Шаги России. Хождение на Запад и обратно - читать онлайн бесплатно, автор Дмитрий Николаевич Таганов, ЛитПортал
bannerbanner
На страницу:
3 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Провокационность и инсценировка подобного очевидна всем, кто знаком с российской реальностью, но такое с готовностью поглощается «демократическими» массами, надежно укрытыми от объективных мнений и материалов, как от враждебной русской пропаганды. Это «работает», общественное мнение на стороне своих правителей, а только это и нужно «демократическому» Западу в вечной войне с Россией. По-прежнему «англичанка гадит» нам, где только сможет. Похоже, это чисто английская черта, укоренившаяся с колониальных времен, как и уверенность в своем природном превосходстве: допустимы самые бесчестные и грязные приемы, если «гадость» делается против «чужого».

Вернемся, однако, в XIX век. Английская русофобия, укоренившаяся стараниями властей в общественном мнении, и растущая тревога за безопасность морских путей к своим колониям привели вполне ожидаемо к войне в 1853 году. Поводом послужила победа русского флота над турками в Синопском сражении. Ухватившись за это, как за casus belli – законный повод, – опасаясь за выход русского флота в Средиземное море, английские и французские войска вторглись в русский Крым. Это была первая и единственная к настоящему времени масштабная война Великобритании и России. Захват Севастополя, главной базы русского флота, обеспечил Великобритании победу. Россия была унижена и обязана вернуть туркам завоеванные в войне территории. Тревоги Британии могли бы исчезнуть: проливы по-прежнему находились у Турции, Россия наглухо заперта в Черном море. Тем не менее, как заметил великий канцлер Бисмарк, объединивший Германию, «кит не может победить слона». Поэтому британский «кит», находясь на пике своего колониального могущества, продолжал воспитывать в своем народе русофобию, которая «выйдя за рамки интеллектуальных кругов, подчинила себе прессу, проникла в популярнейшие жанры карикатуры и романа и в совершенстве отточила искусство мягкой силы» (Ги Меттан, «Запад-Россия: тысячелетняя война»).

Перейдем к Германии. Натиск на Восток германцев начался в позднем Средневековье с колонизации северо-восточных земель вдоль южного Балтийского берега. Забыв о тщетных Крестовых походах на библейские земли, тевтонские рыцари направили свою агрессивную энергию на восток Балтики, и вполне успешно. Однако много позже в результате завоеваний Петра Великого колонизированные ими земли превратились в прибалтийские провинции Российской империи. Тем не менее, в образе остзейских баронов и формальном статусе помещиков тевтонские дух и культура закрепились там на века. В настоящее время «независимые» на бумаге страны Балтии, это по-прежнему ментально тевтонские и шведские колонии.

Опоздав на столетие с дележом мира европейскими державами и захватом заморских колоний, Германия в XIX веке обратила свой голодный взгляд на наиболее доступный и еще нетронутый никем славянский восток. С объединением Бисмарком разрозненных германских княжеств во Второй рейх, Германией завладела эйфория национального подъема. Возник особый взгляд на культуру, на свой народ и немецкое национальное государство, были сформулированы основные идеи романтизма, как ответ на сухой атеизм французского Просвещения. Все это стало питательной средой, в которой родилась идеология Sturm und Drang («Буря и натиск»). Из нее возникло затем свойственное только немцам убеждение, что низшие расы, живущие на Востоке, искони не способны создать цивилизованное государство, вследствие чего ими должны править другие. Так родилась и была встречена с энтузиазмом идея Lebensraum – «жизненного пространства», необходимого Великой Германии, не умещающейся более в своих границах. По мнению зачинателя этого понятия Ф. Ратцеля, рьяного «последователя» Дарвина, рост молодого государства, как любого живого организма, безусловно позволяет ему присваивать территории менее сильных соседей. Это убеждение на целое столетие легко и «естественно» легло в идеологическую основу сначала германского империализма, затем фашизма, но живо и поныне в других обличиях.

Желание Lebensraum подкреплялось сомнительными доводами об историческом расселении германских племен в древности. Постепенно расширение «жизненного пространства» стало трактоваться, как цель и священное право. Высокие темпы демографического и экономического развития Германии в результате политического объединения еще настойчивее толкали политиков и интеллектуальную элиту к действиям. Стремление к Lebensraum было позже обосновано и геополитически. Германия по этой теории причислялась к «Силе Суши» в противовес «Силе Моря» – англосаксонскому миру. Поэтому путь на Восток, в Евразию, полагался для Германии делом правым и обоснованным.

В этих условиях вполне естественно возникла идея «русской угрозы», а из нее неизбежно проросла политическая русофобия. Система народного образования Германии буквально пропитывалась идеями пангерманизма и русофобии. К 1914 году национальные газеты откровенно говорили о войне с Россией, как о чем-то желанном. Подразумевалось, что Россия непременно сама развяжет войну в союзе с вечным соперником Германии – Францией, и тогда мечты сбудутся.

Политическая русофобия Германии не только пережила Первую мировую войну, но даже усилилась в результате ее поражения. Через полтора десятка лет русофобия проявилась в Германии в еще более грубом и высокомерном виде, как к стране «недочеловеков» (Untermensch). К этому был «пристегнут» и строящийся в СССР опасный для Европы коммунизм. В таком виде русофобия была поднята Адольфом Гитлером на флаг и питала германский нацизм вплоть до его уничтожения. Но, как оказалось, неполного уничтожения, и готового быстро возродиться в Европе.

В результате последовавшей после разгрома Германии Холодной войны, русофобия только усилилась в ее НАТО-вской, западной части. Русофобия там вновь прививалась населению со школьной скамьи. Опрос старших школьников, проведенный в середине 1960-х годов в ФРГ, показал, что образ России – по-прежнему резко отрицательный. По ответам школьников, «русские были примитивными, крайне жестокими, злыми, кровожадными, алчными и невероятно упрямыми».

Русофобию в Польше питают исторические реминисценции. Несколько веков назад Польша простиралась по правобережной Украине, включая Киев, до Черного моря. Временами она владела исконно русскими землями, даже Смоленском. Польша включала в себя Литву и западную Белоруссию в союзной Речи Посполитой, и даже ненадолго посадила своего человека на московский трон и оккупировала Москву. Польское королевство гордо простиралось от моря до моря: «Польска от можа до можа». По мнению поляков, лишь досадные случайности помешали Польше распространить свое могущество до Урала. Виновата в этом, разумеется, Россия. Усугубляет русофобию вековая обида, давняя ненависть к России, которая топтала солдатскими сапогами ее земли, подчиняла, и неоднократно разрушала ее государственность, делив ее земли с Пруссией и Австрией. Новая «перекройка» Советским Союзом польских земель по итогам Второй мировой войны, как и насаждаемый «социализм», несмотря на принесенное освобождение от германского фашизма, также не добавило полякам благодарности и любви.

Поэтому великая мечта и цель «Польша от моря до моря» легко нашла себе понимание и поддержку в польском народе, и теперь становится национальной идеей. Реальность осуществления таких планов или мечтаний может вызвать сомнение. Земли и прошлое величие мирно не возвращаются, соседи всегда ревниво и неодобрительно следят за этим. Однако, в современном мире важны не столько земли, сколько политическое и экономическое влияние на народы, а этого Польша вполне может добиться, став центром в блоке «лимитрофов», противостоящих России, и утвердившись в роли эксклюзивного и верного проводника влияния США в Европе. Специальная военная операция России на Украине по защите республик Донбасса вызвала в Польше русофобскую истерику. Ее премьер-министр заявил, что «Русский мир – это раковая опухоль, и который нужно уничтожить, потому что он угрожает всей Европе».

Столь же неуемная по озлобленности русофобия развивается в настоящее время в странах Балтии. У Литвы – те же горькие исторические воспоминания, как у Польши, с которой она некогда составляла великую Речь Посполитую. Литва со средних веков постоянно «бодалась» с Россией и часто грабила Новгородские и Псковские земли. Князь Александр Невский неоднократно и успешно бился с ее войсками, даже в глубине России, в нынешней Тверской области.

Латвия (Курляндия) и Эстония в Средневековье были колонизированы и порабощены германским рыцарством Тевтонского и Ливонского орденов. Рыцари утвердились здесь не только как бароны-помещики, но и как воинство, посягающее на земли Руси. Александр Невский дал им отпор на льду Чудского озера в 1242 году. Германцы и шведы были в разные времена полными хозяевами Прибалтики, местное население никогда не имела здесь своей государственности. На эстонском языке слово сакс (saks) означает не только германец, но и «господин», человек высшего сословия. Со времени Петра Великого эти земли вошли в Российскую Империю, а остзейские (прибалтийские) бароны занимали при всех последующих русских царях важные должности и внесли значительный вклад в преобразование петровской России на европейский лад.

Получив независимость от Российской Империи в результате революции 1917 года страны Балтии оказалась вскоре под сильным влиянием фашисткой Германии, с правительствами, враждебными Советскому Союзу. С началом Второй мировой войны и усиливающейся опасностью для СССР, в результате соглашения с Германией, СССР «убедил» правительства стран Балтии разрешить войти советским войскам и создать у них базы. Неоднозначное во многих отношениях это политическое решение, тем не менее, при неожиданном и вероломном нападении германских войск в 1941 году замедлило на несколько месяцев их наступление, что дало возможность советским войскам перегруппироваться и остановить их. Без этого оккупанты оказались бы у стен Ленинграда в первые же недели.

Тем не менее, уже в наше время, с победой над фашизмом и освобождением Прибалтики, местное население, в своем большинстве, не приняло советских людей, как освободителей. Очень многие из них сотрудничали с нацистами, призывались как «свои» в гитлеровскую армию, воевали в составе немецких частей на восточном фронте. Даже после окончания войны еще несколько лет пришлось бороться с бандами «лесных братьев» в Эстонии. Последовавшие после войны сталинские репрессии против коллаборационистов и «враждебных элементов», насаждение чуждого европейцам «социализма», массовое переселение сюда новых жителей из центральных российских районов, только укрепило в прибалтийском населении неприязнь к России.

С распадом СССР и получением странами Балтии независимости, русскоговорящим гражданам, поселившимся или родившимся здесь после войны, в гражданстве было отказано – формально по результатам экзаменов по национальному языку. Они получили паспорта «неграждан», например, как «серые» паспорта в Эстонии. В этих условиях на «демократических» выборах во власть теперь проходят только ярые националисты-русофобы. С этого времени внутренняя политика и внешние отношения этих стран полностью определяются в Вашингтоне и Лондоне.

Русофобия США берет свое начало в 1945 году. После Второй мировой войны в мире остались только две могущественные сверхдержавы, обладающие ядерным оружием – СССР и США. Обе стали по идеологическим причинам непримиримыми врагами, хотя в недавнюю войну были союзниками. США, как оплот либеральной демократии, стремились распространить свою «демократия и свободу» по всему миру, объединить всех в антикоммунистический блок, но в реальности поработить их долларовой экономикой и утвердить свое мировое «лидерство». Советский Союз, следуя незыблемым марксистско-ленинским догмам, стремился «осчастливить» все народы мира своей идеологией и «нерыночной, справедливой» экономической системой. При этом СССР открыто угрожал Западу, как, например, в речи генерального секретаря Н. Хрущева с трибуны ООН: «мы вас похороним».

Естественно, при таких разногласиях можно было ожидать только военного столкновения. Оно и произошло, и не раз, в виде прокси-войн, т.е. на чужой территории, преимущественно чужими руками, но с оружием и под руководством соперничающих сверхдержав. В обеих войнах американцы принимали прямое участие в боях, неся значительные людские потери. Сначала это была война в Корее, позже во Вьетнаме. По итогам первой войны, Корея была разделена на «коммунистическую» и «демократическую» части, так же, как была разделена после войны Германия и ее столица Берлин. Но во Вьетнаме «коммунисты» сумели победить при поддержке СССР и Китая, и американцы позорно бежали.

После этих войн Россия, «наследница» СССР, вступала в конфликт с Соединенными Штатами и их союзниками по вопросам Ирана, Косово, Сирии, Ирака, Кавказа. Теперь же конфликт на Украине превратился в непримиримое и уже военное противоборство – пока (в 2022 году) чужими, «украинскими» руками. Средства западной массовой информации теперь даже не вспоминают о декларируемой свободе слова, или элементарной объективности, применяют цензуру, запрет альтернативных источников информации, используют любой повод для возбуждения в своем населении ненависти к России. «Россия – наша геополитический враг номер один» – было провозглашено в Сенате США, и это оправдывает и поощряет нарастающую русофобию в любых формах.


Предполагаемая угроза России мировому господству Запада концентрированно выражена в геополитике – науке, развиваемой в западных странах с девятнадцатого века. В результате «победы» Запада в Холодной войне, схлопывания двуполярного мира в однополярный, тот проникся убеждением в своем превосходстве над всеми «другими», приняв мировоззрение «West and others» (Запад и другие), уверенный теперь в неоспоримом праве на «лидерство» в мире. Это убеждение стало официальной идеологией США, его союзников и «вассалов». Геополитические теории восприняты США как руководство к действию, как государственные доктрины, не подлежащие сомнению и критике. Внешняя политика теперь повсеместно направляется на ослабление России – центра силы Евразии – на ее расчленение, к отрыву и подчинению ее евразийских союзников, бывших советских республик.

Основатели геополитики рассматривали Евразию, как гигантский остров среди мирового океана. Этот остров имеет сердцевину, называемую Heartland (Хартленд, сердцевинная земля) и «кайму» из западноевропейских стран по берегам омывающих морей и океанов – Rimland (Римленд, Дуговая земля, Внутренний полумесяц). Действительно, в полярных координатах это выглядит примерно так, если учесть, что Евразия с Африкой занимает 2/12, а Мировой океан 9/12 части планеты.

Центральную область Евразии – Хартденд – занимала и господствовала в ней сначала Российская Империя, затем СССР, теперь Россия. Все они именовались классической «Силой Суши». «Кайму» Евразии – Rimland – занимали страны западной Европы, всегда соперничающие или воюющие с Хартлендом: Великобритания, Нидерланды, Франция, Скандинавия, а также Япония на Дальнем востоке. Все они составляют «Силу Моря». Германия, Австрия, страны Восточной Европы по этой теории занимают среднее положения, способные даже объединиться с Хартлендом для достижения мирового господства.

Со становлением США после Второй мировой войны одним из двух полюсов мировой силы, западная геополитика видоизменилась, перенеся центр «Силы Моря» в Северную Америку. Так появился кроме внутренней каймы из морских западноевропейских стран еще и внешний атлантический контур, объединивший всех в единый коллективный Запад, противостоящий российской Евразии. Внутренний же «старый» контур из приморских государств вокруг евразийского «острова» получил роль удавки и название «петля анаконды», подразумевая ее способность и цель удушения континентальной России.

Для темы этой книги интересны идеи англосаксонского геополитика Х. Маккиндера. Он полагал цивилизации Суши и Моря противоположными и вечно враждебными сущностями. Их создали кочевые общности, резко отличающиеся по своим характерам, но одинаково агрессивными. Именно они своей мобильностью и агрессивностью придают динамику историческим процессам, создали и развивают две разные по характеру и социальным ценностям цивилизации – Суши и Моря. Особенно любопытны отмеченные черты характера их населения (Д. Ф. Кеннан и др., статья «Холодная война»).

Цивилизация Суши:

– Простирается вглубь континента и берет свое начало в удаленных от берегов землях;

– формирует жесткие, иерархические общества воинственного типа на основе строгого подчинения, идеалов доблести и чести, агрессивности и верности;

– способствует созданию упорядоченных, но неподвижных социально-политических образований, не склонных к экономическому и технологическому развитию;

– благоприятствует развитию империй, деспотических обществ с сакрализацией центральной власти и военизацией широких слоев населения;

– сдерживает культурный обмен и инновации консервативными и традиционалистскими установками в культуре.

Цивилизация Моря:

– Тяготеет к освоению только береговой зоны, воздерживаясь от проникновения вглубь суши;

– утверждает динамичность и подвижность в качестве высших социальных ценностей;

– содействует инновациям и технологическим открытиям;

– развивает торговые формы общества и капитализм. Характерны для нее наемная армия, морская торговля;

– способствует развитию обмена и финансовой сферы;

Отсюда следует, по мнению этого автора, что, даже превратившись в могущественную «Силу Суши», Российская Империя, затем СССР, и после него независимая Россия – все они по своему духу и характеру как проигрывали, так и проигрывают торговой, предприимчивой и свободной «Силе Моря» в лице коллективного Запада.

Маккиндер сформулировал базовый закон геополитики: «Кто контролирует Восточную Европу,  кто управляет «сердцевинной землей» (Heartland), тот управляет «мировым островом»; кто управляет «мировым островом», тот правит миром».

Западная геополитика, вручившая США роль мирового лидера, была сформулирована Н. Спайкменом. Он вновь подчеркнул принципы: 1) Кто контролирует Римленд («кайму»), тот контролирует Евразию. 2) Кто контролирует Евразию, тот держит в руках весь мир. Под влиянием этой теории США расположили вокруг СССР, а теперь России, сеть из более 900 военных баз, петлей от Средиземноморья до Японии. Этим воплощается давнее стремление англосаксов задушить Россию «петлей анаконды».

3. Характер народов Суши и Моря

Национальный характер народа вырабатывается под влиянием географических и климатических условий его жизни – выгодных или, наоборот, ущербных и бедных. Это похоже на марксистское «бытие определяет сознание», однако, не менее верно и обратное – «сознание определяет уровень бытия», как и саркастическое «битье определяет сознание» (в годы террора). Так или иначе, люди научились всегда использовать выгодные природные условия и компенсировать, по возможности, неблагоприятные. С истечением столетий и тысячелетий способы и пути выживания «в кормящем ландшафте» врастают в людей понятиями «что хорошо», «что плохо», «что достойно» и «что позорно», то есть закрепляются в традиционной нравственности, в системе ценностей и в национальном характере. Тем не менее, самое сильное стремление любого человеческого сообщества, как и всего живого в природе, – в сытом умножении своей численности и увеличении силы для противостояния врагам.

Россия на своей северо-восточной лесной и степной равнине исторически и географически является образцом «срединного государства», типичной «Силой Суши», лишенной безопасных и географически удобных водных путей сообщения с соседними цивилизациями – романо-германской, китайской и мусульманской. Сухопутные внутренние пути из-за больших расстояний всегда были физически трудны и, пролегая по враждебным землям, опасны. Тем более затруднены были и дальние пути «за моря».

Отсутствие удобных путей сообщения, дальние расстояния неизбежно заставляли обходиться собственными хозяйственными продуктами, не полагаясь на товарообмен с соседями. Единственное важное исключение – постоянные поставки Великому Новгороду зерна из владимирских и суздальских земель: из-за неблагоприятного климата и бедных земель тот никогда не мог обходиться своим хлебом. Однако в Великом Новгороде, издавна имевшем торговые речные связи с Западом, народный характер в Средневековье складывался по-иному.

В результате, специализация русских земель по товарному производству была мала. Разделение труда в современном понимании было очень ограничено. Русского человека издревле кормили лес и поле. Полесничество и хлебопашество были основой народного хозяйства – и всего два рода и источника товара, которым обменивались, и составлявших основу разделения труда. Тем не менее, только широкое разделение труда, специализация, активный поиск и использование всех преимуществ, взаимный обмен с соседями ведет к повышению производительности, развитию и достижению благосостояния всех сторон обмена.

О влиянии природной среды и условий «кормящего ландшафта» на «русский характер» крупнейший историк В. Ключевский писал: «Восточные славяне увидели себя на бесконечной равнине, своими реками мешавшей им плотно усесться, своими лесами и болотами затруднявшей им хозяйственное обзаведение на новоселье, среди соседей, чуждых по происхождению и низших по развитию, у которых нечем было позаимствоваться и с которыми приходилось постоянно бороться, в стране ненасиженной и нетронутой. … Этими первичными условиями жизни русских славян определялась и сравнительная медленность их развития, и сравнительная простота их общественного состава».

«Сравнительная простота» отношений и однообразие способов хозяйствования русских поселенцев на обширной северо-восточной равнине, к сожалению, не способствовали развитию у них таких качеств характера, как деловое предпринимательство, новаторство, личную инициативу, необходимых для ускоренного развития общества. Это можно понимать и как «медленность развития». Однако это «не хорошо и не плохо», это было в тех условиях оптимально, эффективно и вполне естественно, и компенсировалось иными сторонами характера, что подтверждает широкое расселение славянских поселенцев по лесным просторам северо-востока Европы. В этом отношении страсть к «приключениям» им было не занимать, как и воинскую доблесть, – иначе они не выжили бы во враждебном окружении местных финно-угорских, поволжских и сибирских племен.

Резкий контраст этой картине представляло в те же времена развитие хозяйственной жизни Западной Европы, где чрезвычайно разнообразны природные условия. Изрезанная бухтами береговая линия омывающих морей, удобных для мореплавания; горные цепи, вносящие разнообразие в климат, в растительный и животный мир; крупные реки, текущие не параллельно, как в Евразии, а под углами, что, как считается, более способствует развитию хозяйства; обилие пресной воды; мягкие зимы при умеренно жарком и продолжительном лете. Наконец, в отличие от восточных славян, оказавшихся среди диких однообразных просторов, племена, начавшие в Средние века новую историю западной Европы, действовали на «развалинах» великой античной культуры. В. Ключевский: «Там бродячий германец усаживался среди развалин, которые прямо ставили его вынесенные из лесов привычки и представления под влияние мощной культуры, в среду покоренных ими римлян или романизированных провинциалов павшей империи, становившихся для него живыми проводниками и истолкователями этой культуры».

Разнообразие «кормящего ландшафта» западной Европы определило и разнообразие производимых товаров и услуг, что способствовало быстрому развитию товарообмена между регионами. Масса товаров, растущая благодаря разделению труда и вовлечению в производство все больших слоев населения, эффективно распределялась морскими путями. Рост торгового флота, широкое строительство портов по всей береговой линии, окаймляющей западную Европу, способствовали ускоренному развитию всего региона. Все это вместе, растущая производительность труда за счет разветвленного разделения труда, вовлечение в производство все больших масс населения, рост потребления товаров и торговля, порождали рост благосостояния и развития культуры. Подступившая эпоха бурного развития технологий только подстегнула эти процессы.

Нетрудно представить, как это сказывалось на изменении нравственных ценностей людей, на их представлениях «что хорошо и достойно», а «что плохо и позорно». Из строгого и аскетического Средневековья западная Европа неожиданно вышла к ставшим вдруг желанными обыкновенным жизненным радостям. «Усталость» от религиозной догматики и вечных из-за нее внешних и внутренних конфликтов, разочарование в былых нравственных ценностях вылились сначала в эпоху Ренессанса, затем Просвещения. Буржуазные революции, рожденные окрепшим товарным производством, прокатились по странам западной Европы и завершили ментальное перерождение населения. «Хорошим и достойным» стали казаться людям не религиозный аскетизм, христианская покорность и надежды на спасение «на небесах», но жизненная активность, стяжение земных богатств и наслаждение ими, познание окружающего неизведанного мира и стяжение из этого мира еще больших богатств.

На страницу:
3 из 11