– Мне кажется, что эти легенды о хищных клинках Муромаси во многом преувеличены, -непринуждённо начал Кавадзи. – Поверьте, они не более опасны, чем мечи братьев Конэхиро. Вы что-нибудь слышали об этих мастерах?

– А… Мечи палачей. Конечно, слышал, – несколько рассеянно ответил Тутсуй. – Не хватало только их подарить русскому царю! – Старик всё ещё находился под впечатлением услышанной новости, продолжая держать глаза закрытыми, словно стыдясь видеть этот свет. Потом он всё же открыл глаза. – Конечно, это легенды. Но разве не благодаря легендам мы знаем о нашей великой Аматерасу? Легенды тем и хороши, что их невозможно придумать. Приукрасить – да, но не выдумать. В годы своей молодости я слышал историю о том, что таким мечом сын Токугавы сделал себе харакири, а его племянник случайно порезал себе указательный палец. И тоже таким же мечом, и этот палец так и не зажил, и в конце концов его пришлось отрезать. Таким было лезвие. Вам разве неизвестно, что чем лезвие острее, тем дольше заживает рана. А мечи Муромаси рассекали листья. Их бросали на воду, и лезвие клинка рассекало листья на две части. И это совсем не легенда. Вы скажете, что это всего лишь результат правильной закалки? Думаю не только. Когда Муромаси ковал свои мечи, то на их полотно падали не только капли его пота, но и слюна с губ дьявола, что всё время стоял за спиной. Неужели вы не понимаете, что изготавливая подобную вёщь, мастер разговаривает с богами. Могу представить, кому молился этот кузнец, выковывая такой клинок. За каждой его работой могли наблюдать с неба. Рассказывали, что когда он делал свои клинки, то в каждый удар вкладывал магические заклинания. Об этих словах даже думать нельзя, а он их произносил. Мне думается, что причина человеческих несчастий не только в их глупости, но и неугодности богам. Некоторые боги тоже могут наслаждаться человеческими несчастиями. А для этого они выбирают себе помощников среди смертных. Таких как Муромаси. Потом этот клинок уничтожили, как и многие другие. Хорошо, что Муромаси уже не было в живых. Думаю, что ему не поздоровилось бы, ведь Токугава умел мстить своим обидчикам. Он был большим мастером сводить счёты с теми, кто не угождал ему хотя бы раз. Да, Иясу Токугава… Вы должны знать, что в годы его правления даже хранить эти клинки запрещалось, не то что носить. Он видел в них прямую угрозу своему благополучию и покою. Но мечи Муромаси были так хороши, что многие самураи их прятали, несмотря на то, что за ослушание их могли сурово наказать. Зло всегда загадочно и привлекательно, а человек любопытен. В отличие от своего учителя Муромаси делал мечи, несущие смерть. Вот в чём беда.

Старик подошёл к стенке, взяв другой клинок, стоявший рядом. – Вы не представляете, какие несчастья могут принести вещи, сделанные с таким умыслом. Вы осознаёте свою ответственность, предлагая русским такой клинок? И что может последовать за всем этим? Я лично не представляю. Неужели у сёгуна не нашлось другого достойного клинка? Почему бы не подарить русским вот этот клинок? Тут и цуба богаче украшена, и литьё её очень тонкой работы. И металл, похоже, нисколько не уступает в твёрдости. Поверьте, в руках он вызывает совершенно другие чувства. Кто его автор? Могу поспорить, что не Муромаси, – не скрывая удивления и восторга произнёс гость.

– Это мой личный меч. Мне его подарили. И, если бы не это обстоятельство, то я непременно так и поступил бы, дорогой мой Тутсуй.

– Вы, должно быть, лукавите, Кавадзи. Но ради бога, извините меня, старика, за мою откровенную глупость. Разве я осмелюсь поступать вопреки воли сёгуна? А такой меч достоин своего хозяина. Он стоит целого состояния. Я искренне рад за вас. У вас замечательный друг, если смог сделать вам такой подарок. Я знаю много людей в окружении сёгуна, мечтавших о таком клинке. Полагаю, вам многие завидуют.

– Ещё как! Поэтому и послали меня, надеясь, что я допущу какую-нибудь оплошность.

– Ну да. Что русские уйдут, а обвинят во всём, разумеется, вас. Мне такие фокусы известны. Вы справились блестяще, и об этом уже говорено, и скоро узнают в Эдо. Но как быть с подарком? Я не могу поверить, что сёгуну неизвестны истории, связанные с этими мечами. Поверьте, это не сказки. Но я вам ничего не говорил, а вы ничего не слышали.

– Хорошо, если бы и стены не слышали, – иронично заметил Кавадзи. – Я не могу изменить воли сёгуна, как и русские, веления своего царя. Хотя мне кажется, что у них в этом деле больше свободы. Будем надеяться, что наши гости не так суеверны как вы, и ничего не узнают вообще.

– Они, может, и не узнают, но богам-то известно всё. Разве я не прав?

– Значит, и это угодно богам, – невозмутимо ответил Кавадзи.

– Теперь я понимаю, почему назначили именно вас. Но не скажу, иначе вы обидитесь. Вы мне вот что скажите… Русские интересуются оружием? Вдруг они не оценят его по достоинству? Будет ужасно обидно, если они не заметят такой щедрый подарок.

– Ещё как интересуются. Вы бы видели, как они осматривали мой клинок.

– Вы мне так и не сказали, кто его сотворил. Надеюсь, вы осмотрели его хвостовик? Вы снимали рукоять.

– Мне сказали, что его сделал Масамуне.

– Я так и думал! Это действительно царский подарок. Подумать только, учитель и ученик рядом, но какие разные. Говорят, что мечи Масамуне необязательно было вынимать из ножен. В них такая сила, что присутствие уже только одного клинка приводит к порядку. Я слышал, что этот кузнец даже не ставил клейма на своих изделиях, словно его не интересовала слава.

– Он был скромным, это верно, – согласился Кавадзи, довольный тем, что его клинок вызвал такой восторг у старика. – Но если вы помните, Масамуне обслуживал сёгунов Минамото, а эти честолюбивые полунебожители не терпели, когда их личные вещи оскверняла надпись какого-то ремесленника.

– Вы знаете больше меня, – вздыхая признался Тутсуй. – Я, правда, ни на что не годен, кроме как прислуживать на знатных обедах. Ладно, давайте оставим эту тему и поговорим о том, как лучше преподнести наш главный подарок. Делайте со мной что хотите, но я не верю, что это клинок Муромаси. Пусть это будет кто угодно, но не он. Это мой старческий каприз. В конечном счёте русским всё равно. Поэтому, надо продумать всё до мелочей. Будет очень обидно, если русские в своей церемониальной суете не заметят его. Мне будет очень обидно, если к нему отнесутся хуже, чем я. Вы видели, что они мне подарили? Часы. Вот поглядите… Я боюсь расстаться с ними. В них есть даже измеритель температуры воздуха. Они показывают даже фазы луны. Это просто чудо какое-то! Пожалуй, за такой подарок я добавлю лично от себя к этому клинку какие-нибудь украшения. А то мне кажется, что ножны слишком уж просты. Вы не находите? Вероятно, их делали в спешке. Надо бы придать ему большей парадности, а момент вручения подарка растянуть как можно больше. Вот увидите, это усилит внимание гостей. Я знаю толк в том, как преподносить подобные подарки. Уж вы мне поверьте.

Кавадзи отметил, что волнения старика исчезли, и у него отлегло от сердца. Тема проклятого меча уже не так сильно волновала Кавадзи. Лицо старика опять излучало теплоту и спокойствие, и было притягательным, как магнит. Хотелось просто смотреть на это лицо, живое и отзывчивое, с глубокими лучистыми глазами и лёгкой улыбкой. В то же время мысли о подарке глубоко засели в сознании, и теперь ответственность за судьбу клинка Кавадзи чувствовал, как личную. Более того, ему вдруг показалось, что судьба русской флотилии тоже может зависеть от этого клинка, если, конечно, к словам Тутсуя относиться должным образом.

…– Вы как будто не слушали меня, Кавадзи? Может, вы не согласны со мной?

– Ну что вы, дорогой Тутсуй. Всё, что вы предлагаете, очень важно, и завтра мы постараемся не ударить лицом в грязь. Я вам этот обещаю.

«У меня зазвонил телефон».

– Кто говорит? – про себя почему-то получилось – Слон. Как ни странно, в трубке послышалось знакомое сопение и его голос. – Что с твоим телефоном? – ещё не успев включится в реальность, без эмоций спросил Панчик. На том конце «провода» что-то быстро заговорило. Как обычно, взахлёб, Слон пытался донести какую-то информацию.

– Здорово, шеф. Это я, Слон. Тут дело на штуку баксов…

– Мы же договорились, без всяких шефов! – вскипел Панчик. – Ты уже достал меня своим плебейством.

– Ну ладно, Панчик, не шуми. Это само вылезло.

– Ну, и где ты пропадал? Опять в какой-нибудь аптеке отсиживался? Ты же знаешь, что нам нужны мани, а для этого надо смотаться в Берёзовку, и хорошо потрясти кое кого. Это как раз по твоей части. Потом на мебельную фабрику надо сгонять, после этого с комсомольской братвой встретится, и это тоже тебе. А у меня своих дел по горло, поэтому надо, чтобы кто-то, а это, скорее всего, ты, починил твоё ведро. И как можно скорее, потому что я не успеваю. По твоей милости на меня скоро наедут. А ты где-то пропадаешь с моей машиной, Слоняра несчастная? Ты лобовое стекло хотя бы поменял? И что с твоей мобилой? – завёлся Панчик, чувствуя, как голову начинает постепенно отпускать, словно Слон был экстрасенсом и снимал с него эту боль.

– Да погоди ты на меня наезжать! У меня даже голова заболела. Правда. Батарея в телефоне не фурычит. Заряжу, а она не держит. Эта китайская дрянь и года не проработала, – начал оправдываться Слон.

– Не будешь ворованное на рынке с рук брать. Я тебе сто раз говорил об этом.

– Ну ты же сам сказал, пусть рассчитаются, чем могут.

– А…Это за шкуру рыси, что ли? А твоя башка с бивнями о чём думала? А если я тебя попрошу с моста прыгнуть? Они же тебе ещё что-то предлагали. Ладно. Прекратили. Не забудь потом номер удалить. А то мало ли что.

На том конце возникла заминка и знакомое сопение в трубку. Слон, как всегда, думал.

– Ну, ты даёшь! Твой телефон только моя прабабушка не знает.

– Короче! Ты когда появишься? Или мне самому за деньгами на птицефабрику на автобусе трястись? И вообще. Чего тебе надо в такую рань?

– Дак это… Почему звоню. Ты же всё время меня сбиваешь с мысли. Я же стрелку набил, угадай с кем? С Яковлевым.

– С Андроном?!

Панчик на мгновение задумался и даже, растерялся.

– И где же ты её набил? – едва сдерживая эмоции, спросил Панчик. Если Слон не шутил, то это была большая удача. Выцепить этого кренделя раньше, чем его закопают в землю бандиты, действительно было подарком, особенно для Андрюхи. Те, кому он должен был много денег, давно жаждали его крови. – Ну? Где твоя стрелка? Не тяни жилы.

– Ага! А наезжал на меня. В музее. Он в краеведческом музее будет через час или полтора.

– У вас что, детство заиграло в одном месте?

– А ты, наверное, хотел, чтобы в ресторане? – сорвался Слон.

– Ладно, ладно. Был неправ. Погорячился. Всё понял. Где тигры и всё такое прочее. Там? Я правильно понял вашу мысль?

– Давай, подкатывай.

– Ага. Сейчас. На троллейбус сяду, потом возьму билет…

Его не дослушали. Слон наверняка специально прервал разговор, когда речь зашла о транспорте. «Ну, Слоняра». Впрочем, на Слона за машину он не сердился. Ездил он аккуратно и мусор в салоне не оставлял. Слон даже не курил. «Интересно, Протас знает, что Андрон объявился в городе? На последней встрече ни словом не обмолвился». Панчик полистал телефонную книжку в поисках номера «дяди» Протаса, но потом сбросил вызов, решив, что сначала нужно разобраться самому. Да и не по-дружески выходило. Сразу стучать. А этот волчара, если встанет на след, своей добычи не бросит. И тогда от Андрюши останутся рожки да ножки.

Андрея пасли больше года, и вот он сам объявился, блудный сукин сын. Правда, с ним было интересно. Когда-то по молодости они отрывались, особенно когда дела шли в гору. Было весело и беззаботно от жизни. Видео салоны по всему городу, японская резина, двухкасетники, от которых у народа срывало бошки. На всём этом они поднялись до небес. Машины, кабаки, тётки молодые, сауны… А потом фарт исчез, и начались серые будни, как у всех. А затем на хвост сели кагебешники, отняли все салоны, видюшники, кассеты. Вот тогда Андрейка загрустил. В добавок ко всему, от него ушла жена, забрала детей, а потом ещё и в Норвегию укатила. Было от чего впасть в отчаяние. Тут чёртики и полезли. Один из них, видать, и надоумил Андрейку поступить не «по-братски», присвоив себе чужое бабло. До пункта «б» с чемоданом денег он так и не доехал из пункта «а», и исчез в одночасье на целый год. И вот блудный сын вернулся с повинной, в надежде, что ему не оторвут эту повинную голову. Вряд ли кто-то откровенно желал его смерти, но содрать скальп для профилактики хотели многие.

В музее было тихо, кое-где бродили одинокие посетители, наверное, в поисках своего забытого детства. Но попадались и дети со своими родителями, и студенты, незаметно снимавшие на камеры предметы их исследований.

Панчик не стал идти к тиграм, чтобы не думать о грустном, а почему–то направился в новую пристройку и оказался в разделе войны с Японией. Слона, конечно же, там не оказалось, но зато была большая делегация туристов из Японии. Панчика нисколько не удивило это обстоятельство. Их заинтересованные лица с натянутыми улыбками для него были привычной картиной. Гости тянули шеи, а кто-то даже старательно записывал на видеокамеру. Панчик стал внимательно разглядывать публику, выискивая молодых симпатичных японочек, но в основном были пожилые старушки. Их живой интерес можно было объяснить, поскольку события и экспонаты затрагивали историю их недавних предков. Сам же Панчик для себя ничего вокруг не видел. Ни Цусима, ни Порт Артур, ни КВЖД его уже не трогали, хотя где-то там ютилась его историческая родина. От происходящего было грустно на душе и хотелось зевать. Неожиданно его внимание привлекла хорошенькая переводчица – гид. Сначала он решил, что она тоже японка, но потом подумал, что откуда ей здесь взяться и так ориентироваться в чужом «зоопарке». После он догадался, что она всё-таки русская, а синдром похожести объясним хорошей мимикрией и профессионализмом. У неё были тёмные, почти чёрные волосы, очень длинные, заплетённые в роскошную косу, и совсем другая манера улыбаться, нежели у гостей. Захватывая краешком глаза всю свою аудиторию, она мельком взглянула и на него и, как ему показалось, улыбнулась и кивнула. Панчику сначала показалось, что она приняла его за своего, то есть за японца, что было совсем неудивительно. Потом у него возникло дежавю, что где-то он её уже видел. Лицо или голос, мягкий до мелодичного, где тоже слышалась её улыбка; этакая помесь японской болонки с восточносибирской лайкой. Он тоже кивнул, чтобы ненароком не обидеть знакомую незнакомку, на всякий случай, перебирая в памяти всех своих знакомых переводчиц с японского языка. Там таковых не оказалось вообще. Лицо женщины, или девушки, было своеобразным, небольшим и до жути японским, особенно когда она открывала свой аккуратный ротик. По-видимому, общение с японцами наложило на её внешность и характер особый отпечаток. Он и сам не понимал, как такое возможно, пока не испытал на собственной шкуре, первый и последний раз приехав на свою историческую Родину, в Южную Корею. Там его без труда вычислили как русского, ещё до того, как он успел открыть свой рот. Сначала это его повергло в шок, но потом он смирился и даже всячески старался это подчёркивать, что он русский, несмотря на то, что похож на китайца. При этом, что в гостях, что дома, он всё время ощущал себя лягушкой, прыгающей по наковальне. Что-то вроде – свой среди чужих. А где свой, и где чужие, ему давно было наплевать.

Он стал разглядывать экспонаты и остановил свой взгляд на японских саблях времён второй мировой войны. Судя по пояснительным запискам, это были сабли армейского образца, подписанные как Син-Гун-То. С классическими европейскими рукоятками и такими же традиционными, насколько он понимал, японскими лезвиями. Особенно выделялись формой их заточенные под жало концы. Ножны тоже были армейского образца, выполненные из металла.

«Порезвились узкоглазые в Манчжурии», – без злобы подумал Панчик, вспоминая отрывок из какого-то дальневосточного боевичка времён второй мировой войны.

– Где тебя черти носят? Мы уже час целый выискиваем тебя по музею. Смотри, Паныч, кого я привёл.

Рядом с массивным Слоном, всегда розовым и довольным жизнью, стоял тощий и серый, как силикатный кирпич, его старинный друг-трупище Андрюха Яковлев.

– Ну здорово, кидала Питерский! Наслышан о твоих похождениях.

– Не меняешься, братишка, – улыбаясь, ответил Андрей, обхватив Панчика своими длинными и костлявыми руками. В них по-прежнему чувствовалась сила и цепкость. Андрей почему-то сразу расположил к себе Панчика, и у того вдруг исчезла всякая обида на его проделки.

– Ты не лучше, – ответил Панчик, внимательно осматривая своего давнего дружка. Ему надо было выяснить, что этот друг собирается делать, чтобы действительно не превратиться в труп. Положение его было незавидным, и единственное, что облегчало это положение, его пустые карманы. Вытряхивать из них было нечего, даже если подвесить за ноги. Ни флага, ни Родины. Чемодан чужих денег был промотан бездарно, Питер и Москва его не поняли как гениальную личность, а те, кто знал его в Хабаровске, или держались подальше, чтобы в очередной раз не дать взаймы, или искали, чтобы этот долг вытрясти. Но Андрей был такой паршивой овцой, с которой даже клок шерсти, было делом нереальным. Чтобы понять это, достаточно было бросить один взгляд на его сутулую тощую фигуру, одетую в старый свитер и поношенные джинсы, и сухое скуластое лицо.

– Не жарко? – спросил Панчик, показывая на знакомый прикид.

– А чего-то морозит с вечера.

– Так тебе, может быть, градусник нужен?

– Не. Лучше пожрать чего-нибудь, и желательно вкусненького и тёпленького, – ответил Андрей. Они снова рассмеялись, обращая на себя внимание посетителей. – Короче Родя. Денег ни копейки, даже Слон подтвердит. За меня билет в музей брал, – начал свой диалог Андрей. – Этот Питер…

Звенел Андрюха складно и, если начинал, то надолго, долго, долго…

«Значит, мой должок мне не светит», – вздыхая подумал Панчик. «Ну что же.. С паршивой овцы хотя бы шерсти клок».

– Как тебя откопали? Весь город в непонятках. Братва беснуется. Вчера был и вдруг, на тебе, исчез.

– Да хорошо, что так всё кончилось. Я там чуть не свихнулся. Эти деньги никому добра не принесут. Достоевский был прав.

– Гляди-ка… Прозрел. Может, в святые подашься?

– Говорил подруге, чтобы никому не звонила в Хабару. Нет, не удержалась, сестре позвонила, а та на прослушке была. Протосята дело знают.

– А с ними батька их Протас, – согласился Панчик.

– Во-во. Так и просекли меня, Родя. Пришла местная братва и спокойно говорит: «Либо ты у нас в рабах, пока не закроешь долг, либо вали в свой Хабаровск».

– Ну, а ты что?

– Мне Родина дороже. А ты бы как поступил?

– Я бы не брал того, что мне не принадлежит. А потом, если уж на то пошло, вернул их тому, кому они принадлежат.

Андрей вдруг погрустнел.

– Хорошо, что питерцы по натуре народ культурный. Бить не стали. А могли вообще по почте в отдельных коробках выслать. Наши, наверное, так бы и поступили.

– Да какой с тебя навар? Одни мослы. Вон, со Слона холодец знатный выйдет.

Слон сделал вид, что слова относятся не к нему, но было заметно, что шутка ему понравилась.

– А мечи-то, серийные, а выглядят, как настоящие. Словно их на заказ делали. Смотри, даже волна от закалки на лезвии видна. Наверное, богатый япошка был. Не одну китайскую душу на тот свет отправил, – сказал Андрей, осматривая экспонаты. – Я читал, что в Найкине они порешили больше ста тысяч китайцев.

– Восток дело тонкое, – отрешённо добавил Панчик, блуждая взглядом по пространству музея.

– А может, и корейскую, – добавил Андрей.

Все рассмеялись, включая и Панчика. Андрей стал комментировать всё, что находилось вокруг, вызывая у дружков неподдельный интерес и восторг. Сказывался его истфак и предрасположенность ко всему, что было связано с войной.

– А что с твоей программой на ТВ? Кто её сейчас ведёт? – спросил Панчик, когда Андрей переводил дух.

– Забудь. Я уже давно махнул рукой. Хотя, конечно, жалко. Прикинь, тема войны и мира. Ведь человечество мирно прожило, ну пару недель или месяцев, не больше. Все боятся признать, что насилие – часть человеческого естества.

– Ты как всегда упрощаешь всё. Мне кажется, что у тебя определённый пунктик, что касаемо войны, – сказал Панчик.

– Никакой это не пунктик, и ничего я не упрощаю. Это моё видение, – обиженно ответил Андрюша. – Что, разве неизвестно, что человек генетически склонен к войне. Человек существо наполовину небесное, а наполовину земное, а значит, у него в крови есть что-то от зверя. А зверь должен за сохранение своего вида бороться. Ему на всё остальное наплевать. Поэтому нации и валят друг друга, подлянки устраивают, стравливают других, по жизни. Что, не так что ли? Ты знаешь, кто спонсировал япошек против России? Англия. Япошки с русскими друг из друга паштет делали, а Англия в это время руками потирала, свои корабли сбывала по сходной цене. Тоже и в революцию было, да и во второй мировой войне. А что, скажешь не так? А всё потому, что в англичанах больше всего звериного гена в крови.

«Ну вот. Опять Остапа понесло».

Они ещё немного поболтали, потом побродили по залам, зашли по традиции на панораму Волочаевского сражения, где Панчик узнал для себя много нового в свете последних Андрюхиных исследований и совершенно иного представления о знаменательном событии времён Гражданской войны на Дальнем Востоке. Потом Андрейка напросился в кафешку, естественно, за чужой счёт, вместе со Слоном, разумеется. Там они на пару купили десять пирожков и чая. Себе Панчик, назло товарищам, заказал блинов, о чём потом пожалел.

– Ну, а что бы ты сделал на моём месте, Родя? Ну, вляпался я по уши в дерьмо. Бес попутал. Я питерцам так и сказал, что лукавый повёл. Я как эти чёртовы баксы увидел, так башню и снесло. А тут ещё жена детей забрала и в Данию навалила. Подруга психует: «В Питер, в Питер поехали. У меня там тётка, квартира полупустая». Чтоб я ещё хоть раз баб послушал. Я же этой карге старой на ремонт её сарая кучу бабла отвалил, а она нас, прикинь, через полгода выперла и квартирантов пустила. Пришлось на Васке хату снимать. Так всё в песок и ушло. Угораешь? Десять штук зеленью взяла и не подавилась, а потом за дверь.

– Ну а твоя голова где была?

– А хрен его знает? Вот сижу теперь и ломаю её.

Разговор с дружком не клеился и не вселял оптимизма, а подобного опыта у Панчика и у самого было хоть отбавляй. Напоследок, Андрей, как всегда, попросил тысячу рублей и, получив половину, остался довольным.

«Да и хрен с ним. Пусть сам вылезает из своего дерьма». Панчик включил мобильник, а потом отправил Слона в Некрасовку вышибать, вернее выклянчивать, старые долги. Телефон высветил кучу звонков, и большинство от одного абонента с именем «Протосята». Он набрал номер.

– Братан, ты где прячешься? – послышался резкий грубый голос в трубке. – Пахан рвёт и мечет. Дело на лимон баксов.

– Вообще-то мне уже предлагали сегодня лимон, так что и половины хватит. Только сразу, если можно.

– Всё страдаешь фантазиями. Короче. Ходит базар, что Андрей в городе. Увидишь его – дай знать.

– Даю знать, – отрапортовал Панчик. – Только что сидел со мной в кафешке, пил чай с пирожками за мой счёт. Пятихатку занял.

– Чо, гонишь? И где он?

– Не знаю. Ушёл в неизвестном направлении, куда глаза глядят.

– Короче, – голос был немного хрипловатый, как и у хозяина, и гнусавый. – Протас ему деревянный костюм собирается заказывать. Пусть зайдёт, чтобы точные мерки снять.

– Ну зачем же такие траты? Мешок на голову и на середину Амура. Как в старые добрые времена.

В трубке возникла пауза.

– Вы вроде как дружки. Или ты опять дурака включил? Короче, Панчик. Я всё сказал. Передай этому передасту, что его кто-то очень хочет видеть.

– А при чём тут я, – продолжал валять дурака Панчик, по опыту зная, что с таким контингентом иначе нельзя. – Он и мне кучу денег должен, но я же не прошу вас, чтобы вы ему что-то передавали.

– Да чо ты мне мозги паришь! Короче всё! Звони.

«Ну, слава богу, отстал. Ох уж эти воры в законе. Свяжешься – не развяжешься». Он был рад послать всех протасят куда подальше, но где-то в пространстве реализованных сюжетов его жизни лежала расписка. Маленькая бумажка с его подписью, за которую он мог сплясать, как дрессированный медведь.

Он проснулся от телефонного сигнала. Играл незнакомый номер.

«Опять что ли Слон? С чужого телефона достаёт. Вот сволочь. И не спиться же».

– Ну чего тебе опять надо от меня?

– Родя, это я, Андрюха. Извини, что поздно. Я тут у друзей зависаю, на природе. И связь приличная. Я чего звоню… У тебя случайно нет знакомых, кто бы мог квартиру сдать на время, недорого. Хоть на пару месяцев.

<<1 2 3 4...15 >>

На страницу:

Перейти

2 из 15