Слепцы

У самого входа на станцию, откуда раньше почти всегда слышался шум, а сейчас не доносилось ни звука, Николай Степанович, помощник вождя, долго копался, шуршал тканью куртки. А потом вдруг, вызвав у всего племени восхищенный возглас, достал из кармана небольшой светящийся предмет.

В первый раз за много-много дней пещеры озарил свет.

На миг все забыли о предстоящем сражении, о ранах и вывихах. Забыли обо всем. Они смотрели друг на друга так, словно видели в первый раз в жизни.

– Так вот ты какой… – произнесла Даша, осторожно протягивая руку и нежно гладя по щеке Арса – юношу, с которым они уже давно были больше чем друзья.

– Да, – улыбнулся Арс, – вот я какой. Страшный, да?

Он скорчил рожу.

– Глупости какие! – фыркнула Дарья. – Совсем не страшный. Очень даже милый.

– И ты тоже, – отвечал Арс. И тут же смутился, отвел взгляд. Даже как будто покраснел.

Афанасий фыркнул. Люди, говорящие о любви, всегда выглядели в его глазах комично.

– А свет откуда? – спросил Проха. Даже он был до последнего момента не в курсе, откуда взял Николай Степанович для племени свет.

– Светлячки, – отвечал помощник вождя, с гордостью и восторгом глядя на стайку светящихся насекомых, заключенных в стеклянную банку. – Кто бы мог подумать, что тут они водятся…

– Все, – раздался суровый голос слепого обходчика, – не время болтать. За мной.

Станция встретила их гробовой тишиной. Она была покинута. Мертва. Ни одного живого человека, только обглоданные кости повсюду. Много, очень много костей. И бесформенные, размазанные пятна крови.

На путях стоял поезд. Выглядел состав пещерного метро так, словно какой-то великан в припадке безумной ярости крушил и корежил его. Тут и там были видны осколки стекла, выломанные сиденья, вырванные поручни.

В воздухе висел тяжелый неприятный запах. От него начинала кружиться голова, и тошнота подступала к горлу.

– Боже… – пролепетала Наталья, подруга Афони, хватаясь за сердце.

О том, что творилось на станциях все это время, пещерные жители отлично знали. Как бы далеко в глубь карстовой системы ни забирались они, везде слышны были отзвуки леденящих душу воплей, днем и ночью доносившихся из метро.

Но одно дело – слышать крики умирающих, и совсем другое – увидеть последствия пиршеств своими глазами.

Многих замутило. Кто-то крестился и читал молитвы, кто-то плакал.

Лишь Кондрат Филиппович, не видевший того, что творилось вокруг, сохранял спокойствие.

– Осмотреть тут все, – распорядился он. – Вдруг кто-то спрятался.

Николай Степанович со светильником пошел проверять дальние углы. Тьма сгустилась вокруг пещерного отряда, и Афанасию стало не по себе. Казалось, души убитых здесь людей кружатся вокруг него, протягивают призрачные руки в немой мольбе, вопрошая: «За что? За что?»

Ледяные пальцы духов касались кожи Афанасия, стискивали его запястья, сдавливали горло. Казалось, сама тьма шевелится, ворочается, как медведь в берлоге. Тьма словно бы жила своей собственной жизнью…

Афанасий встряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Не помогло.

– Ты тоже это видишь? – спросила Наташа свистящим шепотом.

– Да… – шепнул мальчик. Уточнять, что видит Ната, он на всякий случай не стал.

– Тогда повторяй за мной: огради меня, Господи.

– Огради меня, Господи… – повторил Афанасий.

– Силою честнаго и животворящего Твоего креста.

– Честного, – поправил ее Афоня.

– Это молитва! Повторяй, как я говорю. Ну?

Афанасий повторил слово в слово.

– И сохрани меня от всякого зла, – закончила молитву Ната.

– И сохрани меня от всякого зла, – произнес Афанасий. Легче на душе не стало. Стальной обруч по-прежнему стягивал его голову. Но и страх немного улегся.

«Какие, на фиг, призраки? – посмеялся над собой мальчик. – Тьфу. Хватит накручивать себя. А молитва в самом деле помогает. Помогает душу успокоить. Надо будет запомнить ее…»

Наконец осмотр станции был окончен. Как уже и так стало всем давно ясно, людей тут не осталось.

– Может, вернемся? А? – проговорил Сева, мигом растерявший здесь, на вымершей станции, всю спесь и всю надменность.

– Разговорчики. На вторую станцию – живо! – последовал резкий ответ Кондрата Филипповича.

– Но ведь и так ясно!.. Ведь все ясно, а, народ? – завертел Сева головой в поисках поддержки.

Никто не ответил ему.

Притихшие, угрюмые люди двинулись на станцию «Зал Апсны».

Гробовая тишина царила в туннеле. Ни звука не доносилось оттуда. Только уныло, монотонно капала с потолка вода.

Холодные капли, падая людям на головы, плечи, спины, заставляли их ежиться, вздрагивать.

Кап. Кап. Кап.

* * *

«Как мы будем здесь жить? Как?!» – этот вопрос задавала себе Даша сотни раз подряд.

Ледяное безмолвие окружало людей. На каждом шагу подстерегали либо обвалы, либо ущелья. В любой момент, всего лишь сделав неудачное движение, можно было распрощаться с жизнью. И это еще был не самый худший расклад…

Пока шла война с каннибалами, все мысли людей были сосредоточены только на том, как бы самим не стать обедом. Конечно, они страдали от голода, холода, сырости. Конечно, неприятно было ходить в грязной, рваной одежде. Но смертельная опасность, исходящая от соседей, отвлекала племя от бытовых проблем.

Теперь опасности не стало, И перед горсткой выживших со всей пугающей ясностью встал вопрос: а надолго ли они сами переживут уничтоженных людоедов?

Вопли и рычание, доносившиеся со станций все эти дни, стихли. Пещеры погрузились в тишину. Эта тишина, которую нарушало лишь печальное «кап-кап», сводила людей с ума. Они начинали ни с того ни с сего шуметь, кричать, топать ногами. Когда вождь спрашивал сурово, что это за безобразие, слышал в ответ: «Не могу я больше эту тишину проклятую терпеть!»