– Может, народ тамошний порасспрашивать? – спросил Леонид.
– Всех подряд спрашивать не стоит, – покачал головой Крутов. – Беглых запросто можно спугнуть.
– Верно, знать нужно, кого спрашивать, – согласился Зуев. Помолчал, затем, ухмыльнувшись, прибавил: – Знаю я в тех местах одну веселую вдову, никому ни в чем не отказывает. А главное – всегда в курсе тамошних дел…
Полустанок тонул в предрассветной мгле. Все вокруг виделось одноцветным. Серым, призрачным.
У человеческих фигур невозможно было различить лиц. Да и все равно никого из зуевских сослуживцев Леонид не знал.
Шли, забирая в сторону от полустанка. Зуев вел уверенно, словно не раз здесь хаживал.
Пересекли одни пути, другие… В тупике громоздились темные вагоны, от которых нестерпимо несло испражнениями.
Спустились с насыпи. Тут стояли сонные бараки без единого проблеска света в окнах. Пахнуло печным дымом, щами… Под ногами чавкала жидкая грязь, сапоги тонули в жиже по щиколотку.
Затем полезли куда-то вверх по скользкому косогору. В тумане корчились уродливые кривые деревья, похожие на оголодавших чудовищ. Тянули скрюченные лапы, словно хотели утащить вглубь чащи и там сотворить страшное. Разодрать на куски, сожрать…
Наконец выбрались на ровное место. Здесь стоял кривоватый приземистый дом. В маленьком окошке мерцал огонек керосиновой лампы.
– Неужто не спят? – Зуев зло сплюнул.
– Вон с того угла зайти можно, из окна не увидят, – сказал Пряхин.
– Надо с другой стороны хоть пару человек поставить, – сказал Леонид.
– Я пойду, – вызвался Вадимов.
– Шубин, Мальцев, вы тоже, – распорядился Зуев.
Отряд разделился.
Держась за деревьями, подобрались почти к самой двери. Леонид вдруг обратил внимание, что Зуев держит в руке наган. И остальные тоже вооружены. Он достал из кармана браунинг, снял предохранитель. Зуев покосился на маленький пистолетик, ничего не сказал. Повернулся к своим.
– Дверь проверьте.
Один из милиционеров взялся за скобу, потянул. Дверь не шелохнулась.
– Видать, на засов заложено.
– Ч-черт.
Огонек в окне вдруг погас.
– Заметили, – сказал Крутов.
Зуев бухнул в дверь кулаком.
– Открывай!
После паузы из-за двери донеслось:
– Что надо?
– Открывай, милиция!
«Как глупо», – подумал Леонид.
Звякнуло стекло в окне, грянул выстрел. По деревьям хлестнул заряд картечи. Кто-то взвыл, выматерился. Начали палить в ответ. Вразнобой, куда попало.
– Навались! – рявкнул Зуев, ударяя в дверь плечом.
Подскочил другой милиционер. И еще один. Затрещали подгнившие доски, дверь не выдержала. Зуев ввалился внутрь, не удержавшись на ногах.
Навстречу жахнули сразу из двух стволов. Милиционер, что замешкался на пороге, опрокинулся с развороченной грудью.
Те, что стояли возле входа, принялись палить в темноту дома, наугад. Зуев, не поднимаясь с пола, тоже выстрелил несколько раз.
– Суки! – проорал кто-то из дома. – Убью!
Шелестов, пригибаясь, кинулся в дом.
– Куда? – охнул Пряхин. И бросился следом.
Внутри опять началась пальба.
Леонид вбежал в дом одним из последних. Где-то за спиной остался Крутов.
Лампа, подвешенная к потолку, моталась из стороны в сторону. По стенам прыгали тени, сложно было разобрать, что происходит. Леонид едва не упал, запнувшись о лежавшее на полу тело. Кто-то сидел, привалившись к стене. Кажется, Шелестов, все его лицо было в крови. Еще кто-то скорчился в углу…
Посреди комнаты сразу трое боролись с долговязым бандитом. Пряхин висел у него на спине, захватив шею и левую руку в замок. Зуев, измочаленный в мясо, цепко оплелся у бандита вокруг ноги, не давал двинуться с места. И еще один милиционер пытался заломить его правую руку.
Долговязый хрипел, не поддавался. Подтащил милиционера поближе к себе, вцепился зубами ему в нос. С хрустом сомкнул челюсти, дернул головой. Брызнула кровь. Милиционер пронзительно завизжал, выпустил бандита, схватился за лицо обеими руками. Сквозь пальцы бежало ручьем. Леонид содрогнулся, он и представить не мог, что взрослый мужик способен так голосить.
Бандит ссутулил плечи, ухватил Пряхина свободной рукой за шиворот и перекинул через голову, прямо на стол. С треском подломились ножки. Пряхин тяжко грянулся на пол и уже не поднялся.
Долговязый шарахнул Зуева кулаком по темечку и, как тряпку, отшвырнул ногой в угол.
Распрямился, глянул на оцепеневшего Леонида. Оскалился окровавленным ртом. Усмешка была волчья, в глотке рокотало рычание.
Шагнул навстречу.
Леонид вскинул браунинг, почти коснувшись стволом лба долговязого. Выстрелил в упор.
Он мог поклясться, будто слышит, как пуля с хрустом вонзается в череп.
Долговязый рухнул. Но скалиться не перестал.
В этот раз телеграмму для облпрокурора Леонид отправлял сам. Был предельно лаконичен.