Адмирал Империи – 33

При этом смекалка и любознательность царевича нисколько не уступали его чудесной памяти. Почтенные наставники, приставленные к августейшему семейству, только диву давались, видя как их малолетний подопечный раз за разом ставит их в тупик своими вопросами и умозаключениями. Особенно Ивана Константиновича влекли точные науки и всевозможные механизмы. Любимыми его забавами были конструкторы и трехмерные головоломки, из которых ребенок любил собирать всевозможные хитроумные устройства – от простеньких шагоходов до сложных манипуляторов и автоматических станков. Причем собирал исключительно по наитию, без всяких схем и чертежей.

Как-то раз маленький царевич в одиночку собрал действующую модель антигравитационного автомобиля на водородных топливных ячейках. Причем не по стандартному набору, а из подручных деталей, позаимствованных из других конструкторов. Вышло настолько складно и убедительно, что игрушка с ветерком промчалась через все анфилады дворца и лихо вылетела в окно веранды, по пути чуть не задавив нескольких придворных. Но Ивана, ясное дело, никто и не подумал бранить за это. Напротив, все как один расхваливали техническую сметку одаренного ребенка.

В общем, не приходилось сомневаться, что из царственного вундеркинда со временем действительно мог бы получиться выдающийся человек. Скажем, гениальный ученый или инженер, блестящий администратор, а то и прославленный космофлотоводец. Уж во всяком случае, не чета своему старшему брату Артемию, которого отец лишь в приступах мрачного юмора называл «достойным преемником».Впрочем, как бы ни был умен и талантлив Иван, как бы демонстративно ни выделял его из прочих царских отпрысков Константин Александрович, все эти якобы исключительные качества мальчика никак не меняли коренной сути дела – крошечный ребенок ни при каких обстоятельствах не мог взойти на престол, вопреки всем законам и обычаям Российской Империи.

Конечно, императору никто не мешал неофициально именовать сынишку своим наследником, умиляться его успехами, представлять его в этом качестве приближенным или иностранным послам. В конце концов, никому не возбранялось потакать невинным причудам обожающего папаши, пусть даже венценосного. Другое дело – попытка официально и публично ниспровергнуть фундаментальные устои российского престолонаследия и навязать стране малолетнего государя. Вот тут уж никакие ссылки на умственные дарования или предполагаемые таланты Ивана Константиновича в расчет не принимались.

Единственным исключением, разрешающим обойти традицию и законы, являлась последняя воля императора, закрепленная в завещании и после этого единогласно утвержденная Государственным Советом, а затем проголосованная Сенатом. Иного пути легитимно передать трон несовершеннолетнему ребенку, минуя законы Империи, просто не существовало. Да и то – чтобы завещание покойного монарха вступило в силу, его должны были одобрить как минимум две трети членов обеих палат российского парламента.

Государственный Совет состоял из высших сановников Российской Империи и являлся главным совещательным органом при императоре. Большинство министров, входивших в него, были главами, наследниками или хотя бы младшими представителями самых могущественных и богатейших аристократических семейств. Лишь считаным единицам «новых людей», подобных тому же Птолемею Граусу, удавалось в него пробиться. Да и то – лишь ценой неимоверных усилий и поистине выдающихся заслуг перед державой.

Причем проблема заключалась не только и не столько в спеси родовитых вельмож, свысока взиравших на безродных выскочек вроде первого министра. По большому счету, Государственный Совет как институт создавался прежде всего для защиты интересов потомственной аристократии – исконной опоры трона и хранительницы вековых устоев Империи. В этом качестве он являлся своеобразным противовесом Сенату, который, как минимум номинально, представлял широкие народные массы колонистов…

А еще первый министр прекрасно знал, что большинство из членов Совета, а также сенаторов Империи считали: после кончины императора необходимо выбрать нового монарха из числа наиболее достойных кандидатов, коими, как правило, становились прославленные адмиралы космофлота или самые влиятельные губернаторы звездных провинций. И уже после этого утвердить нового государя строго в соответствии с процедурой, закрепленной в основном законе державы – Конституции Российской Империи.

Причем никто из сильных мира сего в этих вопросах даже и не думал полагаться на волю случая или слепой жребий. За каждым претендентом на престол непременно стояла та или иная группировка власть имущих, уже заранее прикидывающая, как половчее использовать фигуру новоявленного императора в собственных интересах. Ведь ни для кого не являлось секретом, что любой самодержец, даже самый просвещенный и деятельный, не в силах в одиночку управлять необъятными просторами Галактической Империи в сто тридцать звездных систем.

Для этого ему требовалась поддержка и содействие множества других людей – министров, губернаторов, сенаторов и прочих облеченных властью сановников. А те, в свою очередь, вовсе не горели желанием оказывать царственной особе помощь на безвозмездной основе, движимые исключительно верноподданническими чувствами. Помилуйте, бескорыстие и альтруизм – это что-то из области сентиментальных романов для чувствительных барышень, не имеющее ничего общего с реальной жизнью.

В действительности же за каждую, даже малейшую услугу, оказанную трону расчетливыми царедворцами, те норовили получить соответствующее вознаграждение. Должности, почести, награды, денежное содержание из казны, доходные синекуры в виде генерал-губернаторств – вот что составляло истинный предмет вожделений и устремлений великосветских интриганов всех мастей. И лишь ловко манипулируя этими рычагами можно было обеспечить более-менее устойчивое функционирование неповоротливого и прожорливого, как деметрийский бегемот, государственного механизма Империи.

Именно поэтому в словах Птолемея о том, что нарушение традиции и Конституции в деле престолонаследия может спровоцировать серьезнейшие последствия, была суровая, неприкрашенная правда. Министр прекрасно отдавал себе отчет: появление на троне восьмилетнего мальчишки, за спиной которого не стоит сколь-нибудь серьезная политическая сила, способная обеспечить преемственность и легитимность его власти, неминуемо ввергнет Российскую Империю в пучину анархии и раздора.

Ведь стоит лишь кому-то одному, даже из числа малозначительных сановников, дерзнуть усомниться в правомочности юного императора и отказаться выполнять его указы – и хрупкое равновесие, державшееся лишь на тонкой ниточке формального «божественного права» монарха, тут же рухнет. Стоит заискрить одной-единственной шестеренке некогда отлаженного механизма – и пламя бунта тут же пожрет всю систему целиком.

А при нынешних шатких временах, когда авторитет и влияние центральной власти и без того были основательно подорваны поражениями в затяжной войне с заклятым врагом – Американской Сенатской Республикой, когда хозяйство и бюджет трещали по швам, неспособное обеспечить даже минимальные потребности населения – малейшая искра способна вызвать всепожирающий пожар, который мгновенно охватит все уголки необъятной Империи…

И сейчас первый министр с ужасом для себя осознал, что лежащий перед ним, захлебывающийся собственной кровью, император Константин Александрович настроен в этом вопросе крайне решительно. В подернутых пеленой страдания глазах монарха мерцала неукротимая, почти маниакальная решимость добиться своего любой ценой. Даже на краю могилы он не желал отступаться от безумного замысла передать власть сыну Ивану в обход всех законов и здравого смысла.

– Ваше Величество, – осторожно продолжил Птолемей, старательно подбирая слова, чтобы ни единым неосторожным звуком не задеть или не разгневать умирающего царя. Голос министра дрожал и срывался от волнения, выдавая сильнейшее внутреннее напряжение. – Умоляю вас, соизвольте внять гласу разума и осознать всю пагубность принятого вами решения. Один неверный шаг, продиктованный неуместными эмоциями и отцовской любовью к младшему сыну, рискует погубить все государство…

Птолемей набрал в грудь побольше воздуха, собираясь с духом для дальнейших увещеваний. Похоже, настала пора озвучить императору суровую правду.

– Российская Империя и без того переживает тяжелейшие времена, престиж ее на галактической арене стремительно падает, невзирая на все наши усилия и даже отдельные победы… Если мы дадим очередной повод всем недругам престола, прежде всего внутренним, усомниться в своей силе и монолитности, -то Империя попросту может прекратить свое существование, расколовшись на удельные лоскуты…

Граус осознавал, что, быть может, слишком сгущает краски, пророча державе скорый крах. В конце концов, Российская Империя, включая ее земной период, существовала тысячу лет, раскинувшись сейчас на сотни звездных систем. Она выдержала и не такие потрясения – бесчисленные войны, внутренние смуты, дворцовые перевороты, отражая любые поползновения на единство и целостность. Не рухнет и сейчас, пережив очередной кризис. Не впервой.

Но, с другой стороны рано или поздно наступает предел, за которым накопившиеся противоречия и конфликты внутри социального организма необратимо перерастают в общенациональную катастрофу. И одному Богу известно, сумеет ли обескровленная войной и внутренними разногласиями страна оправиться после очередного великого потрясения, каковое ей сулит необдуманное решение императора…

– Я лучше кого бы то ни было во всей Галактике знаю, что будет благом для Империи! – резко оборвал министра Константин Александрович. Невзирая на терзающую его предсмертную лихорадку, император изыскал в себе силы, чтобы в гневе приподняться на локтях и бросить на оторопевшего царедворца уничтожающий взгляд.

Птолемей затравленно сжался и опустил голову, не смея перечить прогневанному властителю. Сановник отлично понимал: его головокружительная карьера сейчас, после столь дерзких речей, буквально висит на волоске. Любое неосторожное слово или жест способно мгновенно разрушить шаткое равновесие и обречь излишне говорливого министра на опалу.

Ведь императору ничего не стоило, пусть даже из последних сил, но одним-единственным движением пальца по вирт-клавиатуре лишить своего первого министра всех полномочий и самой должности. Причем прямо сейчас, не сходя с предсмертного одра. А там, в сумятице и круговерти грядущих перестановок, в неразберихе траурных церемоний – поди верни свою должность и докажи, что имел законное право на отобранные привилегии.

Однако, к облегчению Грауса, Константин Александрович на сей раз не стал немедленно обрушивать на его голову всю мощь монаршего негодования. Отдышавшись после вспышки ярости и несколько успокоившись, император не спешил размахивать кнутом карающей десницы. Вместо этого он вновь заговорил тихим, прерывающимся голосом, с нотками мольбы и даже заискивания глядя в глаза онемевшему от потрясения министру:

– Я собственноручно вознес тебя на вершину власти, Птолемей. Лишь по моей великой милости ты превратился во второе лицо Российской Империи. Если в тебе еще сохранилась хоть капля признательности к своему благодетелю, хоть искра верности престолу – умоляю, сделай в точности так, как я прошу!

С этими словами император Константин Александрович бессильно рухнул навзничь и затих. Подергав напоследок непослушными пальцами в бесплодных попытках нащупать руку застывшего в ужасе Птолемея, монарх страшно, с надрывом захрипел. Тяжелые веки сомкнулись, скрыв блеклую синеву некогда ясных очей, мутный взор которых уже застилала пелена небытия. В следующий миг все было кончено. Могучая рука, еще недавно твердо сжимавшая скипетр и державу, безвольно обмякла, повиснув плетью. Искаженные мукой черты расправились и приобрели отрешенное, умиротворенное выражение. Грудь, раздираемая хриплыми вздохами, замерла. Константин Александрович Романов, божьей милостью Император и Самодержец Всероссийский и прочая, и прочая – испустил дух…

Глава 3

Место действия: двойная звездная система HD 21195, созвездие «Эридан».

Национальное название: «Екатеринославская» – сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется Российской Империей.

Расстояние до звездной системы «Новая Москва»: 190 световых лет.

Точка пространства: орбита планеты Никополь-4.

Дата: 13 апреля 2215 года.

Победный клич раздался на кораблях императорской эскадры, когда всем стало ясно, что же произошло. Огромные экраны на мостиках и командных постах высветили захватывающую своей невозможностью картину: изломанный остов гигантского линкора «Геката» медленно разваливался на части.

Потрясенные русские офицеры и космоматросы, позабыв на миг о субординации, вскакивали со своих мест, хлопали друг друга по спинам и плечам, сжимали в объятиях боевых товарищей. Изумленные и обрадованные крики: «Ура! Получилось!» – слышались то тут, то там, перекрывая гул аварийных сигналов. Казалось, весь экипаж каждого корабля находился сейчас в едином эмоциональном порыве, готовый вот-вот взорваться торжествующим триумфальным ревом.

Одновременно крик ужаса и страха вырвался из уст американцев, наблюдавших на экранах и тактических картах высокого разрешения, как флагманский линкор их главнокомандующего бесславно гибнет и разрушается после тарана одного из русских крейсеров. Еще мгновение назад «Геката», грозный исполин смерти, внушала космоморякам АСР непоколебимую веру в собственную неуязвимость и мощь. Но сейчас эта вера обрушилась на их головы вместе с осколками разлетающегося на куски боевого дредноута.

Происходящее казалось немыслимым кошмаром, дурным сном, но на кристально-четких мониторах невозможно было ошибиться. Адмиральский флагман, краса и гордость американского космофлота, ныне представлял собой лишь бесформенную груду искореженного металла, распадающуюся в багровом пламени детонаций. Словно в замедленной съемке титанический корпус «Гекаты» ломался пополам, будто спичка в огромных пальцах вселенной. Распоротые внутренности линкора извергали фонтаны огня и плазмы, безжалостно пожирая палубы, переборки и сотни застигнутых врасплох членов экипажа…

Это было буквально крушение веры «янки» в Коннора Дэвиса, его неуязвимость, а также в сверхзащищенность «Гекаты». Крушение, которое привело к полному обрушению фронта. Каждый американский космоморяк с детства впитал культ своего адмирала, превратившегося из обычного смертного в некое подобие божества. Дэвиса, по слухам, нельзя было убить никакими обычными средствами. Он всегда точно знал, где находятся враги и ловко ускользал от их коварных ловушек. «Геката» же по умолчанию воспринималась неприступной боевой машиной, способной в одиночку крошить в космический мусор целые армады.

Но теперь эти мифы оказались разбиты столь же красочно и наглядно, как и сам флагманский дредноут. Факт его гибели от тарана какого-то жалкого русского крейсера, потряс американцев до самой глубины души. В один миг они лишились и путеводной звезды и главного оружия устрашения. Без непобедимого адмирала и его флагмана «янки» почувствовали себя сиротами на краю бездны.

Впрочем, в первые минуты после катастрофы на мостиках американских кораблей еще царило неверие. Потрясенные офицеры ошеломленно таращились на обломки «Гекаты», пытаясь осознать весь ужас произошедшего. В какой-то момент начало казаться, что это просто сбой в программном обеспечении, глюк серверов или чья-то циничная шутка. Лихорадочно перепроверялись показания датчиков, запускалась диагностика систем – но результат оставался неизменным. Флагмана больше нет. А вместе с ним рухнули надежды…

Между тем, мой «Одинокий» – причина крушения «Гекаты» – гордо и невозмутимо застыл в пространстве на почтительном расстоянии от плавающих вокруг обломков. Будто разъяренный бык после удачной корриды с полными трибунами зрителей, мой верный крейсер не спешил покидать арену своего триумфа. Усиленный таран его форштевня, еще хранивший следы титанического столкновения, демонстративно выпятился вперед, источая вокруг себя облачка раскаленной плазмы.