Мой 88-ой: назад в…

– Ладно, пошли, пацаны. Если чего – обращайся.

Заприметив лоток трикотажа, выставленный на рынок от ОРСа, пошел было туда. Начал рассматривать носки и, пожалуй, просто самые… прекрасные трусы, виденные в жизни, когда…

Знаете, когда по затылку ползет такая колючая точка, цепляющая и не отпускающая. Ну, когда кто-то вас упорно рассматривает. Возникает редко, но не ошибешься.

Хорошо, попробуем осмотреться, глядишь, что пойму. Не знаю, кому так понравился мой затылок, но ощущение мне не нравилось. Ну, кто у нас тут?

Справа торгуют сушеными карпами какие-то пенсионеры. Рядом – бабулька с вязаными носками, потом тот самый букинист без «Монте-Кристо», потом желтеет свежая картошка и какая-то тетка уверенно машет руками, доказывая свою правоту на торговлю. А, да, это же кусок рынка для пенсионеров. Слева…

Тетка доказывала свою правоту ментам. Молодой, высокий и худой, кивал, соглашался и поигрывал за спиной резиновой палкой. Второй, в возрасте и усатый, стоял боком и.

Мы уставились друг на друга. Ага, вот, значит, кто любопытствовал моей персоной. Понять бы с чего, но потом, сейчас пора начинать валить.

Если пойду к дырке в заборе, так они пойдут за мной и, если захотят остановить, там самое место. Если двинусь к центральному входу, то их не обойти. Усатому достаточно зайти с другой стороны прилавков, а молодому остаться на месте. Значит… значит уходим к рыбакам и пробираемся к боковому для автомобилей.

Я шагал вроде бы не торопясь, надеясь уйти и не попасть на проверку документов. Кто знает, с чего им вдруг понадобился мною интересоваться и почему не подошли сразу. Хотя… Букинист? Потерянная клиентка и стук-стук, я твой друг тем, кто присматривает за торговлей? О, тогда точно нужно валить, забираться в чужую кормушку себе дороже. Быстрее, добираемся до прохода между машинами, торопясь пройти, пока две «шестерки» не начали подъезжать за своим рыболовецким товаром. Получилось?

Усатый показался сзади, вцепился темными глазами, совсем как удав навалился тяжестью. Я, стараясь не подавать вида, удивленно покачал головой, рассматривая красавца-попугайчика и шагнул дальше, за угол. Оттуда прямая дорога к выходу, ведущему к трассе и дачному массиву. Если повезет, то…

Не свезло. Молодой, покуривая у открытой калитки и не пряча длинный ПР, шарил по толпе взглядом. До меня пока не добрался. Пока.

– Молодой человек, вы идете?

Я, стараясь не создавать пробку и привлекать внимание мента, шагнул вперед. Думай, думай…

ССД-1 (немного ностальгии)

Будь это совместный с Голливудом фильм, сейчас он явно стал бы классикой полицейского крутого детектива, лишь чуть уступая «Смертельному оружию», настоящему «Смертельному оружию», с Гибсоном и Гловером. Но на дворе стояла Перестройка, шел восемьдесят девятый, и «Криминальный квартет» оказался просто хорошим фильмом из советского детства, равно как юности или зрелости. Мои дед с бабушкой его как-то не поняли, но вряд ли от того кому-то стало хуже.

Мне было девять, мы ехали к родственникам на Урал, в Кыштым, мама купила толстый журнал про кино, а я умудрился перехватить его, что было не сложно. С нами ехала моя двухлетняя сестра и все мамино внимание оказалось отдано ей. Из статей запомнились три: «Танк Клим Ворошилов-2», «Делай раз!» и «Криминальный квартет». Каждый из них не оказался обойден руганью, пусть и интеллигентной.

Фильм с Караченцовым критиковали за насилие, образ милиции, не имеющий ничего общего с настоящей, выдуманную историю о мафиозной структуре, вросшей в министерство легкой промышленности с торговлей и за что-то там еще. Мне стукнуло девять, в вагоне мне купили у немого разносчика, они все были глухонемыми по какой-то причине, переснятый черно-белый коллаж из фотографий Брюса Ли, я уже умудрился посмотреть «Конана-Разрушителя» и добрая советская патетика недавно любимого «Макара-следопыта» с «Финистом-Ясным Соколом», уже казалась пресной.

Фильм, как ни странно, показали по Центральному телевидению почти в тот же год, одновременно с показом в кинотеатрах «Фаната», где жестокости, мафиозности, надвигающегося беспредела девяностых и прочего, не менее некрасивого, было больше. Но хаяли, почему-то, «Криминальный квартет».

Недавно, или уже давно, сейчас полгода порой кажутся пятилеткой, его крутили на каком-то из кабельных каналов. Я был у мамы, читал одну из любимых книг своего детства, «Республику ШКИД», и тут увидел разговор на кухне, где герой Стеклова курит одну за одной, а Сарай и Муха, суровые перестроечные мусора СССР, рассказывают, что ему делать. Видно, работники прокуратуры тогда были совершенно иными, ведь Стеклов играл как раз такого.

Дальше я смотрел с интересом и неожиданной ностальгией, жалея, что пропустил момент, где молодой Борис Щербаков, играя мастера-стекольщика, зверски арестовывает двух каких-то упырей. Но я знал, что впереди еще две настоящих жемчужины и потому не переключался.

Мое советское детство совершенно не было безоблачными, с кисельными берегами, розово-алыми единорогами, украшенными серпом с молотом, с хорошими милиционерами, улыбающимися и помогающими старушкам, с врачами Айболитами, умеющими лечить корь, почечные колики и триппер щелчком пальцев и добрым словом. Не, ни фига. Но доброго там хватало.

«Криминальный квартет», как и многие конъюктурные фильмы того времени, показывал прячущуюся и всем знакомую изнанку прогнившей советской бюрократии, единственно виновной в смерти первого настоящего Города Солнца. Это понимаешь уже взрослым, а тогда нам нравилось иное, та самая пара жемчужин.

Здесь хитрый Сарай, подвесив под потолок какого-то мелкого жулика, ломал спектакль, типа охаживая того резиновой палкой ПР-1, жулик орал, проводимый мимо важный свидетель-стукач пугался, и хорошие, «наши», менты получали нужную информацию.

Тут Караченцов, много лет озвучивающий крутых героев Бельмондо, очень хотел сам стать таким же. И у него получалось на все сто, глаза горели, он бил ногой с разворота не хуже Чака Норриса, а все преступники, завидев его, заранее проигрывали, обделавшись в штаны от понимания крутости героя, появившегося перед ними.

Главным же, чего частенько не хватало и не хватает западным фильмам, тут была дружба. Дружба бывших детдомовцев, выросших и не оставивших ее за бортом. Дружба наша, с песочницами, с футбиком, где ворота – два тополя, с речкой, куда надо сбежать, с дракой против пацанов из соседнего района\улицы\дома, со строгими, но добрыми учительницами и всегда выслуживающимися паскудами завучихами, с той самой газировкой за три копейки, когда вдруг копеек шесть, а вас четверо, но вы делитесь по-братски, и не стакан на двоих, а один граненый на четверых, чтобы честно.

Это вот и оказалось в фильме главным. И не совсем ясно, поняли ли прекрасные советские актеры, что лучше всего они сыграли героев, не показанных на экране, но понятных каждому и каждой?

Глава 4

Сзади скрипнуло.

– В машину!

Сине-белая «Авиа», блестящая как новенькая, с парнями-афганцами, вот так сюрприз. Отказываться в моем положении грешно, я и не отказался.

Дверь оставила за собой шум, закрывшись наглухо. Звуки шли только через опущенные стекла в кабине, а в самом фургоне оказалось тихо и темновато. Пахло землей, луком, чем-то чуть подгнившим и сладким. Сладким несло сильнее всего и немудрено – внутри машинёшка, поступавшая в Союз из ГДР, забита ящиками с мешками. Картошка, капуста, само собой лук и яблоки, сливы, даже груши с абрикосами.

– Вас трое? – прилетело спереди.

– А не видно? – не очень вежливо ответил качок в борцовке и прибавил звук магнитофона.

Розенбаум, от имени пилота, пел про цинки, Афган и черный тюльпан с водкой в стакане. Машина мягко дернулась вперед, оставляя за собой, судя по всему, молодого мента, рынок и мой первый экстрим.

– В Шинданде, Кандагаре и Баграме…

Покачивало, афганцы как забыли про меня, обсуждая какого-то синего, или Синего, черт пойми. Я смотрел в их затылки, слушал чуть ленивый базар ни о чем, пытаясь понять – зачем оно им? Помочь непонятному чуваку, так открыто палившегося перед ментами? Черт знает, на самом деле, а на их месте мне точно не оказаться, понимая эти доводы. У них своя война, свои мысли, свои поступки, за спиной, сейчас и впереди, в… в будущем.

– Тебе куда? – обернулся командир.

Куда мне? А…

– К стадиону.

Если говоришь о стадионе, говоришь о «Нефтянике». «Олимпия» и есть «Олимпия», в городском спорте участвуя постольку-постольку.

– Мы по Гагарина проедем.

– Хорошо, на Отрадной выйду.

Ответ не комментировался, парни вернулись к обсуждению каких-то своих перепетий, а я старательно не подслушивал. Не хватало узнать ненужное и, кто знает, чем-то опасное. Пользуясь парой-тройкой минут спокойствия, достал деньги, сложил пачкой и убрал по разным карманам. Пятерку в задний, остальное в боковой.

После шахер-махера с серьезным рыбаком, дела поправились еще больше. После торга, с взвешиванием за-против, прикидок моего и своего барахла, не говоря о кручении в руках ножа, дядька одарил меня всем шмотьем, имеющимся теперь в наличии и полтинником. Хорошо, что в виде пяти рыжих бумажек. Итого вышло солидно, в карманах обретались семьдесят рублей, жить можно.

Бибика мягко остановилась. Приехали? Да, в лобовом виднелся нужный перекресток с красно-кирпичными домами.

– Карбюратор не сосает, маховик земля бросает, – качок подмигнул в зеркало. – Пассажирам приготовиться на выход в затяжном прыжке.

– Спасибо.

Он кивнул.

– Вы езжайте, сам доберусь. – командир вышел вместе со мной. – Делайте, как договорились.

Осталось дождаться – что он скажет мне. Вряд ли захотел зайти на рыночек чуть дальше и прикупить кулек с семками у бабулек.