Отдых по пятницам

– Берите стул, присаживайтесь.

Капитан Ивченко был вежлив, насколько позволяла служба, и даже какой-то равнодушный. Он не проявлял эмоций, говорил ровно и монотонно, в его глазах не было злобы или доброты, ненависти или приязни. В них была только деловая пустота и настойчивость опытного сыскаря.

Я повиновался, придвинул шатающийся, как корабль на волнах, стул и аккуратно опустил свой зад, боясь грохнуться на пол. В дверь тут же постучали и в проем сунулась огромная голова, наполовину лысая, с перебитым носом.

– Товарищ капитан. Разрешите?

– Входи. Ты с протоколом?

– Угу, – детина кивнул и, не обращая на меня никакого внимания, прокосолапил к столу своего начальника.

– Присядь. Я прочту.

Опер плюхнулся на диван. Несколько минут Ивченко елозил карандашом по листам бумаги и вдруг улыбнулся, но быстро стер улыбку с лица, придавая ему чуть грозное выражение.

– Ты мне скажи – в школе русский язык проходили?

– Проходили, товарищ капитан.

– Вот я и вижу, что когда в школе его проходили, то тебя там и рядом не было! Читаю: "…труп гражданки Розановой Ксении Валерьевны, проживающей по адресу…" По какому адресу? Как труп может проживать по адресу, а? Супрун?

– Так это…

– Что это? Исправить! Дальше, – следак повел пальцем вниз по бумаге. – Ага, вот: "…труп гр-ки Розановой К.В. был обнаружен в полусидячем (!) положении в состоянии алкогольного опьянения средней степени тяжести… глаза убитой смотрят вдаль…". Ты что, Супрун? Решил Пушкиным заделаться? Прям целые поэмы верстаешь! В каком "полусидячем", какая "даль"?

– Так это… она сидела, а когда ее по голове, то повалилось на бок… вот, – на лбу писателя выступила испарина.

– Что повалилось?

– Так это…известно что… тело потерпевшей.

– Твою мать, какой потерпевшей? – вызверился капитан.

– То есть, пострадавшей.

– Пострадавшей?! Супрун, страдают и претерпевают живые, а она жмур! Уяснил?

– Так точно! – он резво вскочил с дивана.

– Садись. А откуда ты слямзил эдакий поэтический оборот: "состояние алкогольного опьянения средней степени тяжести", а? Это что, побои тебе? И как ты это самое опьянение измерил?

– Плюс труп, – неосознанно вставил я.

– Чего? – Ивченко зыркнул в мою сторону. – Ах, да. Труп в состоянии алкогольного опьянения. Ты где так писать учился, Супрун?

Бедный опер был красный как рак и не знал, что отвечать, а потому виновато потупил взгляд.

– И как глаза убитой могут смотреть вдаль? На кой хер ты пишешь эту галиматью?!

– Я исправлю, товарищ капитан, – виновато пробубнил он

– Шагай. Исправляй. Сам вызову. На-а… Пушкин, мать твою за ногу!

Супрун буквально вылетел из кабинета, а я едва сдерживал себя, чтоб не засмеяться.

– Это не смешно, Данила Сергеевич, – уже серьезно и так же ровно, как раньше, резюмировал капитан. – Поди, уже догадались о причине, по которой мы с вами тут мило беседуем?

– Догадался. Ксюшу убили? – и я изобразил знак вопроса на своем фейсе так, будто мне все еще не вериться в происшедшее.

– Убили. Вчера вечером.

Я молчал.

– Не удивлены?

– Почему же, удивлен.

– Не видно. Где вы были вчера между 19.00 и 01.00 ночи этого дня? – он взял в руку ручку, пододвинул к себе лист бумаги.

– С друзьями. Отдыхали вместе.

– В клубе "Конго"? – прищурился.

– Да.

– Это ваше?

Ивченко достал из ящика стола мои документы.

– Мое. Только вот куртка подевалась куда-то.

– Она у нас. Вернем. Почему же вы ушли из клуба, оставив в нем куртку с документами?

– Вышел сигареты купить, они в клубе дорогие больно, – нашелся я.

– И?

– Вернулся, клуб пустой. Все закрыто, и куртки моей нет.

– А почему вышли без куртки? Холодно ведь еще по вечерам.

– Так думал по-быстрому. А пришлось пробежаться.

– Ясно. И факт отсутствия вашей верхней одежды не обеспокоил?

– Нет. Мне же сказали, что налетел "Беркут", всех забрали и вещи тоже.

– Положим, забрали не всех, ну да ладно. А где вы сигареты купили? И где они? Показать можете?