Шаги России. Хождение на Запад и обратно

Начало этому «празднику жизни» в западной Европе было положено исключительно благоприятными климатическими и географическими условиями. А самым важным из них, как теперь принято считать в геополитике, примыкание всех европейских земель к морям. Широкое развитие мореплавания, торговли, поиск «новых» земель, помимо умножения материальных богатств, рождало дух свободы и жажду приключений. Можно сказать, что именно море воспитало у народов Европы дух предпринимательства.

Для контрастного сопоставления душевного настроя народов запада и востока Европы вспомним о русских колонизаторах. Бескрайние просторы дикого северо-востока, рождающие чувство одиночества; тяжелый, смертельно суровый зимой климат; нескончаемые набеги кочевников, разграблявших плоды тяжелого труда, уводивших людей в рабство вплоть до конца XVIII века, сжигавших все накопленное имущество; частые пожары, истреблявшие деревянное жилье; обыденная нехватка пищи в конце каждой зимы, голодные годы из-за неурожаев. Даже сам порядок земледелия, вначале подсечно-огневой, с последовательным выжиганием непроходимых лесов, предполагал частое переселение и новое обустройство жилья. Все это накладывало особый отпечаток на характер русского человека. В его подсознание возникало смутное чувство незначительности всего «земного», преходящего и суетного, не стоящего «внимания», надежд и особых усилий по «благоустройству». Важно было лишь «выживание», сохранение жизни близких и спасение своей «души», а переход в «мир иной» – вполне нормальный и заслуженный отдых после тяжких земных трудов.

Теперь это может казаться ущербным. Но было это отнюдь не так: главная цель любого живого существа и их сообществ достигалась в полной мере – народ выживал, креп, расширял свое жизненное пространство, подчинял врагов. Очень немногие этносы в истории человечества сумели так же выжить, окрепнуть и расшириться. А ведь это самое главное, что задало каждому Природа, и за что индивидуум или народ в ответе перед ней: выжить в безразличной природной среде, среди непримиримых врагов.

Однако никакого «счастья» не было у людей и на европейском Западе. Чума выкашивала до двух третей населения средневековых городов. В непрерывных междоусобных войнах по любым поводам – религиозным, этническим, для грабежа, из-за голода или оскорбленной чести монарха и т.п. – гибли сотни тысяч каждое столетие. Страны, выходившие из войны, теряли от трети до 2/3 предвоенного населения.

Кочевничество, подвижность общества и разнообразие в способах выживания в «кормящем ландшафте» порождают и взращивают в человеке характерные черты инициативности, предпринимательства, новаторства, склонности к нестандартным решениям. Напротив, оседлость, землепашество, прикрепляет людей к клочку земли, к постоянному жилью, к повторяющемуся из года в год порядку природных и хозяйственных событий. Это тормозит, делает не только бесполезными, но и вредными непроверенные ранее хозяйственные способы, непривычное новаторство или излишне энергичную деятельность. Поэтому развитие оседлых народов замедляется.

Казалось бы, это должно было стать причиной вечной отсталости оседлых народов от предприимчивых кочевых – степных или морских. Однако на деле все происходило и происходит в истории иначе. Причину этого пояснил классик геополитики Ф. Ратцель. Он полагал, что безынициативный, инертный элемент оседлых народностей из века в век неизменно разбавлялся захватническим, агрессивным элементом соседних степных кочевников. Сами кочевники, обладая излишней предприимчивостью и энергией, по своему «непоседливому» укладу жизни не были способны создавать статичные и могущественные государства, цивилизацию и культуру, что требует накопления знаний и опыта выживания в «насиженном» месте, передачу этого следующим поколениям. Однако, «поделившись» своей генетической предприимчивостью и энергией с порабощенными оседлыми народами, они в совокупности могут создавать крепкие государства, «оседлые» великие цивилизации. Извечное подчинение оседлых цивилизованных землепашцев разбойникам-кочевникам, с дальнейшей их ассимиляцией, подтверждается множеством примеров. Древние земледельцы Китая подчинялись татарам, манжурцам; цивилизованные египтяне – арабам, позже туркам; персы повиновались туркестанским правителям; в Мексике цивилизованный индейский народ тольтеков находился в подчинении у грубых ацтеков. Взятие кочевыми завоевателями в жены дочерей покоренных оседлых народов, оседлое расселение своего потомства – типичное их поведение на протяжении тысячелетий. Теперь не осталось ни одного «чистого» этноса, все они перемешаны – и по генам, и по культуре.

Для россиян вынужденным подчинением с последующим частичным объединением народов стало татаро-монгольское иго. Нашествие предприимчивых и энергичных кочевников на княжества инертных, медлительных, привязанных к своим землям славян, в итоге через века привело оба этноса к «конвергенции», к сближению, слиянию и обогащению друг друга ценными и недостающими каждому качествами, сплавили их в единый государство-образующий русский народ. Именно поэтому очень справедлива присказка: «поскреби любого русского и обнаружишь в нем татарина».

Тем не менее, не вся Русь подпала тогда под жестокости ига, и многие земли долго сохраняли свои особенности. Новгород и Псков находились в стороне от набегов, под защитой непроходимых для всадников лесов, на удобных речных путях. Эти города, их жители, занимаясь выгодной иноземной торговлей, оказались более склонны к западному влиянию. Уже в Средневековье там существовала выборная власть Вече и другие западные новшества. Более того, они уже стали откладываться от Руси, занимая зачастую прозападную сторону даже в военных вопросах (литовскую, в частности). Население этих краев становилось для остальной Руси «чужаками» даже в этническом смысле, что отметил Н. Гумилев. Централизованное и ставшее «по-азиатски» деспотичным Московское царство среагировало, наконец, очень жестко. Оно не могло потерпеть у себя на границах такую вольность и независимость, в то время, как только сплоченность княжеств вокруг Москвы позволило недавно сбросить татаро-монгольское иго.

В странах и цивилизациях, строивших свое благополучие на торговле, ценной чертой характера человека стала считаться личная инициатива. Мореплавание, развивавшееся по берегам западной Европы, способствовало развитию в людях духа предпринимательства, склонности к авантюрам, приключениям. В Европе все шире развивалась торговля по Балтике и Средиземноморью, затем со странами мусульманского мира, позже с Индией, с Китаем – великими древними цивилизациями, контакты с которыми придали новый мощный импульс к развитию.

Благоприятный климат западной Европы, обилие пресных вод, удобное «перекрестное» направление рек, имеющих выход к морям, разнообразный ландшафт – это благоприятствовало широкому развитию товарного производства, специализации районов по производимой продукции и разделению труда, взаимному обмену и торговле. Мореплавание становилось важнейшей хозяйственной деятельностью потому, что по себестоимости морские перевозки были многократно дешевле сухопутных, и только с появлением и развитием железнодорожного транспорта они получили конкурента.

Укоренение среди морских народов предпринимательства, изобретательства, новаторства способствует еще большему разделению труда, вовлекает в экономику все большие массы населения, создает новые точки экономического роста. Сила приморских стран – в поощряемом изобретательстве народа, развитом на этой почве новаторстве, технологическом могуществе и способствующей этому науке. Народы, развившие в себе за столетия эти качества, побеждают в противостоянии с другими, традиционными в развитии и «неспешными». Убежденность в превосходстве морских цивилизаций проявилось даже в девизе британских колониальных мореплавателей: «Кто владеет морем, тот владеет мировой торговлей, а кто владеет мировой торговлей, тот владеет богатствами Земли и ею самой».

Характер и интересы человека – это результат взаимодействия генов и среды. Генетикой признано, что если у человека имеется некоторая природная особенность, заданная наследственностью, например, предприимчивость, однако культурная среда, в которой он развивается, может оказаться неблагоприятной и способна изменить его поведение вопреки установкам генов. Способности, необходимые для решения задач выживания, неизменны и заложены в генах человека от рождения. Однако склонности и характер, помогающие справиться с быстро меняющимися условиями среды, в том числе социальной, или воспользоваться выгодными возможностям – эластичны, т.е. возникают в человеке по мере потребности или «культивации». Впоследствии это может влиять на успех человека или его «неуспех» в половом подборе, в продвижении или торможении соответствующих генов в следующие поколения. То есть здесь помимо естественного и полового отбора, зависящего только от индивида, на «прохождение» его генов в будущее накладывается социальное одобрение или, наоборот, осуждение его поведения.

Типичный и наглядный пример – развитие «левши», т.е. человека, использующего левую руку, как основную в работе, что обусловлено его наследственностью. В школах царской России вплоть до начала прошлого века строго отучали детей-левшей писать левой рукой, заставляли писать только правой. За отказ следовало наказание, порицание учителем и сверстниками. В итоге, ребенок-левша обучался писать правой рукой, однако работал он всю жизнь, по возможности, только левой.

Культурная среда, общественное мнение или сложившиеся местные условия накладывают печать даже на генетически обусловленные качества и характер человека. С годами или столетиями, в результате полового и естественного отбора черты характера могут меняться у «типичного» человека данной местности или эпохи, закрепляться, становиться преобладающими. Так и предпринимательская «жилка», стремление к «приключениям» и новаторству, генетически имевшиеся в каком-либо человеке, оставаясь «невостребованными», или, того хуже, подвергаясь остракизму, осуждению или преследованию в данном обществе, как вредные и предосудительные, неизбежно «прячутся», скрываются, принося, однако, психическую боль человеку и разрушая его судьбу. Более того, подобная «странная» особенность характера может даже считаться в обществе пороком, а это уже напрямую мешает ему в половом подборе, в создании семьи, и, как следствие, вымывает его «предпринимательские» и «торговые» гены из общего генофонда такого общества.

Однако если предпринимательская и торговая «жилки», наоборот востребованы, считаются в данном обществе достойными и похвальными, то люди, ими обладающие, быстрее продвигаются вверх по социальной лестнице, пользуются общим уважением и авторитетом. Это прямо и благотворно влияет на успехи этих людей в половом подборе и в продвижении их генов в следующие поколения, что со временем делает эти качества «типичными» для представителей данного сообщества.

Каждый наш предок, из миллионов, живших на Руси, передал с генами своему потомку особенности характера, тела, ума. Как подсчитали генетики, молекула наследственности ДНК современного индивида несет в себе примерно равные вклады предков каждого из всех предыдущих поколений. Такая накапливающаяся сумма наследственности с каждым поколением множится и одновременно присутствует во всех потомках (У. Эдвард, «О природе человека»). Это значит, отсчитывая обратно во времени, что если вы потомственный житель России, то уже в XVIII веке, во времена Петра или Екатерины, жило более двух сотен ваших прямых пра-пра-дедов и бабок, равных по вкладу в вашу наследственность. В X веке, во времена крещения Руси, жило более миллиона деятельных ваших предков. Если же принять во внимание, что в 1000-м году население всей Европейской части России составляло всего 3 миллиона человек, то это статистически означает, что ваши прямые предки могли участвовать даже в крещении народа в Днепре князем Владимиром. В 1380-м году, когда население Руси сократилось на полмиллиона из-за набегов кочевников, предки современного россиянина в числе 60-тысячного русского войска (или в числе не меньшего войска противника!), очень вероятно, могли участвовать в битве на Куликовом поле, или как-то иначе быть напрямую вовлечены в это эпохальное событие.

Главное в этом то, что миллионы наших предков, т.е. прямых родственников каждого живущего россиянина, вместе выжили за тысячи лет, борясь с безжалостной северной природой и наседавшими со всех сторон врагами. Они отстояли свою свободу от тяжкого ига и от любых чужих «правил» как нам надлежит жить. А ведь очень немногие народы сумели это, и теперь отнюдь не столь многочисленны, широки и независимы, как мы.

Но для этого россиянам потребовалось выработать и закрепить некоторые особые личные качества. Это готовность терпеть и подчиняться единому центру или личности, что всегда помогало нам быстро и «дисциплинированно» собрать и двинуть против врага многотысячные армии. Держава, царь и вера становились в трудную годину знаменем, хоругвью, идеей, безоговорочно объединявших всех. Как полагают некоторые историки, эту черту русские позаимствовали у татаро-монголов: ведь очень «успешно» были организованы у них грабительские набеги и затем подступившее к нам их двухсотлетнее иго.

В целом низкая плотность населения на лесных просторах, гигантские расстояния и бездорожье сплачивали жителей селений. В быту деревенская община всегда приходила на помощь в голоде, при пожарах, при наводнениях, которыми была полна наша жизнь. Одиночки-хуторяне редко выдерживали. Единоличное хозяйствование у нас широко не распространилось, как на Западе: хуторов и раньше было мало, теперь личных фермерских хозяйств тоже почти нет. «На миру и смерть красна», а «мир», как известно, именно деревенская община. Но деревенская община тормозила развитие индивидуализма, гасила личную предприимчивость в коллективном труде на общей земле и при равном распределении продукции. Лишь в начале прошлого века реформы Столыпина дали крестьянину личную хозяйственную свободу. Это было упразднение сельской общины как коллективного собственника земли, передача ее в собственность отдельным крестьянам. Результат: резкий рост сельскохозяйственной продуктивности, однако вскоре прерванный на семьдесят лет большевистской революцией и принудительной коллективизацией – то есть опять общим хозяйством (колхозы) с еще худшей уравниловкой (оплата сельхозпродукцией по трудодням). Как результат, страна потеряла способность кормить себя: при царях кормившая пшеницей всю Европу, начала через полвека ее покупать.

Русский геополитик Н.Я. Данилевский тонко подметил индивидуализм, свойственный англичанину, а общинность – русскому. Он писал в 1871 г.: «Борьба и соперничество составляют основу английского народного характера. Англичанин бегает, плавает, катается на лодке взапуски, боксирует один на один – не массами, как любят драться на кулачках наши русские, которых и победа в народной забаве радует только тогда, когда добыта общими дружными усилиями».

Интерес крайнего индивидуалиста, стимул жизни человека с «западными ценностями» – это жить или казаться «лучше», богаче, успешнее, чем те, кто рядом. Для русского, или вообще россиянина, этого мало или вовсе не интересно и не существенно. Для русского, т.е. обобщенного россиянина, главное – добиваться в каждом своем поступке самоуважения. Разумеется, любому человеку важно мнение о себе окружающих, их «признание», однако не это является условием его внутреннего удовлетворения. У человека есть подсознательный образ добра, доблести, чести, смысла или «правды» – нематериальных, невещественных, не обязательно «духовных» или религиозных, но достойных, приносящих самоуважение. Только следование этому внутреннему зову русский человек достигает победы в его понимании и самоуважения, чувствует, что поступает правильно, делает в жизни что-то ненапрасное, а важное и нужное. Именно этой «загадочной русской душе» удивляются западные читатели книг Достоевского. В этом отношении справедливо: «Русский – не национальность. Русский – это состояние души человека»

Запад близок и понятен русскому человеку много больше, чем, к примеру, граничащий с нами Восток или Юг. Об этом говорит и множество слов в русском языке или их корней – латинских, германских. Сказывается вековая русская «зависть» к материальному благополучию и технологическому уровню Запада. Отсюда давнее и неизменное желание высших слоев походить на «западников», перенимать их культуру, говорить на их языках. Однако это только близость по вкусам, по запросам, чем мы весьма схожи. Но глубоко в «душе» Запад был и остается чуждым русскому человеку.

Как пример, брак между коренным русским/русской и супругом западного воспитания в очень в редких случаях бывает счастливым и длительным. За рубежом русские мужчины всегда, по возможности, женятся на русских женщинах. Подсознание человека невозможно ни изменить, ни обмануть, оно будет проявляться при тесном общении в самых неожиданных обстоятельствах, и всегда приводить к непониманию и разладу в семье. Причина – в несовместимости русского и западного подсознания. Характерное замечание одного из разведенных впоследствии супругов: «Разговаривать с ним/нею было не о чем».

Несомненная черта нашего характера, хотя и незаметная в обыденной жизни, – готовность не только охотно жертвовать личным «комфортом» ради общего дела, но если потребуется, и собственной жизнью. У немногих народов есть такое в характере, и нигде так не освящается нравственностью, мифологией, историей. У нас же героизм во имя Родины воспитывается в людях с детских лет, независимо от политического строя.

В характере россиянина стремление к расширению своей страны в лесные бескрайние дебри северо-востока. Это желание не грабежа или торговли в безлюдных лесных далях, где и человека трудно встретить. Это бескорыстный поход за мечтой, поиск заветного «беловодья», легендарной страны свободы из народных преданий. Сопутствующие типичные и общие черты русского характера – молодечество, удальство, лихость, но и бесшабашность. При этом всякое лично-собственническое, частное, узкокорыстное, всегда и всеми внутренне осуждалось. Людей с такими задатками называли пронырами, ловкачами, шустрилами. «Под себя грести» всегда и везде у нас порицалось, считалось недостойным. Сюда же, к сожалению, попала и предпринимательская «жилка», всегда походившая результатами на корысть, стяжательство, и оттого не ценилась, а оттеснялась далеко на задний план.

В самом начале 1990-х годов, когда принятые «перестроечные» законы позволили создавать «кооперативы», индивидуальные предприятия и фермы, тотчас новые предприниматели подверглись массовому вымогательству. Бандиты обкладывали «частников» данью, у фермеров забирали скот, сжигали имущество. С непокорными немедленно и жестоко расправлялись. Первые годы защиту предпринимателям получить было трудно. Правоохранители, растерянные из-за новых порядков и соблазнов, или сами оказались повязанными с бандитами, или были ими запуганы, или сами осуждали «богатеньких», а если были честны, то слишком слабы. Но хуже для всех было то, что население страны, обнищавшее из-за «шоковой» терапии, с немым укором смотрело на богатевших «новых русских»: с завистью, осуждением, а зачастую, когда узнавали об их трагедиях, со злорадством. Российский народ с царских времен был общинным – в крепостничестве, а затем в результате коммунистического «эксперимента». Частная инициатива, «эгоизм», индивидуализм порицались в народе, любые заработки сверх среднего и «понятного» уровня считались воровством, что часто было правдой – вспоминая коррупцию, распространение «блата» и партийное «двурушничество».

Поэтому оказалось недостаточно «разрешения» свыше на частное предпринимательство и принятия законов. Народ не мог так быстро принять и усвоить новый порядок: слишком долго и кроваво приучали его к обратному – к коллективизму и уравниловке – так, что любые отклонения от этого воспринимались как воровство и жульничество. Помнится, в начале 1990-х если у частных торговцев ценники на одинаковые товары отличались, тогда люди с возмущением и негодованием осуждали этих «спекулянтов», «частников» и «барыг», наживавшихся на них. Люди не могли отвыкнуть, что магазины уже не государственные, товары – не от государственных предприятий, а из приватизированных и навсегда отныне частных, цены никогда не будут «установленными». Все они вместе оказались жертвами в хаосе шоковой «перестройки».

Черты характера представителей Русской и Западной цивилизаций обрисованы здесь намеренно контрастно, со сгущением красок. Это скорее полюсы, с бесконечным разнообразием оттенков посередине. Однако в целом они дают представление об исторически сложившихся отличиях в ментальности и нравственности народов России и Запада.