Павел Первый

Волконский(Долгорукому). Петенька, Петенька, пропляши казачка, утешь, родной!

Долгорукий. Отстань, черт!

Розен(продолжая читать). Тогда воприимет Россия новое бытие и совершенно во всех частях преобразится…

Депрерадович(указывая на Платона Зубова). Что такое с князем?

Яшвиль. Медвежья болезнь – расстройство желудка, от страха.

Талызин. Трус! Под Катькиными юбками обабился. Служба-то отечеству не то, знать, что служба постельная: по ночам, бывало, у дверей спальни мяукает котом, зовет императрицу на свидание; ему двадцать лет, а ей семьдесят – в морщинах вся, желтая, обрюзглая, зубы вставные, изо рта пахнет – брр… с тех пор его и тошнит!

Депрерадович. Зато чуть не самодержцем стал!

Талызин. А теперь стал Брутом.[34 - Марк Юний Брут (1 в. до н. э.) – возглавил заговор против Юлия Цезаря и принял участие в его убийстве.]

Яшвиль. Брут с расстройством желудка!

Депрерадович. Да ведь что, братцы, поделаешь? Революция в собственном брюхе важнее всех революций на свете!

Талызин(подходя к Зубову, который лежит на канапе). Не полегчало, князь?

Платон Зубов. Какое там!

Талызин. Гофманских капель бы приняли.

Платон Зубов. Ну их, капли! Домой бы в постель, да припарки… А я тут с вами возись, черт бы побрал этот заговор! Попадем в лапы Аракчееву, тем дело и кончится.

Розен(продолжая читать). По тринадцатому пункту Конституции Российской…

Талызин. Всех-то пунктов сколько?

Розен. Сто девяносто девять.

Талызин. Батюшки! Этак, пожалуй, и к утру не кончите.

Розен(продолжая читать). По тринадцатому пункту Конституции Российской собирается Парламент…

Скарятин. Это что за штука?

Татаринов. Парламент – штука немецкая…

Филатов. Немец обезьяну выдумал!

Скарятин. А знаете, господа, у княгини Голицыной три обезьянки: когда один самец да самочка амурятся, то другой смотрит на них, и представьте себе, тоже…

Говорит на ухо.

Титов. Удивительно!

Трое – у закусочного стола.

Первый. Последняя цена – полтораста.

Второй. Хочешь сто?

Первый. Что вы, сударь, Бога побойтесь! Хотя и крепостная, а все равно, что барышня. Шестнадцать лет, настоящий розанчик. Стирать и шить умеет.

Второй. Сто двадцать – и больше ни копейки.

Первый. Ну, черт с вами, – по рукам. Уж очень деньги нужны: в пух проигрался.

Третий. Так-то вот и у нас в полку штабс-капитан Раздиришин все, бывало, малолетних девок покупал и столько он их перепортил, страсть!

Трое – у печки.

Первый. Все люди из рук природы выходят совершенно равными, как сказал господин Мабли.[35 - Габриэль Бонно Де Мабли (1709–1785) – французский философ и историк.]

Второй. В природе, сударь, нет равенства: и на дереве лист к листу не приходится.

Третий. Равенство есть чудовище, которое хочет быть королем.

Первый. Неужели вы, господа, не разумеете, что политическая вольность нации…

Второй. Вольность? Что такое вольность? Обманчивый есть шум и дым пустой.

Мансуров. Все прах, все тлен, все тень: умрем, и ничего не останется!

Третий. Vous avez le vin triste, monsieur![36 - Вы грустны во хмелю, сударь! (франц.)]

Шеншин. Ах ты, птенец, птенец! И как тебя сюда затащили?

Гарданов. Из трактира Демута, дяденька, за компанию. Пили там – все такие славные ребята. «Поедем, говорят, Вася, к Талызину». Вот я и поехал.

Шеншин. Ну, куда же тебе в этакое дело, мальчик ты маленький?

Гарданов. Какой же я маленький, помилуйте, мне скоро двадцать лет. Вчера предложение сделал – стишок сочинил, хотите, скажу? Только на ушко, чтоб никто не слышал.

Зачем в безумии стараться
Восток с полуднем съединить?
Чтоб вечно в радости смеяться,
Довольно Машеньку любить.

Ефимович. По исчислению господина Юнга Штиллинга,[37 - Иоганн-Генрих Юнг-Штиллинг (1740–1817) – немецкий писатель-мистик.] кончина мира произойдет через тридцать пять лет.

Татаринов. Ого! Да вы, сударь, фармазон, что ли?

Ефимович. Мы – священники, перст Горусов[38 - Горус (Гор) – бог восходящего солнца в Древнем Египте.] на устах держащие и книги таинств хранящие.