Зона-51

–Вы имеете в виду президента Финляндии и лидера английских лейбористов?

–Да. Дело в том, что мистер Вильсон был завербован еще в начале 40-х. Будучи президентом Совета по торговле в конце 1940-х годов, Вильсон находился в торговых миссиях в СССР и был в хороших отношениях с Анастасом Микояном и Вячеславом Молотовым. Он продолжил эти отношения, когда лейбористы стали оппозицией, и его знания британской политики были высоко оценены КГБ.[26 - Ziegler, Philip. Wilson: The authorised life of Lord Wilson of Rievaulx. – Weidenfeld and Nicolson. 1993. – ISBN 978-0-297-81276-0.] Он же высоко ценил и господина Кекконена, дружившего со Сталиным с тех же самых времен и приведенного к власти в стране не без помощи советских силовых структур. [27 - Похлёбкин. В.В. Урхо Калева Кекконен. – М: Междунар. Отношения, 1985. – 288 с.]

–А они как узнали про планы Хрущева? – удивился Энглтон.

–Как у нас говорят, по пьяной лавочке, – ответил Голицын. – Никита Сергеевич проболтался Кекконену. Финн, он сам большой любитель выпить, и Хрущева всегда поит во время официальных визитов. Ну тот и не сдержался. А потом вошел в раж и, желая показать свою значимость во время встречи с официальной английской оппозицией, сказал Вильсону, что, если парламент Соединенного Королевства не изберет его премьером, дав ему возможность проводить линию сотрудничества с Советами – а он, как вы знаете, лейборист крайне левого крыла, – то КГБ просто убьет Макмиллана, так же, как Кеннеди. Англичане сейчас слабы, Суэцкий кризис почти убил империю, и понятно, что советские шпионы покрыли тело умирающего льва так же, как тело настоящего льва на перед смертью покрывают всевозможные паразиты. Так что близость Вильсона и Хрущева вполне объяснима… А уже Вильсон и Кекконен, как люди подневольные, завербованные, обязаны были эту информацию передать своим кураторам в ГРУ и Комитете. Что они и сделали.

–Почему же Пеньковский – едва ли не третий человек в ГРУ – нам ничего не сообщил? – недоумевал его собеседник.

–Вы отвечаете на свой вопрос, который задали в начале встречи. С Пеньковским вся ясно, он проиграл.

Энглтон понял, что его визави явно не блефует, но информации за последние несколько минут было так много и она была столь серьезной, что требовала срочного осмысления. Причем, не в одиночку.

–Спасибо, мистер Голицын, – как будто сменив гнев на милость, заговорил он. – Сейчас вас отвезут в отель. Там вы будете ждать нашего решения. Надеюсь, вам там будет комфортно и безопасно. Во всяком случае, мы приложили для этого все усилия.

21 декабря 1961 года, Вашингтон, округ Колумбия

Директор ЦРУ Аллен Уэлш Даллес принимал своего заместителя Джеймса Энглтона в одном из столичных офисов Управления. До сегодняшнего дня оно не имело центрального помещения, в котором бы размещались все службы – они были раскиданы по Вашингтону, в не обозначенных табличками кабинетах внутри малоприметных магазинов или промышленных небоскребов. Строительство центрального офиса, занимающего целое здание, велось сейчас в Лэнгли, но до окончательной сдачи объекта в эксплуатацию было еще далеко,[28 - Agee, Philip (1975), Inside the Company: CIA Diary, Harmondsworth: Penguin Books, ISBN 0-140-04007-2] и потому мастодонту разведки приходилось встречаться с журналистами, осведомителями и шпионами, а также собирать заместителей на совещания в плохо приспособленных для этого кабинетах в разных районах столицы.

–Бентли, Бентли… – пробормотал Даллес, выслушав до конца доклад своего заместителя по итогам встречи с Голицыным. – Да уж, доставила нам эта дамочка хлопот во время подготовки Нюрнбергского процесса. Вернее, не она сама, а те, на кого она нас вывела…

Даллес занимался подготовкой Нюрнбергского процесса и знал, что советские шпионы в Вашингтоне осенью 1945 года прикладывали недюжинные усилия, чтобы сорвать его проведение. Инициатива США провести процесс (в пользу которой свидетельствует, помимо прочего, проведение его именно на территории Нюрнберга, занятого американскими войсками) грозила вскрыть мировой общественности не просто дружбу Третьего рейха и СССР перед войной, но и основанные на личной симпатии Гитлера и Сталина территориальные претензии последнего в отношении Польши. Конечно, союзники, утверждая Устав Трибунала, договорились, что про пакт Молотова-Риббентропа речь в процессе не зайдет, но вот про казнь военнопленных в Катыни речи не было.

–Тогда, – говорил Даллес, – Сталин начал искать варианты срыва процесса в соответствии с международным правом. Его юридический советник, бывший прокурор, замаравший себя участием во всех крупнейших политических процессах 1930-х, Андрей Вышинский, хоть и перешел на службу в МИД, но не перестал быть специалистом в области юриспруденции. Он-то и подсказал ему, что суда не будет, если признать всех подсудимых невменяемыми. Таким образом, противники процесса убивали одним выстрелом двух зайцев – не только спасались от гласного судебного разбирательства, но и лишали какой бы то ни было состоятельности слова сподвижников Гитлера, могущих подтвердить его дружбу со Сталиным. Кто поверит сумасшедшим?

Самоубийство одного из подсудимых, Лея, в канун процесса как нельзя более подходило на роль информационного повода для проведения экспертизы. И судебно-психиатрическая экспертиза вскоре была назначена. Проведение ее было поручено военному психиатру Дугласу Келли. Что тут необычного, спросишь ты? А то, что он был учеником другого американского психиатра, доктора Альфреда Коржибски, поляка по национальности. А тот в Первую мировую служил в Русской Императорской Армии, куда пришел из… охранки, царской тайной полиции! И, по стечению обстоятельств, в это же время в охранке служил не кто иной, как Иосиф Сталин! В ту пору я добыл много доказательств этого факта. [29 - О работе А. Даллеса в Нюрнберге в 1945-46 годах и доказательствах работы Сталина на царскую охранку см. С. Йоханссон. Тайны войны. – Екб, ООО «Издательские решения», 2021 г., ISBN 9785005335746]

–Но тогда эта экспертиза ни к чему не привела…

–Да, Келли нам удалось отставить – выяснилось, что его назначение экспертом пролоббировал не кто иной, как Декстер Уайт, который курировал подготовку процесса над финансистами рейха и потому имел отношение к сенатской комиссии, ведавшей кадрами для Нюрнберга. Шпионский скандал вокруг Уайта не дал нацистам избежать ответственности… Но сейчас мы не об этом.

–Ну почему же? – вскинул брови Энглтон. – Опять русские шпионы вставляют палки в колеса мировой политики и внутренней политики Штатов…

–…и наша задача – им помешать, – продолжил мысль его шеф. – Значит, говоришь, они обложились агентами влияния? Что ж, зная, кто такие Вильсон и Кекконен, и то, что без участия Советов им бы никогда выше депутатов нижней палаты местного парламента не продвинуться, поверить в это можно. Как и в то, что Джей-Эф Кей стоит поперек горла Союзу из-за наших действий в заливе Свиней. Конечно, с нашей стороны это была провокация, попытка столкнуть лбами Джека и Хрущева, пусть даже и без ведома первого, но она того стоила. Теперь Советы показали свою истинную заинтересованность в Кубе. И в этом вопросе они не остановятся ни перед чем, включая убийство Президента. Это и понятно – такой анклав внутри Соединенных Штатов. Им ничего не было и не будет так важно, как пребывание рядом со своим стратегическим противником. Ведь, находясь у нас под носом, на Кубе, они смогут заглядывать даже туда, куда обычно им заглядывать не положено. И, соответственно, держать нас за причинное место, регулируя, как ты правильно подметил, наши действия по всем основным направлениям международной политики. Что это де-факто означает? Проигрыш в «холодной войне», мягкую капитуляцию на продиктованных врагом условиях мира с тем, с кем вообще никаких договоренностей заключать нельзя!

–И как мы поступим? – спросил Энглтон.

–Боюсь, что в свете сказанного этим Голицыным у нас не остается иного выбора, кроме как вернуться к плану трехлетней давности.

–Плану ликвидации Кастро?

–Да, – кивнул Даллес, – к операции «Мангуст». Думаю, сейчас самое время ее возобновить. Конечно, докладывать об этом Президенту мы не будем – он настроен к нашим врагам даже слишком дружелюбно, и его эта инициатива на данном этапе спугнет, даже, если мы расскажем ему про этого русского перебежчика. Поэтому согласовывать операцию мы будем с генеральным прокурором.

–С Бобби? – спросил Энглтон, имея в виду брата Президента и мысленно восхищаясь Даллесом, который придумал ловкий тактический ход, воспользовавшись ситуацией, при которой левая рука не знает, что делает правая, но обе принадлежат одному и тому же человеку.

–Именно. Он нам точно не откажет… А что касается этого перебежчика, то, думаю, ему можно верить – слишком много совпадений, причем, стратегического характера, такими бы Советы просто так, с целью приманки, разбрасываться не стали, – но пока все же держать на небольшом расстоянии. Поверь мне, я знаю, о чем говорю – советские шпионы обладают уникальной способностью проникать в святая святых врага, играя подчас на грани фола.

В это время в кабинете Даллеса зазвонил телефон. Он обмолвился с собеседником парой коротких неоднозначных фраз, а потом повесил трубку и, в растерянности подойдя к окну, закурил свою знаменитую трубку.

–Что случилось, Аллен?

–Знаешь, незадолго до встречи с тобой я поручил нашему английскому представительству, – так он обычно ласково именовал резидентуры, – выйти на связь с мистером Филби. Уж очень занимательной показалась мне информация относительно тех его кембриджских друзей, что были разоблачены в 52-ом в Лондоне. Я сам с ним знаком, и знаком хорошо, и потому решил еще раз проверить состоятельность информации этого Голицына.

–И что?

–В том-то и дело, что найти его не представилось возможным. Он исчез.

–То есть как – исчез? – удивился Энглтон. – Высокопоставленный работник МИ-6 испарился из Лондона?

–Именно.

–И где он может быть?

–Его непосредственное начальство считает, что в Москве… – пробормотал явно обескураженный шеф ЦРУ.

–Вот даже как?!

–Да. И это еще раз укрепляет меня в мысли о том, что со стартом операции «Мангуст» затягивать нельзя.

Досье (операция «Мангуст» и ее предпосылки). Чтобы понимать уровень международной напряженности той поры, надо кратко охарактеризовать общий внешнеполитический фон, создаваемый обеими сторонами «холодной войны» в мире в конце 1950-х- начале 1960-х годов. Что там происходило?

1956 г. XX съезд КПСС, тяжелейший удар по авторитету Советского Союза, после чего в США появились мысли об отбрасывании коммунизма, поутихшие было после неоднозначного окончания войны на Корейском полуострове, которую США и их сателлиты вели под флагом ООН. События в Венгрии не заставили себя долго ждать. И сказать, что советское руководство испугалось, – не сказать ничего. Но, испугавшись, оно сделало в целом верный вывод, что на удар надо отвечать двойным ударом.

Октябрь 1956 г. – март 1957 г. (активная фаза: октябрь – ноябрь 1956 г.). Суэцкий кризис. Открытый, можно сказать публичный, распад Британской империи. Нет, распадаться она начала в сентябре 1940 г., когда стареющий британский лев начал распродавать наследство империи. Имеется в виду знаменитая сделка по обмену прав аренды на 99 лет (интересно, вспомнит ли об этом кто-то в 2039 г.?) британских баз в Вест-Индии на 50 потрепанных американских эсминцев. Но более очевидный и унизительный символ конца эпохи, чем Суэц, трудно представить. Британская империя перестала существовать как значимая геополитическая сила, став частью пыльных книжных полок в заштатном книжном магазине. Впрочем, и СССР, и США было над чем задуматься после кризиса.

Октябрь 1957 г. – первый советский спутник. Легкий пока еще холодок прошел по спинам тех, кто понимал, хотя большинство американцев посчитали, что это всего лишь дорогостоящая игрушка. На Западе мало кто по-настоящему понял, что произошло.

Май 1960 г. Инцидент с U-2 Гэри Пауэрса, первый подход к неизъяснимому. Момент истины для советского руководства, почувствовавшего себя беззащитным, когда самолет шел вглубь страны с непонятными целями. А затем – чувство новой уверенности в своих силах, когда обломки самолета рухнули под Свердловском.

12 апреля 1961 г. Полет первого человека в космос, крупнейшее мирное наступление СССР. Величайший политический, технологический и имиджевый прорыв страны и народа, расцененный властью, как прорыв идеологии.

14–16 апреля 1961 г. Провальная операция в заливе Свиней, в ходе которой ЦРУ планировало руками кубинских политэмигрантов свалить режим Фиделя Кастро на Кубе, но безуспешно.

Август 1961 г. Строительство Берлинской стены или «Антифашистского вала» в зависимости от идеологической позиции читателя. Фиксация окончательного разделения сфер влияния в Европе. Надо быть очень наивным, чтобы не понимать, что в условиях замораживания противостояния в Европе энергия конфронтации пойдет куда-то еще. Вопрос в том – куда.

Октябрь 1961 г. Размещение американских ракет в Турции. Возникновение крайне серьезного вектора уязвимости СССР, которую невозможно было компенсировать в рамках обычной для тогдашнего СССР военной политики. Трудно отделаться от мысли, что размещение 15 ракет Jupiter в районе г. Измир было, скорее, фактором политического давления на Москву, своего рода приглашением к превентивному удару для Кремля, полностью развязывавшему руки американским военным.

30 октября 1961 г. Испытание термоядерной «царь-бомбы» в СССР мощностью 50 мегатонн. Советский ответ на нагнетание напряженности был асимметричным, но сказать, что он был эффективным, трудно.

Июнь 1962 г. События в Новочеркасске. Руководство Советского государства расстреливает голодную демонстрацию рабочих и в то же время, их же руками строит себе ядерное и оружейное превосходство в «холодной войне».

Октябрь 1962 г. Арест в Москве американского шпиона Олега Пеньковского, роль которого в Карибском кризисе не ясна, но, похоже, намного значительнее, чем считается. А за арестом – начало крайне сложных процессов внутри советского руководства, закончившихся громкими отставками, в том числе и людей, имевших более чем прямое отношение к неизъяснимому, – генерала армии Ивана Серова и главного маршала артиллерии Сергея Варенцова.

Реальный эндшпиль наступил через два года – в октябре 1964 г., когда из политики ушла вторая главная фигура Карибского кризиса и всего политического пространства тогдашнего мира, Никита Хрущев. Вернее, Хрущева из политики вывели. Думается, именно по причине его странной и очень уж «миролюбивой» роли по отношению к американскому Президенту, трагически погибшему годом ранее. [30 - Дж. Дуглас. Зачем убили Джона Кеннеди: Правда, которую важно знать. Издательство Альпина Паблишер. Год издания 2019. ISBN 978-5-9614-2089-0]

Кто-то может сказать, что на данном внешнеполитическом фоне позиция США выглядела более слабой; кто-то – выдвинуть аналогичное утверждение в отношении позиции СССР. Но никто не станет спорить с тем, что напряженность в отношениях между двумя странами последовательно нарастала, и втянут в этот конфликт был весь мир…

27–28 октября 1961г. после нарастания напряженности в американо-советских отношениях вокруг Берлина на протяжении всего лета и кульминации в августе, когда Хрущев отдал распоряжение о строительстве стены между Восточным и Западным Берлином, генерал Люсиус Клей, личный представитель президента Кеннеди в Западном Берлине, провоцирует 16-часовое танковое противостояние между США и Советским Союзом у Берлинской стены. Кеннеди посылает по неофициальным каналам срочное сообщение Хрущеву, после чего тот начинает отвод танков, создав прообраз разрешения Карибского кризиса год спустя.