Искатель: Искатель. Потерянный. Бродяга. Возвращение (сборник)

– Да, кадетом. Поучишься несколько лет. Привыкнешь, вживешься, а там, поступив на работу в ЦентрСпас, автоматически получишь земное гражданство.

– Правда, – девушка взволнованно посмотрела на улыбающегося мужчину.

– Правда, – кивнул тот. – Кстати, забыл представиться. Марк Дорнер, с сегодняшнего дня твой куратор, а значит, и твой непосредственный начальник. Так что перестань строить тут глазки и марш за мной, через несколько часов мы должны быть в академии.

– Слушаюсь, сэнсей, – девушка вытянулась в струну и поклонилась.

– А вот это ты брось, – усмехнулся Дорнер. – Не в Империи.

– А как тогда? – растерялась девушка.

– А скоро все узнаешь, – сказал Марк, выходя из библиотеки, но вдруг остановился и, повернувшись, добавил: – И запомни, Лайм, мы своих не бросаем.

Глава 3

Император был уже довольно немолодым человеком. Ходили слухи, что ему давно перевалило за три сотни лет. Так ли это или нет, Мацуто не знал, хотя служил личным поверенным Великого Императора уже не один десяток лет. Зато он прекрасно был осведомлен о том, от кого пошел императорский род, и поэтому не испытывал особого благоговения перед своим господином, хотя и был его верным слугой. На самом деле вся история Империи Солнц насчитывала около пяти веков, а сам император был всего лишь третьим в династии. Его же долголетие объяснялось не божественным происхождением, а исключительно достижениями медицины, большинству смертных недоступными. Средняя продолжительность жизни в Империи составляла около ста лет, хотя в той же ОСМ меньше ста пятидесяти никто и не жил. Однако императору и этого мало. Мацуто тяжело вздохнул и покосился на стоявших у дверей приемной гвардейцев в традиционных самурайских доспехах.

В последнее время его преследовали сплошные неудачи. Мало того, что провалил дело Курозаки, так еще романе накрыли почти всю его разведывательную сеть в своей столице. Он снова вздохнул.

– Господин Мацуто, – раздавшийся над ухом голос заставил его вскочить и почтительно согнуться в поклоне.

Личный секретарь императора, одетый в строгий деловой костюм, бросил неприязненный взгляд на согнувшегося перед ним в поклоне Мацуто и попросил следовать за ним.

Император находился в своей любимой беседке, что расположилась в глубине сада в окружении деревьев сакуры. Как гласила легенда, эти деревья посадил еще первый император. Секретарь остался снаружи, а Мацуто, войдя внутрь, привычно опустился на колени и застыл в глубоком поклоне.

– Мацуто, – император приветливо улыбнулся поднявшему голову подчиненному. – Давно ты не бывал у меня. Как дела, как здоровье твоей сестры?

– Спасибо, мой господин, все хорошо, – он вновь согнулся в поклоне.

– Ну, хватит уже, – в голосе правителя послышались нотки раздражения. – Томано Мацуто, я позвал тебя не для этих игр в придворные этикеты.

Мацуто усмехнулся и, подняв голову, внимательно посмотрел на императора. Тот жестом показал на стоявшее рядом с ним кресло.

– Докладывай, – бросил он, едва Томано занял место в кресле.

– А нечего докладывать, – сказал Мацуто, мысленно ежась от взгляда императора.

Он-то знал, насколько тот быстр на расправы, и этому не помешает даже возникшее между ними подобие дружбы. Точнее не дружбы, просто император доверял ему, и пока он оправдывал это доверие. За глаза его называли «цепным драконом императора» и боялись не меньше, а может даже больше. Ибо императору часто не было дел до отдельных людей, пусть даже и особо влиятельных, а вот попасть в поле внимания Томано мог каждый, кто хоть как-то противопоставлял себя правителю. За годы работы у императора влияние Мацуто возросло настолько, что противиться ему могли только несколько кланов империи. Как ни странно, император, зная об этом, ничего не предпринимал. Похоже, до поры до времени, такое поведение помощника его устраивало. Томано и сам не строил определенных иллюзий, примерно представляя, сколько его «верных» людей на самом деле подчиняются непосредственно императору и его секретной службе.

– Плохо, – правитель нахмурился. – Уже прошло почти два года после побега этой девчонки, а у нас до сих пор никаких сведений. Порой я уже начинаю думать, что ты зря пьешь свое сакэ. Ладно, ладно, молчи, – махнул он рукой, видя, что Томано готов что-то сказать. – Знаю, что ты готов ради меня на все. Так и сделай. Найди мне эту девчонку.

Мацуто кивнул.

– Да, мой император. Но космос, к сожалению, велик. Я задействовал всех своих людей и даже привлек наемников, пока тщетно. Но мы ищем, и это просто вопрос времени.

– Времени, – император покачал головой. – Это и плохо, кто знает, сколько я еще протяну?

– Мой император…

– Помолчи, Томано, – властитель поморщился. – Я тебе даю полный карт-бланш, задействуй все доступные силы, но найди ее. Только тихо, – император пристально посмотрел на Мацуто, заставив того вновь почувствовать озноб во всем теле. – Мне лишняя огласка ни к чему, для всех эта девочка лишь беглая преступница, нарушившая закон и пошедшая против моей священной воли.

– Так и есть, ваше могущество, но… – Томано замялся. – Но, мой император, могу я узнать, почему вы проявляете такой интерес к этому андроиду.

Правитель Империи Солнц нахмурился, и Мацуто уже пожалел о заданном вопросе, когда император неожиданно щелкнул пальцами и на пороге появился его секретарь. Повинуясь жесту правителя, тот поднес Томано стержень информносителя и замер рядом. Мацуто покосился на секретаря и, взяв стержень, вставил его в паз наручного коммуникатора, вздрогнув от легкого разряда височного датчика, который отправил информацию ему прямо в мозг. Томано не очень нравился такой способ получения информации, у него после подобной закачки всегда создавалось ощущение вбитого в висок гвоздя, да и голова ныла несколько часов. Куда удобнее было включить режим чтения, после чего, расположившись в удобном кресле, закрыть глаза и, не торопясь, вникать в слова звучащего в голове голоса или просматривать кадры видео, возникающие перед внутренним взором. А можно было вообще уйти в пространство виртуальной реальности, и тогда получаемая информация могла предстать в любом желаемом виде. Хочешь, это будет книга с картинками, а хочешь, очаровательная блондинка, которая тебе все подробно расскажет, а попутно сделает расслабляющий массаж. К сожалению, большинство информации приходилось получать прямым посылом в мозг. Томано вздохнул и, прикрыв веки, несколько секунд переваривал усвоенную информацию, затем открыл глаза и удивленно посмотрел на императора.

– Это невероятно, – наконец пробормотал он. – Я всегда считал, что она просто новая модель боевого андроида, к тому же она так ловко расправилась с одним из них, не считая нескольких наемников.

– И это тоже, – император жестом отослал секретаря прочь.

– Но, мой господин, я все же не понимаю…

– Гены, – коротко бросил император. – Все дело в генах.

– Вы хотите сказать…

Император покачал головой.

– К сожалению, я стар, и никакие генные примочки мне уже не помогут.

– Но тогда зачем?

Император несколько минут внимательно смотрел на Томано, затем ответил:

– Она должна была стать матерью для будущих наследников, а затем умереть, чтобы сохранить эту тайну. А тот из сыновей, кто унаследовал ее гены и способности, унаследовал бы и мой трон.

– Но разве нельзя вырастить такую же? – удивился Мацуто.

– К сожалению, нет, – покачал головой правитель. – Во-первых, Курозаки не оставил записей, во-вторых, даже ему удалось вырастить жизнеспособный экземпляр лишь после десятка годов напряженной работы, и если бы не его чертово человеколюбие и совесть…

Мацуто выходил из дворца несколько ошарашенный. То, что задумал император, было несколько необычно. Действительно, если детям передадутся свойства матери, то род императора станет поистине бессмертным – этакая раса божественных сверхлюдей. Томано покачал головой. Если этим воспользоваться как надо, то, возможно, и сам Мацуто войдет в число приближенных этой новой расы, а значит, получит толику их могущества, а может… Томано нервно оглянулся и постарался поскорее выкинуть мелькнувшую мысль из головы.

Четыре года жизни в академии пролетели практически незаметно. Первые месяцы девушка постоянно боялась, что, несмотря на все уверения Дорнера, ее либо вышлют из системы, либо отыщут имперские охотники. Однако месяц шел за месяцем, а ничего подобного не происходило. Мало того, постепенно Лаймалин все больше стала осознавать, что земляне отличаются от имперцев не только своей необычной техникой, жизненным укладом, но и моральными принципами. Куратор не зря тогда сказал что в «Искателе» своих не бросают. Этим непривычным для нее лозунгом был буквально пропитан весь дух академии, это же им постоянно, как бы невзначай, вдалбливали на лекциях и практических занятиях. И через год Лайм была уверена, что, случись какая неприятность, ее новые друзья, а если понадобится и вся мощь академии, придут на помощь. Это было непривычно. Воспитанная в другой среде, культура которой основывалась на клановых традициях, где все личные интересы чаще всего были принесены в жертву служению главе клана и императору, где существовала строгая иерархия, а каждый неверный шаг сурово карался, где жизнь рядового гражданина ничего не стоила, она вдруг оказалась в мире, где даже клонов ставили в один ряд с обычными людьми, в мире, который давно позабыл, что значит война, бедность и эпидемии, в мире, где окружающие готовы в любую минуту прийти тебе на выручку. Конечно, девушка понимала, что слишком идеализирует этот новый для нее мир, увы, и в нем было много своих противоречий, бед и горестей, но Лайм старалась видеть лишь хорошее.

К сожалению, было и плохое. Отношения с ребятами из ее отделения как-то не сложились. Нет, ребята вели себя вполне дружелюбно и постоянно поддерживали девушку. Просто Лайм постоянно чувствовала между собой и ними некую дистанцию, однако, почему она возникла, девушка понять не могла. Возможно, это произошло из-за некоторой разности в культурах или из-за ее отчужденности поначалу, а возможно, и из-за ее происхождения. Лайм знала, что некоторые воспринимают ее как жертву опытов и жалеют, были и такие, которые считали ее некой разновидностью необычной биологической машины, а это раздражало больше всего. Как бы там ни было, между ней и другими членами группы возник невидимый барьер, который она так и не смогла разрушить, несмотря на все свои попытки. Что уж тут говорить о личных отношениях.

Иногда, сидя в одиночестве в своей комнате, она с грустью думала, может ли она вообще любить кого-либо, или все ее чувства всего лишь результат заложенных в нее программ? Отец сделал ее из мертвой материи, скрестив с живой плотью, – но дал ли он ей душу? Кто она такая или что оно такое? Не проще бы было вернуться в Империю и, отдавшись в руки ученых, сгинуть в глубинах секретных лабораторий? Но приходил новый день, и девушка, погрузившись в круговорот студенческой жизни, забывала свои мрачные думы до следующего вечера.

А потом начались полеты, и Лайм, с детства мечтавшая о небе, отбросила все свои тяжкие мысли, полностью погрузившись в обучение. Управление земными машинами несколько отличалось от того, которое использовалось в Империи, но незначительно, поэтому девушка, имевшая уже приличный опыт полетов, намного опередила своих сокурсников.

Больше всего ей понравился «Волк». Быстрая, стремительная и очень маневренная машина, с по-мужски суровым характером, буквально влюбила в себя Лайм. Целыми днями девушка готова была пропадать на аэродроме, копаясь во внутренностях своей «стальной» птицы, или, выбив разрешение, носиться в ней над бескрайней тайгой, пока в шлемофоне не раздавался строгий голос диспетчера, заставлявший возвращаться назад.

На втором курсе она больше времени проводила на аэродроме, помогая Лунину в обучении кадетов, чем занималась со своим отделением. Видя это, Дорнер лишь качал головой, но не вмешивался, а вскоре решением командора Майера Лайм была выведена из состава студентов и переведена на службу в академию в качестве помощника инструктора с присвоением ей лейтенантского звания – так началась ее служба.

Как бы там ни было, Лайм вскоре стала одним из лучших пилотов, и ее довольно часто стали отправлять на различные задания, но вот все попытки Дорнера определить ее в рабочие группы спасателей проваливались. Если честно, Лайм сама не могла понять, почему она не уживается с другими членами группы, тем более что ребята, работающие в них, чаще всего ей нравились. В результате, как-то незаметно для самой себя, Лайм стала одиночкой, но от этого заданий меньше не стало, наоборот, в последний год она вообще забыла, когда у нее был свободный день. Домой, в выделенный для нее коттедж, она возвращалась лишь под вечер, уныло оглядывала свое запущенное жилище и, включив «вирт», уходила в просторы электронного мира. Но, как ни странно, девушка все чаще ловила себя на мысли, что такая жизнь ей нравится, правда, иногда становилось так тоскливо, что хотелось уткнуться лицом в подушку и тихонько скулить от одиночества. Тогда Лайм просто еще больше старалась погрузиться в работу, ибо только так чувствовала, что нужна окружающим ее людям.

Лаймалин очнулась от раздумий и, нажав на нужную кнопку, заставила «сенсор-кресло» податься назад. Чем, прежде всего, отличался «Волк» от других машин подобного класса, используемых в академии, так это наличием небольшой каюты позади кресла пилота. Каюта была маленькой, и все, что в ней умещалось, так это небольшая лежанка, откидной столик, шкафчик и маленькая кабинка санузла, диким образом совмещенная с душем. Сперва все это Лайм считала полной нелепостью, но после нескольких внутрисистемных вылетов прониклась благодарностью к инженерам, создавшим корабль.

Кресло, отъехав назад, развернулось, давая девушке встать. Каюта хоть и была крохотной, но все же позволяла выпрямиться во весь рост. Лайм бросила взгляд на «запястник» и, вытащив из шкафа сумку с вещами, нажала на панель, открывающую выход. Часть корпуса в паре метров за кокпитом кабины дрогнула и откинулась вверх, выпуская девушку наружу. Лайм вылезла на крыло и, пройдя по нему, дождалась, пока искусственный мозг корабля наклонит крыло пониже, после чего, спрыгнув на бетонный пол ангара, послала «Волку» воздушный поцелуй.