до начала 1950-х годов, промышленность страны опиралась на простейшие технические решения. Успехи первых пятилеток в восстановлении послереволюционной разрухи и затем в наращивании промышленного и военного потенциала были связаны в основном со строительством и запуском в работу базовых отраслей, находившихся в зачаточном состоянии в дореволюционной России. Это тяжелая промышленность, металлургия, энергетика, транспорт и т.п. Научные и технические основы этих отраслей были заложены еще до революции, и не требовали пока существенного развития. Более современные технологии, такие, как автомобилестроение, электротехника, химия приобретались за золото и хлеб у передовых стран Запада. Для полуголодной, разрушенной и ослабевшей страны это было более чем достаточно. Все были рады и этим первым успехам, готовы были мириться с жалким выбором и качеством товаров на прилавках и длинными очередями. Тем более, никто не видел зарубежных аналогов и не мог ничего сравнивать. Однако военная техника, благодаря природной смекалке народа, строгим требованиям военной «приемки» и жестокими наказаниями за брак получалась хотя и «без затей», но в основном крепкой, простой и надежной – что стало нормой до наших дней.

Народное хозяйство, где наибольшее значение уделялось «валу», т.е. количеству продукции для удовлетворения ненасытного спроса, всегда превышающего предложение при гнетущем страну тотальном «дефиците», могло успешно функционировать даже при административно-командной системе. «План», «вал», «трудовая дисциплина» – были общими законами государства, нарушение которых строго наказывалось, даже уголовно в первые десятилетия.

Это пока успешно «работало», страна восстановилась, победила в Отечественной войне и вновь восстановилась – на тех же марксистских принципах и стимулах к труду: «Все у нас общее», то есть государства, «Кто не работает, тот не ест» и «Выше знамя сплошной коллективизации». Принуждение к труду было законом. С 1930-х и до конца войны неоднократно опоздавших на работу судили и «сажали». Позже за «тунеядство», т.е. за «отлынивание от общественно полезной работы» судили и отправляли на работы в отдаленные районы страны. Пример – ссылка на работы за «тунеядство» знаменитого впоследствии поэта, Нобелевского лауреата Иосифа Бродского.

Вскоре после аврального послевоенного восстановления экономика перестала развиваться, и страна незаметно вошла в «застой». С 1970-х годов плановые пятилетки и семилетка развития страны уже ни разу не выполнялись, но это замалчивалось. Сельское хозяйство после революции всегда, мягко выражаясь, «хромало» и вызывало «головную боль» у руководства, стало считаться вообще «черной дырой», куда бесполезно утекала валюта, вырученная от продажи нефти. Назначение очередного партийного начальника на управление неизменно провальным сельским хозяйством считалось в верхах наказанием. Каждое лето с заводов и научно-исследовательских институтов, из школ и ВУЗов парткомы командировали по разнарядке «на помощь селу» сотни тысяч трудящихся. Осенью те же тысячи городских работников убирали гибнущий от бесхозяйственности урожай, затем перебирали и «затаривали» его в рабочее время или в выходные дни «за отгулы» в хранилища.

Ничего не помогало: подневольный труд ни в колхозах, ни в совхозах не порождал изобилия, даже отдаленно похожего на «западное». Продуктов питания не хватало, страна не могла достигнуть самодостаточности, достойной «сверхдержавы». С середины 1960-х годов приходилось уже импортировать пшеницу и прочие зерновые из США и Канады. Как злорадно удивлялись западные наблюдатели: «И такое происходит в стране, которая до революции кормила хлебом всю Европу!». Действительно, это было для всех неожиданно и поразительно. Пришлось даже элеваторы и погрузочную технику в Новороссийском порту срочно переделывать из традиционно экспортной системы отгрузки пшеницы в систему для приема пшеницы из-за рубежа. Коллапс командно-административной экономики, начался именно с сельского хозяйства. Земля готова было кормить людей только при заинтересованном и даже любовном к себе отношении, но не «по команде» и по принуждению. По замалчиваемой тогда статистике крошечные приусадебные участки колхозников давали урожай сопоставимый с продукцией всех неухоженных колхозных и совхозных полей.

«Плановая, социалистическая» экономика с ее трудоемкими расчетами, стремившаяся предугадать на годы вперед производство и потребности, способна была «с горем пополам» удовлетворять только базовые потребности страны. Дефицит ощущался практически всегда и по всем товарам и продуктами питания. В очередях в магазинах люди теряли по несколько часов ежедневно. Если в крупных городах, столицах республик, власти еще старались поддерживать видимость изобилия, то в поселках и деревнях на полках магазинов можно было увидеть только «дежурные» соль, водку, некоторые крупы, рыбные консервы, макароны и хлеб.

Тем не менее, вскоре после революции, при угрозе наступающего при общей разрухе голода, компартия согласилась на переход от «военного коммунизма» к мелкобуржуазному, хотя и контролируемому НЭПу (Новой Экономической Политике) – но только временно. Это высвободило корыстный инстинкт личного обогащения частных предпринимателей, остававшихся тогда еще в живых и на свободе, моментально дало эффект, и в считанные месяцы заполнило рынки и полки магазинов. Никого и ничему это не научило. Для партийных владык, как ранних, так и поздних авторов «развитого социализма», малейшее отступление от марксистко-ленинской догматики казалось преступлением. НЭП через несколько лет был отменен, и страну вскоре настигла не только нехватка «всего и вся», но и смерть от голода миллионов.

Естественная мотивация частного производителя – корыстный или тщеславный интерес в получении прибыли, ради чего он готов проявить организационные чудеса, – при советском социализме заменилась партийным понуканием. Партийные ячейки и парткомы, созданные во всех учреждениях и предприятиях (государственных, иных не было), ведомые десятками тысяч райкомовских инструкторов, теребили, требовали, угрожали потерей постов, исключением из партии, уголовным преследованием, зачислением за саботаж во «враги народа» с неминуемыми последствиями, что наводило на всех страх. Но страх – негодная замена предпринимательскому порыву и заинтересованному труду. Однако и этот страх, подстегивавший тружеников, раньше «работал», страна развивалась, но только на раннем, «примитивном» этапе развития промышленности и сельского хозяйства, когда главными были «план» и «вал», а полки в магазинах были пусты, и Красная армия остро нуждалась в вооружении.

Все в мире резко и навеки изменилось с середины 1950-х годов, с научно-технической революцией. Изменилось в мире, но не в социалистической стране. Не в мировой коммунистической системе, не при общем коллективизме зародилась и развилась научно-техническая революция. Лишь свободное предпринимательство, усиленное корыстным интересом или личным тщеславием или тягой человека к самореализации, могло породить лавину технических новаций, изменивших мир во всех областях – в экономике и технике, в быту, в культуре. СССР безнадежно отставал. Это проявлялось не только в быту советских людей, лишь понаслышке знавших о жизни за «железным занавесом», это сказалось и на авторитете страны. Всем в мире, даже друзьям и союзникам становилась очевидной неспособность коммунистической системы дать людям современные блага и свободы.

На Западе личные автомобили, комфортабельное «отдельное» жилье, заполненные продуктами супермаркеты становились нормой жизни, даже в странах, недавно разрушенных войной и «побежденных». У нас же люди ютились в коммунальных квартирах, за вожделенным личным автомобилем, стоившим более пятилетней годовой средней зарплаты, стояли в очереди по десятку лет. Полки магазинов даже в крупных городах были полупусты, все продавалось только с длинными очередями или «по блату». Немногочисленные импортные товары, исключительно из стран «соцлагеря», дефицитные продукты питания (в городах – колбасы, рыбные копчености, консервированные фрукты и т.д.), продавались трудящимся на местах их работы в виде «наборов» или «заказов», чаще всего, к большим праздникам. Мера была вынужденная, т.к. ничего «дефицитного» после работы в конце дня трудящимся в магазинах уже не доставалось.

К 80-м годам неспособность безраздельно правящей коммунистической партии вывести страну из нескончаемых проблем стала очевидной. Народ все болезненнее воспринимал свою бедность, общую несвободу, границы «на замке», лживость газетной пропаганды. Но коммунистическая власть этого не замечала. Вот примеры лозунгов, воздвигнутых многометровыми буквами на крышах городских домов: «Слава КПСС!», «Народ и партия едины!», «Все ради человека, все на благо человека!», «Советское – значит отличное», «Партия – наш рулевой», «Партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи», «Ленин с нами». Эти лозунги вызывали уже только усмешки и раздражение, если их вообще замечали. Вместо обещанного к 1980-му году коммунизма, марксистского рая на земле, в магазинах были полупустые полки, длинные очереди, всеобщий и неискоренимый «дефицит» и «коммунистический быт» в тесных, «коммунальных» квартирах, как у большинства городского населения.

Экономическое состояние и финансы страны к концу 1980-х годов резко и внезапно ухудшились. К обычным проблемам в экономике, особенно в сельском хозяйстве, неожиданно добавилась проблема нехватки валюты на закупку продовольствия. Это было вызвано внезапно резким падением мировой цены на нефть, которая оставалась практически единственным источником твердой валюты для страны. Цена нефти упала до 8-12 долларов за баррель. Как позже стало известно, падение нефтяных цен было спровоцировано США по договоренности со своим союзником, крупнейшим в мире поставщиком нефти Саудовской Аравией. СССР никогда не обеспечивал себя продуктами питания, поэтому падение нефтяных доходов грозило теперь стране голодом. Так «победа» США в многолетней Холодной войне с СССР оказалась возможной с помощью всего лишь секретных договоренностей и «бумажных» манипуляций на мировых товарных рынках.

Но великая держава, достигшая множества побед и мирового могущества, окончательно рушилась все-таки не по замыслу коварного Запада. Россия не подвластна внешним козням. Она терпела катастрофу из-за своей идеологии, а вернее, из-за одного ее основополагающего положения. Руководство страны не увидела этот смертельный дефект в фундаменте коммунистического государства. С запретом частной предпринимательской инициативы ради уничтожения «эксплуатации человека человеком», с «водой был выплеснут и ребенок». Без свободного частного предпринимательства – бьющего ключом сначала из «порочной» корысти, но позже из естественной жажды самореализации – невозможны были ни технологические новации, ни плодотворное земледелие, ни здоровое развитие общества. Дефект в основании, допущенный большевиками, не мог позже не обрушить великую страну.

Однако перед тем, как «союз нерушимый республик советских», как пелось в его гимне, окончательно рассыпался на краю новой разрухи, партийной элитой была предпринята отчаянная, но робкая, попытка реформирования. Разваливающаяся экономика, нехватка валюты, чтобы кормить население, скрытая инфляция, прятавшаяся за хроническим дефицитом товаров, начавшиеся неповиновения и беспорядки в союзных республиках вынудили коммунистических руководителей срочно, но безнадежно уже опоздав, искать выход из политического и экономического кризиса. Поэтому Россия вновь с надеждой и мольбой повернулась к Западу.