Село отличалось от моей родной деревни только размером, да еще наличием в центре нескольких мастерских и лавок, а еще – небольшого рынка. Сейчас никакой ярмарки не было, поэтому на рынке было почти пусто: несколько баб торговали фруктами из своих садов, творогом и маслом, или скучали, пытаясь продать зелень, молодую репу и серо-желтую морковь.
Тим бывал в селе, хоть и не часто: к скорняку приходил с мехами, у кузнеца наконечники для стрел покупал, один раз к ведьме заходил – за амулетом, отпугивающим животных. Так что в общих чертах я знал, что здесь есть. Мастерские кожевника, скорняка, портного, сапожника. Аптекарь и ведьма. Парикмахер. И кузнец с гончаром, конечно, как без этого.
На улице я поглядывал на людей. Они тут одевались немного не так, как в деревне. У нас крестьяне обычно летом ходили босыми или сплетали себе лапти, только не из лыка, а из соломы. Зимой под лапти портянки наматывали. Из одежды мужчины носили свободные штаны до середины голени и рубахи из серого домотканого полотна, женщины – длинную рубашку и темную юбку до пят, в прохладную погоду – еще и жилетку.
В селе большинство одеты были так же просто, но встречались и люди богаче. Обуты такие были в короткие сапоги из мягкой кожи. Одежда у них была из хорошего сукна, с виду – примерно как джинса, только разных цветов. Дамы ходили в расшитых жилетках, которые как корсет поддерживали и прикрывали их верхние прелести. Жилетки застегивались спереди на многочисленные шарики-пуговички. Ткани были окрашены в яркие цвета и украшены вышивкой, нижние рубашки, края которых торчали у модниц над линией декольте, были из отбеленной ткани, а не серыми, как домотканые. Богатые мужчины тоже носили жилетки. Встретился один модник, наряженный в полотняные обтягивающие чулки, шорты и сшитый по фигуре кафтан до пояса. Потом оказалось, что так одеваются богатые мастера, наемники и господа.
***
Первым пунктом моего посещения стала мастерская кожевника. Ему я продал кабаньи и оленьи шкуры. Продал неплохо. Небольшой олень по рублю пошел, кабан – по двадцать копеек. Понятно, что мастер на мне заработает свои триста процентов прибыли, но и мне приличная, по местным понятиям, сумма перепала.
Оленья кожа мягкая и прочная, она идет на изготовление дорогих перчаток для богатых господ, кабанья – на дубленые жилеты для военных, упряжь и всякие ремни. Когда кожевник узнал, что у меня есть еще кипа таких же шкур – радовался. Потому что оленей всех в баронствах выбили, в лес за ними мало кто ходит. Потому – есть дефицит этой кожи, которая ценится втрое дороже телячьей. А на кабанью кожу спрос почти безграничный – во время войны дубленой кожи нужно много. Бизонья тоже на ремни и жилеты идет, еще больше для этих целей ценится, так что и ее продам, сколько есть.
Я порадовался патологической бережливости Тима, который все эти шкуры не ленился снимать, обрабатывать и копить, хотя пешком тащить их из леса на продажу не мог. На обычную крестьянскую бережливость у парня наложились голодное детство и тяжелый первый год в лесу, когда парню не хватало самого необходимого. Говорят, опыт голода накладывает отпечаток на характер человека на всю жизнь, вот и у Тима так получилось.
Попрощался я с кожевником почти дружески, пообещал привезти остальные шкуры на днях.
После кожевника пошел к скорняку. К тому самому, который когда-то меня научил шкуры правильно обрабатывать и ловушки на куницу ставить. Поболтали, он меня квасом угостил. Жалел, что я ему мало пушнины привез. Волчьи, беличьи и лисьи шкуры выкупил, на медвежьи посмотрел скептически, из вежливости предложил цену, как за волчью. Я выразил свое недоумение: и добывать медведя опаснее, чем набить из засидки над падалью десяток волков, и зверь реже встречается, и шкура по площади как двадцать волчьих. А возни с их обработкой сколько было?
– Понимаешь, мне медведя использовать некуда, – извинился скорняк. – Шубы из медведя в наших местах никому не нужны – они хоть и теплее любого другого меха, но тяжелые очень. Только если полости сделать для возниц – зимой в пути ноги укутывать, или кому богатому в спальню, вместо одеяла или ковра. В замок попробуй продать, но тебя туда вряд ли пустят.
– А с кем там говорить?
– С управляющим.
Сказал, что попробую, не получится – вернусь к нему, продам, за сколько возьмет.
***
Подъехал к воротам замка. Подъемный мост в землю врос, давно его не поднимали, нападений здесь не особо боятся. У ворот стражники стоят, в кольчугах, щиты к стене прислонены, в руках алебарды – небольшие топорики со скошенным лезвием, на трехметровых древках с пиками, с обратной стороны от топора – шипы вбок торчат, броню пробивать или всадника зацепить и с коня стащить.
Поздоровался. Сказал, что для капитана замка есть сообщение – видел отряд в лесу, староста деревни просил сообщить.
Послали за капитаном, мне сказали проехать внутрь двора и там около ворот остановиться.
Проехал, встал, с коня слез.
Пока ждал, начал озираться. Интересно же – настоящий замок.
Стены толстые, несколько метров, у ворот – надвратная башня и через нее сделан длинный коридор. Под потолком коридора – бойницы. С внутренней стороны – решетка, сейчас поднятая, это на случай, если ворота протаранят.
Коридор я проехал – внутри открылся небольшой дворик, мощеный камнем. За двориком – громада дворца и другие строения.
Недалеко от меня карета и две телеги стоят с выпряженными конями. На телегах и около них люди какие-то необычные. Сразу бросается в глаза, что они одеты ярко, как попугаи. У одного кафтан сшит из красных и зеленых ромбов. Как у арлекинов, только у тех вроде черно-белые, а этот – цветной. У другого – один чулок синий, второй зеленый, шорты красные, с прорезями, а в прорезях – желтая подкладка просвечивает. И кафтан еще – половина зеленая, вторая – синяя. А на голове берет с пером. Так вот ярко они все разодеты. Первой мыслью было – клоуны какие-то, или артисты. Присмотрелся – нет, не артисты. Военные. У всех на поясах короткие мечи, все широкоплечие, с прямыми спинами и шеями – привыкли на себе латы таскать и снаряжение. Все взрослые, старшим лет по сорок уже.
Я уже рассмотрел их, взгляд отвел в сторону дворца – там какие-то люди вышли. Вдруг слышу:
– Кривоглазый, ты чего уставился? Слышь, кривоглазый, оглох, что ли?
Не сразу сообразил, что это ко мне обращаются. У меня же шрам на щеке, он чуть уголок глаза оттягивает, так что у меня один глаз слегка кривоват.
Повернулся – подходит один из попугаев. Настроен агрессивно.
Я ноги чуть шире поставил, руки опустил, правая около рукояти ножа. Думаю – у него меч короткий, для боя в свалке, таким мечом не рубят, а колют вроде. По крайней мере, римские легионеры именно так его использовали. Если он будет колоть – я кожаным наручем удар попробую отвести и ножом его достану, он же без кольчуги. А дальше посмотрим – тут, в конце концов, не дикий лес, просто так убивать людей не принято. Стражники рядом стоят – должны же они за порядком следить?
– Шпионишь, сука равнинная? – продолжает распаляться попугай.
– Стоять! – послышалось со стороны дворца. Оттуда двое богато одетых мужчин приближались. Один в кафтане с вышитыми баронскими гербами, второй одет как попугай, но богато, в чистой одежде, и перевязь на нем наискосок, черная лента. Похоже, знак отличия какой-то.
Тот, что с перевязью, подошел, положил гневному попугаю руку на плечо.
– Ты совсем глаза потерял, Люк? Расслабились за время перемирия, суки?
– Ты чего командир? Тут какая-то деревенщина кривоглазая на нас смотрит, шпионит.
– Кривоглазый, повернись правым боком.
Я медленно повернулся.
– Вот сука! – агрессор увидел нож в ножнах на моем поясе и выругался, но не столько от злости, сколько удивленно.
– Ты вообще ослеп? Где ты крестьян с ремнем и наручем лучника видел? А лук у седла как не заметил?
Потом ко мне повернулся:
– Откуда шрам на морде получил?
– С медведем поссорился. Он меня съесть хотел, а я не хотел, чтобы он меня ел.
– И как?
– Тяжело, – вздохнул. – Но мне повезло, а ему – нет.
Командир опять повернулся к Люку:
– Как ты еще жив до сих пор, щенок тупой? Иди с глаз моих.
– Так шпионил же!
– Без тебя разберемся.
Агрессивный попугай убрел к своей телеге и товарищам.
***
Заговорил мужик с баронскими гербами, седой уже, явно военный, роста среднего, но плечи и грудь такой ширины, что непонятно, как в двери проходит. Сначала к командиру попугаев обратился:
– Капитан, напомни своим псам, где они находятся. То, что вам позволено в Прибрежной марке, по эту сторону леса творить нельзя. Здесь барон решает, кому жить, а кому умирать. Кто меч обнажит без достаточной причины – руку отрубим.