–Иду! – Егорка сорвался с места, взобрался наверх, улыбнулся братьям и по старой тропинке, по высохшей глине устремился к вымощенной известняком дороге, у которой стояла его землянка, и через пять минут вбежал в дом.
–Егор, милый, слушай меня, нам кушать нечего, – мать заплакала, – тебе идти придется, с сестрой, по миру скитаться, за хлебушком идти, а то помрешь, – мать зарыдала ещё сильнее, – ты самый взрослый.
–Мамка, мамка, не плачь, – Егорка обнял её, но она испуганно отстранилась, подобрала с нетопленной печки сумочку, и рыдая протянула ее Егорке.
Давно назрел голод в семье, мать молчала некоторое время, недоедала, мучилась, но не могла решиться отправить старших побираться, выгнать их из родного дома, куда глаза глядят! На смерть, на улицу! Но, время настало, мать её старуха начинала пухнуть от голода, земля не кормила, денег не хватало. Непомерный женский труд лишил её сил физических, истощил её, иссушил, а затем и высушил её моральные силы – силы матери.
–Сшила тебе, сумочку, – перевесив её через плече, она обняла сына, – иди, с богом, не задерживайся.
Мальчик не решался. Тогда старшая сестра схватила его за руки и вывела из дома. На лавочке под низким единственным окном, находящимся почти у самой земли, сидела грустная и заспанная старуха, у неё отказывали ноги, и она передвигалась держась за стены и помогая себе двумя срубленными, даже не отесанными палками.
–Идем, дурачок! – выругалась на него сестра, – сказали, идти, значит надо идти!
–А я не хочу уходить! Кать, не хочу, не надо!– мальчик тянул её за руку обратно в дом, заплакал.
–Дурачок ты, – заключила она.
–А братишки? – Егорка плакал, – к мамке хочу! Пусти! – бился он.
–Братишек то куда? Ты за ними будешь присматривать? Идем, идем! Они не дойдут, маленькие! Не дойдут, говорю! – она резко подняла его за руку и поставила на ноги.
Егорка подчинился. Они тихо зашагали вперед.
–Куда мы? Кать? – мальчик вытер слезы, осмотрел пустую сумку.
–К тетке, за солью, – сухо ответила сестра.
–Это к какой? – не возмутился мальчик, – к какой тетке?
–К той, которая в *** живет, – понял?
–Да, – она злая, – Егорка её не любил, – старая ведьма! И к ней ты меня тащишь?
–Тебе то что, соль тоже злая? Заткнись, и помалкивай дорогой всей! А то оттащу тебя в лес, или в поле и брошу! Я тебе не мамка! Цацкаться не буду с тобой!
Егорка сорвался с места и устремился обратно в деревню, сестра в ярости провожала его глазами и бросилась за ним. Мальчик с рыданием ворвался в землянку и кинулся к сидевшей у окна матери, в ее объятии. Долго рыдал он, не отрываясь от юбки, пока сестра не не отбила его и силой не вывела из дома.
К вечеру они добрались до старого деревянного дома, расположенного на краю деревни ***. Дом стоял, чуть покосившись набок, забор из кольев упал и сгнил, ставни были закрыты всегда, старые петли их давно проржавели, а фундамент ушел под землю в чернозем.
В деревне *** все дома были такими, некоторые, потеряв последнего жильца, стояли опустевшими и заросшими. У мальчика болели ноги от непривычки, он шел босиком, осторожно ступая там, где начинались камни известняка. В эту самую деревню понемногу закрадывался голод, ее начинали покидать особо бедные люди, как и Егорка после, в надежде, что все то, что с ними началось, закончится быстро, и они вернутся домой, заведут огород, и будут сажать вкусную свеклу, о картошке они и мечтать боялись, даже и толком не знали, как она выглядит, и боялись ее, заморское чудо.
–Мне холодно, – мальчик обратился к молчавшей сестре, он озяб, колени у него тряслись.
–Молчи, уже пришли, – злобно ответила она, – что не терпится? Так ты терпи!
Катя постучалась в деревянную дверь.
Никто не отвечал. Она постучалась сильнее, и чьи-то шуршащие шаги послышались за дверью.
–Вот видишь, дурачок, я же говорила, нас впустят, – улыбнулась она.
–Кто там? – спросил их сухой голос из-за двери.
–Я, Катя, за солью пришла.
Скрип замка заложил уши, казалось петли не смазывались лет сто.
Из щели высунулся длинный бородавчатый нос бабы с бородавками.
–Ааа, голубушка, на кой ты тут? Какая соль? – спросила баба, не впуская их за порог.
–За солью, мамка послала, тебе то не знать? Не придуривайся! Сама позвала, принимай.
–Так нет её, её надо воровать идти. Если хочешь, пойдем, я вот уже и собиралась пойти, к утру надо успеть бы, – у бабы сверкнули глаза, – а это кто с тобой? – удивилась она, и испугалась, улицезрев постороннего с начала разговора, не заметила Егорку, на её лице отразилась презрительная гримаса.
–Стоит и слушает! Аль разболтает всё по деревне! – испугалась баба не на шутку.
–Это братик, он со мной, мамка приказала, – Катя облизнула высохшие обветренные губы, небрежно толкнув Егорку в плечо, – он маленький, не разболтает он.
–А, ну пусть так, я сейчас приду, жди, – дверь вновь скрипнула и закрылась. Дети остались стоять на пороге. Егорка продолжал мерзнуть, ночь только начиналась. Через некоторое время спустя, баба вышла через черный вход со двора, неся в руках два больших мешка, в которые, как видно было из-за кусочков белого вещества, уже ни один раз, воровала соль со станции.
–Пошли, это тебе, – она злобно взглянула на мальчика, протянув Кате мешок, – этот будет шуметь? – спросила она шепотом.
–Он тихий, дурачок, – ответила Катя.
–А вдруг сболтнет чего? – подозрительная баба осмотрела мальчика.
–Вряд ли, – Катя поморщилась, тогда я его отлуплю.
Ночь оказалась холодной, Катя сама начала испытывать озноб, а Егорка, тихо плача, сильно сжался, только тетка себя комфортно чувствовала, одев теплую дырявую рабочую фуфайку.
К четырем часа утра они вышли к станции, свернули с дороги и обогнули покосившийся деревянный забор, обмотанный колючей проволокой, оказались на железнодорожном полотне. Егорка испуганно сглотнул комок, ему было не по себе, он понимал, что они идут заниматься плохими делами и ему было страшно.
Вдали стояли составы, тетка осмотрелась, вокруг никого не было, охранник спал, недавно совершив обход. Собаки либо передохли, когда их стало нечем кормить, либо убежали в лес, находившийся совсем рядом. Кого они съели за это время, или кто съел их неизвестно, люди бывало пропадали, но тетка слышала о появлении волков, хотя это были всего лишь слухи и мало кто им верил. Для волков нужно мясо, а не тощие крестьяне, как она считала, позабыв о мослах, приправленных кожей .
–Пришли, пусть вшивый останется здесь, – шепнула она на ухо Кате, та кивнула, и приказала мальчику спрятаться за забором и сидеть в кустах, пока они не вернутся.
Опытная тетка быстро определила состав с солью, сорвала пломбу, и отодвинула створку. На ощупь поднялась, принялась забивать мешки, подавая их вниз Кате, которая с трудом их отволокла к забору, где сидел замерзший сонный Егорка. Мальчик пробовал заснуть, но ноги его были холодными, ему это нестерпимо мешало ему, отвлекало и мучило, он хотел жаловаться, но боялся.
–Эй, дурень, ты тут? – воскликнула тихо Катя.
Мальчик закопошился:
–Катя, вы скоро, я замерз – жалостно ответил Егорка.
–Сиди, – она ушла за вторым мешком. Вернувшись с теткой, махнула Егорке рукой.
–Идем, что сидишь? – и поманила его за собой, – идем дурак.