
Район: начало
Прибывшие на помощь две другие группы «спецов» смогли вытащить одного из своих товарищей. Того, который первый сообразил, что никакая выучка и никакое оружие не смогут им помочь против одного единственного доходяги в застиранном камуфляже, одним поворотом головы заставляющим их стрелять друг в друга. Он попытался убежать, когда его догнала пуля, выпущенная командиром группы. Сам командир и второй из оставшихся в живых спецназовцев, после выполнения задачи, пошли на корм Стае.
Кир понимал, что не сможет долго заставлять этих сильных людей выполнять его волю. Пока возможности были ещё не те.
Это столкновение заставило его отнестись к угрозе, пришедшей из того мира, что был вокруг Радостного, с полной серьёзностью. Стая не станет больше сразу. А для того, чтобы стать настоящим Хозяином этого города, ему нужно много зверей, очень много. И неизвестно, получится ли также легко подчинять себе всех тех, что сейчас устроили кровавую охоту вокруг. И поэтому он ушёл назад, на квартиру к Инге.
И там, после того, как отдохнул и пришёл в себя, он взял в руки голову женщину и проник в её память, выворачивая её наружу, ищя то место, где можно было бы организовать свою базу. Нашёл то, что хотел и довольно улыбнулся, отпуская брюнетку. И лишь несколько секунд спустя понял, что сделал что-то не так. Напротив него, пуская слюни, сидела кукла с пустотой в глазах. Он хмыкнул и отправился в ту сторону, где увидел то, что так его заинтересовало.
***
Егерь аккуратно вёл автомобиль, стараясь не наезжать на ухабы. Грунтовка, в которую перешли аккуратно уложенные плиты, закончилась. Впереди тянулась лента укатанной земли в перелеске, росшему около реки. Она была неровная, и ему тяжеловато приходилось вести «Ниву» так, чтобы не потревожить пришедшую в себя девушку.
И было ещё кое-что…
Как можно было назвать непонятное свечение, которое он случайно увидел чуть сбоку? Да кто ж его знает, как. После того, как Егерь осторожно, не глуша машину, подошёл к нему, яснее ничего не стало.
Воздух светился. Причём заметно это было только под одним определённым углом, когда смотреть приходилось сбоку. Если же стать к свечению лицом, то ничего. Воздух как воздух, абсолютно прозрачный и ни капельки не светящийся. Он подобрал валяющийся под ногами сук и осторожно кинул его в ту сторону, где была загадка.
Вверх ударил фонтан голубого, яростно пожирающего воздух, пламени. Мгновенно испепелил сук и опустился вниз, распадаясь на несколько аккуратных языков, образующих венчик самой «горелки». Или, вернее…
– Ни хренатушки себе, конфорка… – Егерь недоверчиво покачал головой, смотря на то, как пламя полностью спало, втянувшись в землю.
Увиденное чудо больше всего напомнило ему именно работающую конфорку газовой плиты. Только не бывает в природе, нормальной природе, таких вот странных штук. Или, во всяком случае, не было, до сего момента. Что ему больше всего не понравилось, так это понимание того, что впереди на дороге запросто может оказаться ни она такая хреновина. И даже не две. Да и вообще, всё что угодно может там оказаться, кроме непонятного зверья и людей, с которыми произошло что-то вообще невнятное. Мда…ситуация инсинуации.
Сзади хрустнула ветка. Егерь мгновенно развернулся, вскидывая карабин и толчком уходя в сторону. Выдохнул облегчённо и нахмурился:
– Наташ, я же просил оставаться в машине, а?
– Я испугалась, увидела факел какой-то, и…
– Ладно. Ты не делай так больше, хорошо? Очень тебя прошу.
– Хорошо, не буду. А что это было?
Он подошёл к ней. Заглянул в большущие, всё ещё испуганные голубые глаза, вздохнул. Прижал жену к себе, поцеловал в крашеную макушку, вздохнул:
– Если бы я знал, Наташа, что это…пошли в машину. Едем дальше.
Они пошли назад, к «Ниве», не оглядываясь. Перед тем, как сесть на своё место, Егерь оглянулся назад, на тот кусок города, что ещё не закрыли деревья.
Радостный горел, чадя жирным чёрным дымом то здесь, то там. Тёмные столбы, хорошо видимые в полностью светлом, утреннем небе, поднимались вверх, сносимые несильным ветром. Что и как там было сейчас? Много бы он дал за то, чтобы получить ответ на этот вопрос. Возвращаться туда он бы не рискнул ни за что, не имея хотя бы каких-либо разведданных. Слишком странно и чересчур страшно прошла эта ночь. А впереди тоже было неясно и смутно.
Он курил, глядя на деревья, окружающие дорогу. Стереотип того, что фауна не может быть агрессивной, начал развеваться как тот самый дым над Радостным. Потому что таких деревьев ему видеть явно никогда не приходилось.
Вон хотя бы то, похожее на обычный для лесостепи карагач. С какой стати на нижних, каких-то чересчур уж удлинившихся и странно подвижных ветвях, появились очень острые на вид иглы? И что за лишайник странного цвета и с активно бугрящейся живой поверхностью появился на нескольких молодых клёнах, торчавших за кустарником? Да и сама трава…ставшая тёмно-зелёной со странным стальным отливом, торчавшая то тут, то там. Ой, и неладное что-то творится вокруг, ой и нехорошее.
– Что самое главное в танке, товарищ майор? – Поинтересовался Егерь сам у себя. – Так точно, товарищ командир разведроты, самое главное в танке – не бздеть…
Сел на сиденье, проворачивая ключ зажигания. Двигатель послушно заурчал, и они поехали дальше. Правда – с куда как меньшей скоростью.
Машина спокойно преодолела расстояние до лагеря «Лесная сказка», где Егерь решительно утопил педаль газа в пол. Учитывая всё, что произошло сегодня, ему вовсе не хотелось начать стрелять в то, во что могли превратиться дети, которые уже должны были отдыхать здесь. На это не хватило бы даже его, крепких как стальные тросы, нервов. И он очень надеялся, что в скором времени не придётся даже вспоминать про это. Так как впереди была дорога, которая должна была вывести их туда, где, как надеялся Егерь, ничего этого не было. Ведь не может ведь повсюду твориться то, что не придёт в голову никому в здравом рассудке.
По дороге к мосту, который вот-вот должен был появиться впереди, им пришлось дважды остановиться.
В первый раз прямо по курсу движения Наташа успела заметить то самое движение воздуха, что было на повороте. А Егерь успел отвернуть так лихо, что факел вспыхнул, но при этом не смог зацепить их даже краем.
А во второй раз уже он сам увидел что-то ещё более странное. Кучку земли, которая двигалась по странной окружности непрестанно. Места на дороге хватило, чтобы вплотную прижаться к густой стене деревьев и объехать странность. Которая, как успел краем глаза увидеть Егерь, метнулась в их сторону, но остановилась в нескольких десятков сантиметров. Не выходя из машины, Наташа кинула в её сторону пачку сигарет…
Земля вздыбилась, ощетинившись торчащими в разные стороны острыми концами спутанного клубка корней. Мансур, прижимавший к себе Надю, только и смог, что удивлённо присвистнуть.
И ещё вокруг, несмотря на то, что половодью было далеко не его время, становилось всё более и более топко. То ли всё-таки вышла из берегов река, и тогда вопрос о мосте становился подвешенным в воздухе. То ли случился резкий подъём грунтовых вод, которые здесь лежали очень близко к поверхности. В любом случае им всем повезло, что машина была именно «Нива», с её высокой проходимостью и возможностью включить «пониженную».
Несколько раз по бокам, между деревьев, мелькали какие-то еле различимые, смазанные тени. Но пока никто не приближался к ним и не атаковал. Хотя Егерь, помятуя «льва», был готов к самому худшему.
Впереди просвет между деревьев стал ярче и показался последний поворот, ведущий к мосту. Под широкими покрышками автомобиля хлюпало всё явственнее и сильнее. Лица Натальи и Мансура разом стали напряжёнными, глаза уставились вперёд, пытаясь увидеть то, что их ожидало впереди.
А Егерь приглушил двигатель, стараясь услышать то, что появилось в воздухе на самой границе слуха. Цыкнул на них обоих, которые, повернув к нему удивлённые лица, попытались возмутиться. И стал вслушиваться, пытаясь понять: а не показалось ли? Нет, не показалось. Где-то там, впереди, отчётливо урчало в воздухе, так знакомо и узнаваемо. Тяжёлый и кажущийся медленным звук от рубящих небо винтов «Крокодилов», старых и грозных двадцать четвёртых «Ми». Сколько раз ему доводилось вот также вслушиваться, ожидая этот знакомый, и родной звук. И рука непроизвольно сжалась, пытаясь понять: где же гладкая картонка ракетницы-сигналки? Где ребристый металл на самом конце гильзы, из которой должен выпасть самый кончик шнура, и тогда…
И тогда вверх пойдёт красная ракета. И шум винтов станет ближе и ближе. А потом разом загрохочет и засвистит, наполняя всё вокруг разрывами НУРСов. И в десантном люке будет стоять, поливая огнём пулемётчик Джексон, который не родственник стародавнего короля поп-музыки. И рядом выдохнет воздух прапорщик Полевой, у которого кончились ВОГи к «гэпэшке». И потом будет полёт на базу, и…
Егерь помотал головой, убирая в сторону воспоминания, которые сразу появились перед глазами. Подмигнул пассажирам, и аккуратно тронулся вперёд.
***
Лёшка шёл вдоль ограды больничного городка, внимательно смотря вокруг. Под ногами хрустели осколки оконных стёкол, выбитых взрывами газа ночью. Где-то рядом, в путанице двухэтажек выли и рычали. Причём постепенно удаляясь и явно кого-то преследуя. Но ему до этого было абсолютно по барабану. В руке парень держал оторванный кусок стальной трубы с каким-то хитрым механическим узлом на конце. Патроны для автомата, который он с грехом пополам смог прицепить сбоку, на дороге не валялись. А учитывая то, насколько выросла его физическая сила, справиться с кем-то можно было и с помощью импровизированной кувалды.
Да и вообще, тело его выкидывало такие фортеля, что впору было не просто удивляться. Впору было говорить спасибо тому неизвестному фактору, что исковеркал его до неузнаваемости. Потому как хотя это и было очень страшно, но только благодаря ему до сих пор были живы те, кто остался в бункере. Да и сам хозяин странноватой конструкции из не пойми каким макаром сплетённых воедино кусков механизмов и плоти. Странное было чувство, ох и странное…
Бывший неформал никогда не был слабаком. Да, не был качком или боксёром. Обычного телосложения, разве что чересчур худощавым стал в последние года дав-три. Но вот морально было тяжеловато, слишком был мягок и раним. Но физически – никогда не жаловался. А сейчас? Когда пределов собственной силы было ещё не выяснено, и ощущение было просто прекрасное. Потому что новое тело слушалось бесприкословно и чётко, делая всё, что было ему необходимо. Ночью он уже переключался на несколько совершенно диких диапазонов зрения, охватывая окружающий мир и по тепловому излучению, и в каком-то зеленоватом спектре, который давал возможность разглядеть самую малую трещину на стене далеко стоящего дома. Слух был тоже неплох, воспринимая даже хриплое дыхание изменившейся твари вон за тем углом больничного корпуса, гулкое и частое биение её сердца и еле слышный скрежет от когтей, в нетерпении скребущих гравий. И ещё он чувствовал её запах, плохой, жадный и агрессивный. Запах едкого и холодного пота, чуть сладковатый запах свернувшейся крови тех, кого тварь догнала ночью и слегка уловимый аромат разложения. Скорее всего, тварь на момент прохождения Волны была уже мёртвой и процесс некроза прекратиться уже не мог. Наверное, именно поэтому тварь и была такой глупой, не соображая того, что мерно шагающая громада ей явно не по зубам. И вёл её только голод. Его Лёшка тоже чувствовал, голод был глубокого багрового цвета, заворачивался небольшим смерчем и выдавал тварь с головой.
Когда, одним пинком распахнув ворота, Изменённый вошёл во внутренний двор больницы, … она напала. Метнулась из-за угла, низко пригибаясь к земле. Несколькими длинными прыжками, отталкиваясь мощными, с буграми мышц под синеватой кожей, ногами оказалась рядом. Рыкнула, блеснув солидного размера зубами, покрытыми ниточками слюны. Скакнула, целясь в его шею, выставив перед собой длинные лапы-руки, украшенные длиннющими когтями. Лёшка ударил всего один раз, поймав её в полёте и снося ей голову своим вновь приобретённым боевым молотом.
Голова оторвалась с непередаваемо мерзким звуком, плеснуло потоком тёмной, почти чёрной крови. Тварь завалилась на землю, ещё скребя конечностями.
– Баба, однако, мда… – Лёха сплюнул, покосившись в сторону затихающего тела. – Фу, пакость-то какая.
Он повёл головой по сторонам, пытаясь оценить варианты возможных нападений. Пока было тихо. Впереди, прямо напротив него, у вторых ворот, мелькнуло несколько собачьих силуэтов. И вроде бы всё на пока. «Ну и хорошо, – мелькнула мысль, – так оно явно лучше». Лёшка пошёл вперёд, надеясь попасть в здание, где находился приёмный покой и был проход в реанимацию.
Комплекс больничных зданий в свете наконец-таки наступившего дня был страшен. Целых окон практически не осталось. Валялись выбитые двери. Стояло несколько машин «Скорой помощи», и практически у каждой стёкла изнутри были заляпаны тёмным и вязким. Проверять их в планы изменённого не входило.
Несколько раз ему казалось, что из окон следят чьи-то внимательные глаза. Когда оборачивался, то не успевал заметить ничего. Хотя обоняние говорило о том, что в корпусах явно кто-то есть и двигается. Вокруг было очень и очень неуютно. И это касалось и обострившегося обоняния, которое улавливало много различных нюансов в общем коктейле, созданном безумный садистом-парфюмером. А то, что вместе с запахами в голове складывался и чётко показанный образ, даже немного пугал бывшего пэтэушника.
Вон тянет из того окошка, у которого почему-то до сих пор старая, выкрашенная в белый цвет рама, обеззараживающим и чем-то гниловатым. А в голове сразу возникает очень явственная картина: лежащий на кушетке пожилой мужчина, голова которого накрыта простынёй, пропитавшейся красновато-коричневым. Рядом, опустив между колен бессильно свисающие руки, сидит медсестра в халате, украшенным алым росчерком брызг. На полу лежит большой ланцет, лезвие которого почему-то изъедено ржавчиной. Женщина смотрит в одну точку странно увеличенными глазами с кошачьими зрачками и поёт сама себе колыбельную. И кто знает, почему она пустила в ход медицинский нож?
А в белой машине с красной полосой на борту, свернувшись в клубок, лежит женщина с громадным, торчащим вверх животом. Он ритмично сокращается, заставляя владелицу отрываться от поедания того, кого она затащила в автомобиль совсем недавно. И тогда она недовольно ворчит, готовясь выпустить на свет что-то, что помогло ей выжить этой ночью. Но хотелось ли ей этого?
Из оконного проёма здания городского морга тянет свернувшейся и запёкшейся кровью, остатками картошки и котлет. И Лёшка уже знает, что там лежит ещё одна женщина, бывшая не так давно очень красивой. И он очень рад тому, что после смерти ей не пришлось приобрести страшной новой жизни. Это, наверное, правильно.
В старой, красно-кирпичной «инфекционке», спрятавшись в закрытом боксе, укрывшись толстыми матрасами, ждут своего времени несколько «куколок». Там спит сейчас главврач, его заместитель и несколько больных, бывших в прошлой жизни наркоманами. Не-жизнь вошла в них, даровав возможность выздороветь от вируса гепатита «С» и ВИЧ-инфекции у двоих. Наградила острыми стальными иглами, сейчас спрятанными в мускульных сумках на руках. Страшный и смешной каламбур Той, по чьей воле в одну ночь погиб целый город.
И Лёшка был только рад тому, что не слышит ни звука из закрытой на ремонт детской поликлиники…
Он дошёл до приёмного покоя. Чуть поколебался перед тем, как потянуть на себя ручку двери, обитой снаружи красной искусственной кожей с авангардным и аляповатым узором. Нагнулся под низким косяком, когда заходил и застыл, открыв вторую дверь. Прямо на него смотрели, не мигая, черные глаза худощавого высокого мужчины, сидевшего напротив двери.
– Что встал, заходи. – Он чуть шевельнулся, взяв в руку стакан с горячим чаем (если судить по запаху свежей заварки). – А то сижу и жду, когда же, наконец, ты соизволишь заявиться.
– Давно ждёте? – Лёшка не придумал ничего более глупого, чтобы ответить. Настолько сильно поразил его этот спокойно дующий чай индивид с бездонными глазами, одетый в тёмный рабочий комбинезон.
– Это, смотря с чем сравнивать. – Мужчина прихлебнул чаю и аккуратно откусил кусок засохшего пряника, предварительно обмакнув его в горячую жидкость. – Если с тем, как растянулось время ночью – то не очень. А так, вообще-то, довольно давно. Успел даже найти новую одежду и немного пожрать. И инструменты. Идём, что ли?
– Куда идём? – Лёшка продолжал обалдело смотреть на странного мужика.
– В бункер, надо полагать, куда же ещё? Риторический вообще-то вопрос. Кто шёл в медгородок за медикаментами, а? И у кого сейчас товарищ страдает, если явно не у меня? Да не стой ты столбом, Алексей, просто уверуй в то, что я специально ждал тебя. Знал, что ты придёшь и всё тут. Инструменты вон в том рюкзаке, который я попрошу тащить именно тебя. Там же и всё остальное.
– Но, почему?
– Потому что Мирону ещё не вышел срок, вот и всё, мой юный механизированный друг. Именно поэтому мне и нужно помочь вам. Такая у меня, значит, теперь работа. Следить за правильностью смерти. И давай, не смущайся, зови меня Танатом. Пошли, не стой столбом.
И они пошли. Именно в ту сторону, откуда совсем недавно пришёл Лёшка. Который ничего не понимал, но своим новым зрением видел, что в странном товарище, представившемся именем греческого бога, нет голода.
По дороге на них вылетела стая в пять собачьих голов. Но ему ничего не пришлось делать. Поджарые и злобные монстры шарахнулись в сторону, едва завидев того, кто шёл рядом с ним. Что заставило их сделать это – было ему неинтересно. Ну, или не совсем интересно.
***
Катя, сидела в комнате, которую Валера, только взглянув на странные деревянные шкафы, обозвал караулкой. Она старалась не прислушиваться к звукам, доносившимся из-за двери, ведшей в коридор. Но избавиться от них не получалось. И хотя Мирон ни разу даже не застонал, сейчас её колотило мелкой дрожью при одном воспоминании о резком скрежете, который издавала никелированная пила.
Пришедший с их странным, ставшим на половину механизмом, знакомым мужчина с чёрными глазами – напугал её. Так, как она ни разу до того не боялась. Катя помнила, как вскинулся было навстречу ему с криком «Сашка!» тренер. И как споткнулся, глядя в бездонные чёрные провалы, уставившиеся на него. А потом он внимательно посмотрел на неё. Открыло было рот, чтобы что-то сказать…но тут пришёл в себя Мирон. Застонал, точнее – почти закричал. И мужчина, бывший некогда другом Валеры и звавшийся Сашкой, отправился к нему.
Лёшка шагнул за ним, задев головой низкий потолок. Чуть позже раздался низкий спокойный голос черноглазого и взволнованный голос Изменённого. Они спорили, хотя, как показалось девушке, спор был изначально проигран одной из сторон. Во всяком случае, вскоре голем, а именно так в разговоре обозвал Лёшку пришедший с ним мужчина, метнулся в сторону одного из коридоров.
Он чем-то там грохотал, передвигая с места на место. Попросил Валеру нагреть воду в водонагревателе, который питался автономно. Вода и солярка для небольшой электростанции были наготове, как ни странно это казалось Кате. Бункер вообще удивлял её тем, что в нём всё было так, как будто в любой момент сюда могли заступить на дежурство. И это в городе, в котором отродясь не было военных частей?!! Хотя по сравнению с тем, что происходило и происходит там, снаружи, это уже не было настолько поразительным. Чуть позже, бережно неся Мирона на аккуратно вытянутых руках, Лёшка прошёл туда, где недавно грохотал. А мужчина кликнул её.
– Чем-то помочь? – Девушка зашла в комнату.
– Ну да. – Он отвлёкся от занятия, заключающегося в том, чтобы полить чем-то едко пахнущим сверкающую никелем даже в тусклом свете пилу, похожую на ножовку по металлу. – Только не мне.
– А кому тогда? – Катя покосилась на зубастое металлическое существо, чувствуя, как в низу живота бодро начинает закручиваться что-то липкое и холодное. Страх.
– Себе. И тому парню, Валеруну.
– Вы про что?
– Про то, что скоро произойдёт с тобой. И как он отнесётся к этому.
Одним, неуловим движением, мужчина оказался рядом, цепко взяв её за узкий подбородок и внимательно заглянув в глаза.
– Меня зовут Танат, девочка, запомни. Это может тебе пригодиться…потом. Ты ведь уже чувствуешь, да?
– Что я должна чувствовать?!!
– Изменение, моё несчастное юное создание. Его, которое никак теперь не остановить. Ты же чувствуешь, уже около часа, наверное.
Катя застыла, понимая, что этот странный человек (и человек ли?) говорит правду. Она ощущала, как что-то в ней начало меняться. Только сейчас осознание этого пришло само собой, наполнив всё вокруг страхом. Тем же липким и мерзким ужасом, что, казалось, ушёл и спрятался далеко-далеко. Девушка понимала, что Танат говорит правду, жесточайшую и точную. Как выстрел снайпера или движение скальпеля, такую же точную и верную. Час назад…
Именно тогда где-то внутри что-то начало шевелиться и по сосудам побежал жидкий огонь. Она не сказала ничего Валере, надеясь, что это просто температура. И лишь несколько минут назад, зайдя в тускло освещённый туалет и сняв брюки, она увидела, что Изменение началось. Из-за жестоко изнасиловавшего её в «ментовке» Семёныча? Или оно просто задержалось на время, подарив надежду на то, что она осталась такой же, как и раньше? Кто же знает и какая теперь разница? Рыжеволосая, совсем юная девушка стояла, глядя в глубокие чёрные провалы существа напротив, и не знала: что же её делать?..
– Тебе, наверное, нужно уйти… – Мужчина вздохнул. – Никто не может знать – что же произойдёт? Ты понимаешь?
– Да…
А сейчас она сидела в тесной «караулке», зажимая уши, и слёзы текли по лицу. Пару минут назад Танат вышел из импровизированной операционной, вытер со лба пот и закурил сигарету, которую стрельнул у Валеры. Сел на порожек и задымил, чему-то улыбаясь. Странный, ставший абсолютно чужим человек, довольный тем, что сделал что-то хорошее. Он не смотрел в её сторону, но она понимала, что всё равно скоро всё встанет на свои места. Катя встала и пошла в сторону душевой, которая находилась в конце коридора. Старой, с уже пожелтевшим кафелем и почему-то с работающими во всём окружающем бардаке кранами и «лейками» в кабинках. Когда она проходила мимо Валеры, то, не говоря ни слова, просто взяла за руку и потянула за собой. Оглянувшись, девушка увидела, как одобрительно качнул головой курящий на пороге.
И было несколько минут полной тишины, когда она медленно разделась, даже не пытаясь закрываться от взгляда тренера. Повернула кран душа, наполнив кабинку облачком пара. Встала под хлещущие струи горячей воды, стекающей по телу. Подставила лицо под неё, закрыв глаза, и чувствуя, как вместе с каплями воды – текут слёзы. И опустилась на кафельный пол, села, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. И чувствовала, чувствовала его взгляд, когда…
Когда он, медленно сползший по стене, потрясённо смотрел на чёрную вязь узоров, проступивших на её молочно-белой коже. На чуть удлинившиеся бёдра, на налившиеся вытянутыми узлами мышц предплечья и икры. На фосфорный отблеск в её глазах, который так чётко было видно в полутьме. И Валера тихо повернулся в сторону выключателя, убрав свет полностью. Лязгнул металлом ружья, прислоняя его к стене и начал снимать с себя одежду…
Она не знала, что ждёт её впереди. А то, что было здесь и сейчас, не нуждалось в домыслах и догадках. Человек, потерявший недавно всё, что было его жизнью, решил для себя будущее намного вперёд. И оно, это будущее, сейчас мягко плавилось в его руках, отдавая всё то, что ещё было человеческим, пытаясь остаться им хотя бы на несколько последних, сокращавшихся очень и очень быстро, мгновений.
Катя, чувствуя то, как всё быстрее и быстрее побежал внутри жидкий огонь, прожигавший все внутренние перегородки, изогнулась так, как никогда не смогла бы раньше и закричала…
А Валера?..
А что Валера? Что мог он думать сейчас, когда увидел, как рушатся все светлые мысли, которые так настойчиво колотились в голове совсем недавно. Да ничего, кроме того, что он да самому себе слово: всегда быть рядом с ней. И тренер, не привыкший отступать, старался ни о чём плохом не думать. Потому что:
В его руках билось и стонало гибкое, с перекатывающимися под ладонями мышцами тело. Оно было прекрасно, совершенно и изумительно. И какая разница, что вдоль позвоночника уже можно было нащупать небольшие пока острые бугорки. И то, что на крестце этой девочки что-то ворочалось, стараясь вырваться и удлиниться, и было страшно от того, что Изменение шло и шло своим ходом.
Валере было всё равно. Он сделал свой выбор и сейчас хотел только одного: стать хотя бы на немного таким же, как и она. Чтобы быть всегда рядом. И пусть даже это всегда будет недолгим. Он не бросит эту девочку. Никогда. Ни за что…