Мой город 5. Инвалид

В это самое время к Аманде подошла женщина игравшая на рояле. Она посмотрела на гостей, и спросила:

–Вам понравился вальс?

Ее голос был тонок как звук самой флейты. Играя свою мелодию в лесу под пенья сидящих на деревьях птиц.

Сидевшие за столом женщины посмотрели на спрашиваемую их женщину, и одна из них ответила за всех:

–Нам понравился вальс.

Женщина посмотрела на Марью, сказала:

–Я знаю, что Вы чувствовали каждую ноту одного из замечательного произведение Иоганна Штрауса. – затем она поинтересовалась. – Что Вы хотели бы сказать по этому поводу?

Этот вопрос почему-то смутил Марью. Она не хотела говорить о том, что она чувствовала слушая это произведение великого мастера вальса.

–Вы хотите знать? – сказала она, затем спросила. – Как Вас зовут?

–Извините, я не представилась. Меня зовут Доремианна.

Тут Марья поняла, что и Аманда и Доремианна все еще стоят, и она предложила им сесть, на что Аманда сказала:

–Мы не можем сесть за стол с гостями. – затем она добавила. – Каждая из нас сидит на своем месте, и только. Я за столом хозяйке, а Доремианна за роялем. – затем она добавила. Мы не можем сесть не на свое место, – и сделав паузу она добавила. – Это было бы неправильно.

Женщины переглянулись, и Марья с понимающе ответила:

–Порядок прежде всего.

Аманда подтвердила:

–Это верно. – затем она добавила. – Все в этом мире не идеально, даже искусство.

Доремианна поинтересовалась:

–Это Вы о чем?

–Об искусстве как таковом. – ответила Марья. – Все искусство не совершенно. – сказала она, затем добавила. – Даже вальс.

Доремианна удивилась и недоуменно спросила:

–Вам не нравиться вальсы Штрауса?

–Нет. – возразила она. – Вальсы Штрауса мне очень нравится. – затем она добавила. – Если бы он жил в наше время, то я уверенна, что он написал бы свои лучшие произведения. – затем она пояснила. – Я имею в виду что искусство движется вперед, и бессмертные произведения бессмертных композиторов будут жить вечно. – затем она сказала. – Но если бы эти музыканты жили в наше время, то они создали б произведения в тысячу раз лучше, чем тогда при их жизни.

–Это так. – согласилась с сестрой Олеся. – Искусство много потеряет если классика умрет. – затем она добавила. – впрочем, она сейчас умирает. – затем она сказала. – Джас уж не играют, а рок-н-ролл заменил рэп. Скоро появиться попса. Рэп – музыка для дебилов, а попса не знаю для кого. – затем она сказала. – Эта музыка, если ее можно так назвать, конечно найдет своего слушателя, но все же скажу я Вам, рок-н-ролл и джас когда-нибудь возьмут свое потерявшее лидерство, а вместе с ними и классика. – затем она сказала. – Так что Марья права, искусство не стоит на месте. Оно движется вперед. – затем она с сожалением добавила. – Жаль что молодежь не осознает это. На веянии с новой жизнью они уничтожают все то, что для них делали годами. – она посмотрела на Клавдию Ивановну, и сказала. – В этом я абсолютно согласна с Вами маменька.

Клавдия Ивановна легонько улыбнулась дочери, и сказала:

–Я рада, что кто-то понимает меня, и всегда будет на моей стороне. – затем она посмотрела на Марью, и как бы ей в упрек сказала. – Жаль что осознание порой приходит слишком поздно. – затем она добавила. – Иногда чтобы осознать правоту матери… – тут она запнулась. Ей нечего было сказать. Ведь перед ней сидела ее дочь. Дочь которую уже судьба наказала за ее беспечность. Теперь она на всю свою оставшуюся жизнь будет прикована к этому ненавистному для Клавдии Ивановны креслу. Что тут добавить? Вряд ли что можно сказать или добавить. Ведь сказать даже нечего, а добавить, подавно. Тут она сказала. – Я никогда не желала своим дочерям подобной судьбы. – затем она добавила. – Жаль, что осознание неизбежного конца и правды матери приходит слишком поздно.

–Я это знаю. – тихо ответила Марья, добавив. – Я уже это говорила.

Затем Клавдия Ивановна сказал:

–Что спрашивать что чувствовала Марья, – она посмотрела на Доремианну, сказала. – когда Вы играли вальс Штрауса голубой Дунай? – затем она тихо добавила. – Ведь она от этого не встанет на ноги?

–Не встанет. – согласилась Доремианна. – Но она будет летать! – обнадежила она ее. – Разве это не счастье? Летать! Чувствовать сому музыку и порхать вместе с ней на крыльях любви. Разве это не прекрасно?

–Лишь тогда, – ответила вытирая слезы платком Клавдия Ивановна, когда все части тело при себе. – затем она сказала. – А двухчасовое забытье под звуки музыки в каком-нибудь концертном заде, это совсем другое. Не правда ли?

–Может быть Вы и правы. – согласилась с Клавдией Ивановной, Доремианна. – Музыка лишь способна унести нас от каких-либо проблем лишь на какое-то время, а потом мы возвращаемся в реальность.

Клавдия Ивановна согласилась, сказав:

–Верно.

Тут Доремианна снова посмотрела на Марью, и спросила:

–Все же, что Вы чувствовали когда я играла?

Марья тихо спросила:

–Вы хотите это знать?

–Мне просто интересно.

–Мне казалось, – начала свой рассказ Марья. – что я лечу в облака. – объясняла Марья. – Я чувствовала что у меня словно появились крылья. Будто я порхаю там, – показала она рукой на небо. – в облаках.

–Я так и знала. – ответила Доремианна. Затем пояснила. – Я чувствовала то же самое что чувствовала я. – затем она сказала. – Вы так же как и я, музыкант. Позвольте дать мне Вам совет. – Поступайте в консерваторию. Вы станете отличным музыкантом. – она сделала паузу, добавила. – Может станете лучше нынешних.

–Вы мне льстите.

–Ни чуть. – отпарила Доремианна. – Я говорю правду. – утвердила она. – Вы станете отличным музыкантом, и не только.

–И не только? – не поняла Марья. – О чем это Вы?

–Вы умеете слушать музыку, погружаться в нее. – затем она сказала. – Вы станете отличным сочинителем музыкальных произведений. – затем она сказала. – Мне пора, скоро моя партия. Доремианна ушла. Подойдя к роялю, она села за него, и дирижер взмахнули своей волшебной дирижерской палочкой. Ноты ожили, и музыка открыв двери музыкальных аккордов легко вышла из музыкальных инструментов, неся людям радость и душевный покой, ее сердечное упокоение души и тело.

Жаль, что живущей на земле человек не может услышать эту музыку. Музыку души и сердце.