* * *
Служанка нас покинула точно в срок.
Три холостяка, один из которых живой, второй – мертвый, а третий – еще и бесплотный, осиротели.
Сначала меня это не пугало. Приготовить себе поесть я в состоянии, богатый земной опыт одинокой жизни не даст пропасть, думал я.
Оказалось, готовить на дровяной печи – это совсем не так просто и быстро, как на газовой или электрической. Хотя бы потому, что сначала эту печь надо разжечь и подождать, пока она прогреется, потом – с регулировкой температуры большие проблемы. Каша пригорает, суп выкипает, яичница – снизу черная, сверху сырая…
Спасало то, что я, всё-таки, в городе. Кое-какой сервис тут присутствовал. Печь хлеб необходимости нет, можно покупать у булочников. Молочные продукты делать самому не надо – молочник приносит.
Через несколько дней одинокой жизни я загрустил и уже почти решил питаться в ближайшем ресторанчике.
* * *
В тот день я был занят – объяснял рабочему-строителю, какие полки надо сделать в моей сокровищнице, которую он уже отгородил кирпичной стеной в кабинете. Поэтому решился послать на рынок за продуктами Петора.
До сих пор скелет старался не выходить из дома, а если уж выходить – то в моем обществе. Рыцарь в латах вызывал нездоровый интерес у прохожих. Еще и привычки у этого рыцаря были из тех веков, когда дворянин мог безнаказанно зарезать простолюдина, если ему показалось, что тот его оскорбил. Я побаивался отпускать магистра в люди одного. Но рано или поздно встраивать Петора в местное общество было надо. Вот я и решил – почему не сейчас? И отправил его в первый самостоятельный выход.
Через полчаса я услышал шум на улице. Выглянул. Обалдел от открывшейся картины.
По улице шел Петор. Шел он с поднятым забралом. В его правой руке был обнаженный меч-полуторник. В левой – болтался мальчишка, магистр небрежно держал его за рубашку. Жертва произвола безвольно опустила ручки и ножки, как щенок или котенок, которого несут за шкирку, и ревела белугой.
За магистром двигалась толпа. В основном она состояла из любопытных, но были и тетки, настроенные агрессивно, и стражники, которые не торопились проявлять героизм и приближаться к странному воину.
Я вышел на крыльцо.
* * *
– Что тут происходит? – крикнул я, когда Петор остановился передо мной. – Я тебя за свининой посылал, а не за вот этим вот.
– Изверги!! – завизжала какая-то тетка.
– Мальчишка пытался срезать у меня кошелек с пояса.
– А домой ты зачем его притащил?
– Я твой слуга, деньги, которые он пытался украсть, твои. Я не могу судить его.
– То есть я должен судить? И как я могу его наказать?
– Хочешь – прикажи, я зарежу. Хочешь – возьми в рабство.
Я задумался. Что-то в этом предложении было не то. Похоже, Петор пользовался теми нормами права, к которым привык много веков назад.
Я уточнил у стражников, которые подошли к нам, но не торопились вмешиваться:
– А что по нынешним законам полагается за попытку кражи?
– Если мелкая кража – клеймление и бичевание. Повешение, если стоимость похищенного выше двенадцати копеек. Что у твоего конструкта в кошеле?
Петор сунул руку в кошелек и вытащил серебряный рубль и кучку мелочи. Это был смертный приговор мальчишке.
Воришка притих. По его лицу катились крупные слезы. Толпа тоже притихла. Ждала, чем кончится.
– И что, его реально повесят? – удивился я негромко, обращаясь к стражнику.
– Конечно. Прямо сейчас отведем на набережную, к виселице и вздернем, если ты подтвердишь слова конструкта.
– Так ему и надо! – вскрикнула толстая женщина. – У меня такой же ворюга все деньги, заработанные за месяц, умыкнул!
– Точно, пусть ногами подергает на веревке, – загоготали трое парней.
Я глянул на воришку. Тот размазывал по лицу сопли. Ребенок, лет десяти, выглядел тощим, но чистеньким. Одежда латанная, но стиранная, волосы подрезаны ровно.
– А ты что скажешь?
– Мамка умирает, а нас с квартиры гонят… – зарыдал малец.
Я повернулся к стражнику:
– Значит, если я подтвержу обвинение, что мальчишка вор, вы его отведете к виселице и повесите. А если не стану выдвигать обвинения?
– Тогда не повесим.
– Можно я парой слов перекинусь со слугой?
Мы с Петором, у которого в руке всё еще болтался мальчик, отошли чуть в сторону.
– Ты зачем его притащил? Попытался украсть, но не украл. Отпустил бы – и всех делов. В крайнем случае на рынке страже отдал бы.
– Я думал, себе его взять. Рабом. Пусть нам служит, воду носит, дом убирает.
– Отменили же вроде рабство давно?
– А пусть он добровольно станет твоим слугой, а ты обвинения против него не выдвигай.
Я в любом случае не собирался выдвигать обвинения, но идея Петора была не так уж плоха. Мальчишка мелкий, но воды принести из фонтана способен, убираться и помогать на кухне – тоже. Хоть бы и посуду помыть, оттирать песком нагар с котелков – та еще забота… Опять же – в моем доме мальчишка будет сыт и одет, а иначе попадет на виселицу не сейчас, так в следующий раз. А жаль, он бойкий, раз не побоялся к странному воину полезть.
– Мелкий, станешь служить мне?
– А мамка и сестра как же?
– Что с мамкой?
– Умирает. Чахотка у нее. Кровью кашляет и уже не встает с кровати.
– А сестре сколько?