Русское воскрешение Мэрилин Монро. На 2 языках

«Ничего себе, – подумал я, – вот убежденность! Позавидовать можно. Неужели и этот Сережа был таким? Что же он повесился?». Но я прервал его пафосную речевку.

The words Secretary General still have an electrifying effect on all Russians born and raised in former Soviet Union, just the same as the title czar had for our ancestors. That’s why I mused, “Secretary General, hell, what a mess I’m getting into again!”

The Secretary General continued, “Very soon our party will not only enter the Duma, but it’ll become a party in full power it deserves. All our people will rise, all the country will demand justice and punishment for traitors and Capitalist collaborators – you'll witness it in pair of weeks! The present occupational regime will collapse as a rotten tree!”

“Wow,” I thought “what a conviction! Was this poor Sergey of that sort? Why then he hanged himself?” Though I interrupted this pathos chant.

– Извините… Но я должен вас предупредить. Я не коммунист, и даже, скорее, наоборот.

– Мне это известно. Но для вашей работы это неважно. Да и через пару недель, быть может, вы им станете. Не думайте, я бы вас никогда не пригласил, если бы не знал о вас от своего друга, пламенного коммуниста, к сожалению, уже покойного.

“Excuse me, I must warn you. I am not a Communist. I have rather contrary views.”

“I know that. But in your work it won’t be important. Maybe it’s even an advantage. And in a couple of weeks you may well become true and convinced Communist. And I can tell you sincerely, I would never have invited you for this job if I didn't hear of you from my friend, an ardent Communist, unfortunately departed.”

Я вопросительно смотрел на него.

– Вы должны его помнить. Он был членом нашей партии. Коммунист Глотов.

«Господи! – подумал я, – так вот кто меня ему рекомендовал…». Действительно, год тому назад я спас один крупный завод, где тот был директором, от захвата рейдерами. И даже описал все, как было, в таких же записках, как эти. Но этот генсек, наверное, не знает последнего часа жизни своего друга. Не знает, что мне тогда пришлось, – чтобы остановить этого члена их партии, – стрелять в него с двух метров, и попасть куда целился.

I looked at him questioningly.

“I’m sure you remember him. He was the member of our party. Communist Glotov.”

“My God,” I thought, “who recommended me!” Indeed, a year ago I rescued a large factory, where he was a chief, from the capture by the raiders – a plague in post-Communist reality. But the Secretary General did not probably know about the last hours of his friend. They were tragic, he committed suicide. And what he didn’t know for sure, I thought, that to stop him and save the life of hostage girl taken by this Glotov, I had to use a shotgun and wounded this member of his party. I described all that in published notes just like these here.

– Хорошо, – сказал я громко, – я поработаю с вами.

И назвал ему свои немалые расценки, посуточно, и заметил по глазам, что они совершенно его не смутили. «Похоже, – подумал я, – спонсор, которого он упомянул, денег на них не жалеет. А если тот умеет их зарабатывать, то должен и знать на какую лошадку ставить на этих выборах. Деньги – не слова, их возвращать надо».

“Okay,” I said aloud, “I'll work with you.”

I told him my rather high rates, and saw by his eyes it did not bother him at all. “"It seems,” I thought, “a sponsor-bank, which he mentioned, showers money on them. If that bank’s able to earn its money it should also know what the horse to bet on in this election. Money is not the words, it must be returned.”

Фомин проводил меня до дверей. Очень вежливый был этот генеральный секретарь. Завидев нас, двое с повязками, отступили от дверей и почтительно вытянулись. Не доходя них, я остановился и негромко сказал:

– Не знаю, как поведут это дело следователи… но я бы на вашем месте настоял, чтобы сделали Сереже все анализы, включая содержимого его желудка.

Тот только кивнул и громко сказал, сразу изменившемся при посторонних тоном:

– Оставьте это дело, его доведут без вас. Тем более, он был иностранцем, гражданином Индии. Он прибыл в нашу страну только месяц назад. Скоро у вас будет много работы, наши сотрудники введут вас в курс дела. Через несколько дней произойдут очень важные для нашей партии и всего народа события. Не теряйте зря время, Николай.

Secretary General saw me to the doors, and he was very courteous. Catching sight of us, two druzhinniki with red bands on their sleeves, stepped from the doors and stood to attention. Not yet reaching them I stopped and softly said, “I do not imagine how police would go with this case, but in your shoes I’d have insisted on all analyses done including the contents of his stomach. I cannot exclude homicide.”

Fomin just nodded and said loudly, changing his tone with druzhiniki nearby: “Don’t bother with it, police will do their job, concentrate on more important matters. Since he was a foreigner, police will do everything it should do. Poor Sergey, what a pity! Our poet arrived in this country just a month ago… Because you will work with us you should know – in a few days very important events will take place in Moscow. Those will be great opportunities for our party and the people of this country. Do not waste your time in vain, Nicholas. See you tomorrow in our office.”

Когда я выходил из подъезда, за моим Харлеем остановилась белая Газель с красными санитарными крестами. Из нее вышли двое крепких мужичков в темно-синих халатах и со следами частого употребления алкоголя на лицах. Это была именуемая так в народе «труповозка», она приехала, чтобы отвезти нашего Сережу в морг.

Я садился на свой мотоцикл, а за моей спиной в кабине «Газели» зазвенел мобильный телефон, и водитель повел какой-то разговор. Потом водитель высунулся в окно и крикнул входившим уже в подъезд санитарам:

– Эй, вы недолго там! Сейчас позвонили – еще одного забрать по пути надо. Больше недели в квартире пролежал, только нашли. Тухлый, говорят, сильно.

When I stepped down from the entrance to my Harley, a white van with red sanitary crosses just parked nearby. Two huge men, with traces of frequent use of alcohol on their faces, got out of it. Sanitary ambulance, called in Moscow trupovozka, dead man’s carriage, arrived to take our Sergey to the morgue. I got on my motorcycle, and heard behind my back the telephone rang in the van. The driver briefly discussed something, and then he stuck his head out of window and shouted to his men entering the building, “Hey, hurry up there! Manager just called, said one more to take on the way. Just found, laid for weeks in apartment. Rotten through, they say.”

3. Киллер Ребров / The Killer Rebrov

Иван Ребров проснулся, как всегда, слишком рано, еще не было шести. Когда бы он ни ложился и не засыпал, трезвый или, чаще, пьяный, просыпался он в это время. И не знал, куда себя девать, особенно в последние годы. Он соскользнул с широкой кровати, по ковру пошел к двери и, как всегда мельком и без всякого интереса взглянул в высокое зеркало, на свое голое, жилистое тридцати пяти летнее тело. Не закрывая за собой дверь в туалете, он начал мочиться и внимательно рассматривать бурую лужицу в унитазе. Сегодня с утра она была почти кирпичного цвета: то ли от лекарств, то ли от самой болезни. И он первый раз за день осторожно, как ребенка, потрогал свою пухлую нежную печень.

Ivan Rebrov woke up, as always too early, it was not yet six. Whenever he went to bed, sober or more often drunk, he woke up at this time and did not know where to put himself, especially recent years. He slid down from the wide bed and stepping over thick carpet went to the door. Passing by the high mirror, he glanced with no particular interest at his bare thirty-five-year lean and sinewy body. Without closing the door behind him in the toilet, he began to urinate, carefully examining the brown puddle in a toilet bowl. This morning it was almost of brick color, whether from the drugs or from the disease itself. Then for the first time in a day he cautiously, as if it was a child, touched his chubby and sore liver.

На обратном пути, не доходя своей полуоткрытой двери, он взялся за ручку соседней, второй его спальни и резко дернул. На кровати, разметавшись среди скомканных простыней, спала вчерашняя девчонка. Вчера вечером его шофер привез ему эту ночную бабочку. Ребров даже не спросил ее имени – все равно бы та соврала. Он так и звал ее потом Машей, как и всех их до этого.

On the way back, before reaching his door, he grasped the door handle of the adjacent second of his bedrooms and jerked it open. On the wide bed lay a sleeping girl, scattered among the crumpled sheets. Last night his driver brought this night-butterfly for him. Rebrov did not even ask her name: she would have lied anyway. He called her Masha then as all of them before.

Вчера у него ничего с ней не получилось. После ужина опять заныло в боку, но он попробовал ее приласкать, потискать, но от этого его стало даже подташнивать. Так они вдвоем и просидели молча у телевизора допоздна. Когда он расплатился с ней, дал денег на такси, стал выпроваживать, она стала проситься переночевать, ехать ей было некуда. Он не любил этого, но подумал, что, может, утром сам будет здоровее, сильнее, и надо бы попробовать, может, и вообще ему надо только по утрам этим заниматься. Она осталась.

Yesterday Rebrov could not do anything with this girl. His right side ached badly after the dinner. He tried to fondle her, but immediately was overcome with nausea. So two of them just sat in silence and watched TV till midnight. When he paid and ushered her to the doors she started to beg him pitifully to stay till morning: she had no place to sleep. He did not like it, but thought maybe he will get stronger in the morning, could try again, and maybe that was the better time for him to have sex. So she stayed

Теперь он прошел от двери к кровати, встал рядом и осторожно оттянул в сторону простыню. Она лежала на спине, слегка согнув в коленях ноги, загорелая и с резкой белой полосой там, где должны были быть ее трусики. Он несколько раз оглядел ее красивое голое тело, вверх и вниз, прислушиваясь к собственному желанию. Но его не было, как и вчера. Он чувствовал только то большое и холодное, но пока еще не ноющее, – в своем правом боку.

He entered the door, silently walked to the bed, stopped beside it and gently pulled off the sheet from her body. Asleep, she lay on her back, slightly bent at the knees, tanned, and with a sharp white strip where her panties should have been. Looking up and down at her beautiful naked body, he attentively listened to his own desire. There was none. He felt only that familiar big and cold, whining but not yet really aching, in the right side of his belly – the liver.

Тогда его начала охватывать ярость. Он захватил край простыни, чтобы дернуть, разбудить, сунуть ей еще денег, чтобы только скорее одевалась, ловила на шоссе такси и убиралась в свою Москву. Но вовремя подумал, что поднимется плач, крики, шум, и ему стало жалко разрушать утреннюю тишину дома. Он стиснул зубы, бросил на кровать простыню и пошел к себе.

The rage silently aroused inside of him. His hand grabbed the edge of the sheet to tear it away, to wake her up, and then to give her more money, to get her away from his house, out to the highway to get herself a taxi and beat off to her Moscow. But it came to him that it will raise her crying, screams, noise, and it will destroy the soothing silence of his morning house. He gritted his teeth, then threw the bed sheet back over her body and went back to his room.

Он сел в кресло перед телевизором, но не включил, а стал смотреть в окно. С высокого второго этажа его особняка был виден желтеющий далекий лес, бегущие по утреннему небу облака. Смотрел и припоминал вчерашний телефонный разговор. Звонок раздался поздно вечером, когда Ребров сидел у телевизора с девчонкой. Это был Левко, президент его банка. После нескольких обычных приветственных слов Левко сразу спросил:

– Ты завтра не зайдешь ко мне к часу? Вместе и покушаем.

Rebrov sat down in a chair in front of the TV set, but didn't turn it on, and just stared out the window. From the second floor of his mansion he could see the far woods turning yellow, the milky clouds running in the dim morning sky. It distracted somehow his mind from the troubles, and he recalled yesterday's telephone conversation. His telephone rang late at night when he was sitting with the girl at TV set. That was Leonid Levko, the President of the bank, and his partner, though formally Rebrov was his subordinate. After some standard polite words Levko asked, “Can you drop to me around one o’clock? We can lunch together.”

Давненько они не обедали вместе. С чего бы вдруг завтра? Да и сегодня мельком виделись, только поздоровались, – ничего такого тот не сказал. Объявилось что-то, значит, хорошее или плохое. Хорошего нынче ждать было неоткуда, значит – нехорошее… Ребров только и ответил в трубку:

– Зайду.

– Ты какую кухню предпочитаешь, французскую или китайскую?

У Левко было два личных повара: настоящий француз и настоящий китаец, и они готовили ему по очереди. Но у Реброва от этого вопроса снова подступила тошнота, и он чуть не бросил телефонную трубку, но сдержался и тихо ответил:

– Мне все равно, Леня. Пока.

Such a long time they didn’t lunch together – why all of a sudden tomorrow? They met this morning, and nothing important was said, they just shook their hands. So this late call could mean that something happened, good or bad. Rebrov didn’t expect good news from anywhere, so that will be bad news anyway.

“I’ll come,” he said curtly.

“Good. What cuisine do you prefer, French or Chinese?”