– Что? Да как ты смеешь, великанчик! Кофейная гуща – мой конек, – заявила фея.
Предчувствуя сенсацию, Эдя схватил карандаш.
– В каком году примут эти самые гомосапы?
Фея наморщила лобик.
– В 2050-м, по-моему. Или нет, вру, в 2050-м Россия вновь станет монархией… Значит, где-то в 2045-м, – легкомысленно промурлыкала она.
Сделав на клочке бумаги запись, Эдя покрутил в пальцах карандаш.
– Слишком долго ждать, – удрученно сказал он. – Вот если бы это случилось завтра, тогда совсем другое дело. Еще что-нибудь у нас есть?
Эдя покрепче ухватился за карандаш. По его лицу забродило вдохновение. Минут через десять он глубокомысленно созерцал столбик предсказаний.
– Всплеск рождаемости – 2012-й. Три года подряд у всех будут рождаться исключительно двойняшки. Тайна вечной жизни – 2018 год… – бормотал он. – Бессмертный роман «Тридцать первый сребреник» – 2019-й. Перенос столицы в Саратов – 2040-й. Москва становится курортным городом после образования в Раменках нового шельфового моря. Вокруг Москвы зеленеют ананасовые и банановые плантации – примерно 2060-й. Чукчи мигрируют на юг и дарят человечеству один за другим семь гениев – после 2065-го и дальше. На Урале появится новая гора высотой в девять километров – 2068-й. Создание мозговых протезов – около 2090-го… О, нет! Если я это озвучу, меня упекут в психушку, причем до того, как в 2034-м все психушки закроют на переучет…
Эдя еще раз скептически посмотрел на бумажку и скомкал ее, правда, почему-то очень осторожно.
– Никуда не годится! «Пророк» этого не возьмет. Таких бредовых предсказаний у него пруд пруди. Чтобы он поверил, нужна изюминка! Событие, которое произойдет в самое ближайшее время! Завтра! Послезавтра! – заявил он.
Двухдюймовочка вздохнула.
– Ну хорошо… Так и быть… Попытаюсь предсказать что-нибудь из ближайшего будущего. Исключительно, чтобы позлить сестру. Но учти, великанчик, только посмей после этого стать ее пажом! Еще раз увижу на тебе ее метку – следующая метка будет на твоем гробу! – предупредила она.
Фея вытерла губы и, встав, искоса посмотрела в окно. Эдя услышал, как она бормочет:
– Тэк, что у нас тут?.. Луна в упадке. Венера уже не видна… Ветер северо-западный девять сквозняков в секунду. На фиалке высох третий лист… Первая буква в имени прадедушки этого болвана «В»… Ну-ка, дружок, вырви у себя сколько хочешь волос! – вдруг потребовала она, повышая голос.
– Что, прямо так? – встревожился Эдя.
– Да ты еще и трус? Рви давай! Смелее!.. Магия требует жертв… Сколько вырвал? Считай! Что, девять? Точно девять? Ну тем хуже для тебя…
– Почему хуже? Не получилось? – забеспокоился Хаврон.
– Напротив, все получилось просто отлично! – заверила его Двухдюймовочка. – Слушай, глупый великанчик!.. Завтра из реставрационной мастерской при Пушкинском музее будет похищена картина «Мальчик с саблей» работы неизвестного художника. Она пропадет среди бела дня, из охраняемого помещения, и круглосуточно направленная на нее видеокамера ничего не зафиксирует. Кто-то наденет на нее – на видеокамеру, то бишь! – носок с сохранившимся ценником.
Низко висящая лампа закачалась, задетая взвившимся затылком Эди.
– Когда ограбят мастерскую? – крикнул он.
Двухдюймовочка удивленно подняла брови.
– Ну я же, кажется, сказала: завтра! И еще раз повторяю: не вздумай стать пажом моей сестры! Ты понял, великанчик? Только попробуй служить ей, а не мне, и я превращу твои уши в свиные!.. Эй, ты куда? Я с кем разговариваю?
Но Эдя уже мчался к дверям, словно его преследовал осиный рой.
– Ох уж эти великанчики! Убежал и даже ручку не поцеловал!.. Выпить мне, что ли, коньяку? Пусть у сеструхи башка потом трещит! – мечтательно произнесла Двухдюймовочка.
* * *
Час спустя стеклянная дверь буфета главного корпуса «Стаканкино» отразила стремительно несущегося Эдю. Мимо милицейского поста на входе внизу он пробрался каким-то чудом, примазавшись к группе участников спортивного шоу «Тяни-Толкай». Едва прошмыгнув пищащий металлоискатель, усмотревший грозное оружие в обычных ключах, он нагло удрал от тянитолкаевского ассистента и моментально заблудился в одном из коридоров. Здесь, перейдя с кроссового бега на спортивную трусцу, он отловил за локоть молоденькую секретаршу, дожевывавшую на ходу песочное пирожное.
– Где «Пророк»? – крикнул Эдя ей в новенькое ухо.
– Шестой этаж. Три комнаты сразу у лифта, – пугливо роняя крошки, объяснила секретарша.
Вскоре бывший официант задумчиво созерцал одинаковые железные двери. На первой было: «НЕ БУХГАЛТЕРИЯ! ПОСТОРОННИМ НЕ ВХОДИТЬ!» На второй: «БУХГАЛТЕРИЯ! НЕ ВХОДИТЬ!» и на третьей: «ПРИЕМ ПРЕДСКАЗАНИЙ СТРОГО ПО ТЕЛЕФОНУ!»
Кроме упомянутых надписей, на одной из дверей красовался захватанный график съемок, на котором кто-то понаставил карандашом язвительных вопросительных знаков.
– Будем считать, что я не посторонний! Я курица, которая снесла для них сенсацию. Они примут меня с распростертыми объятиями, – сказал себе Эдя, с трепетом открывая первую дверь.
Бывший официант наивно ожидал оказаться в творческом пекле, где методом проб и ошибок, в бесконечных дублях и режиссерских криках куется массовое искусство, но, увы, загроможденная столами комната была почти пуста. Лишь у окна происходило какое-то подобие деятельности. За столом, к Эде затылком, сидел молодой мужчина в светлой майке и, страдальчески потея, топтал клавиатуру компьютера двумя пальцами.
– Добрый день! Моржуева не видели? Ведущего, в смысле? – крикнул Эдя, обращая свой вопрос к одинокому затылку.
Затылок не ответил. Эдя разглядел украшавшие голову мужчины наушники.
– С этим все ясно. Он как три обезьянки сразу: ничего не видит, ничего не слышит и ничего никому не говорит, – прокомментировал Эдя, толкаясь в следующую дверь.
Но, увы, и эта комната его ничем не порадовала. В ней Хаврон нашел лишь одинокого электрика, который, стоя на стремянке, старался не уронить себе на голову пластиковый плафон. Несмотря на теплое время года, шея у электрика была обмотана длинным красным шарфом.
– Приветствую вас! Вы не знаете, где… – начал Эдя, созерцая эту картину.
– Закройте дверь! Сквозняк! Говорят вам, я простужен! – засипел электрик.
Он с такой яростью обернулся к Эде, что стремянка опасно покачнулась. С ее деревянной, заляпанной краской площадочки посыпались лампы дневного света. Не дожидаясь, пока его догонит яростный вопль, Эдя ретировался и, порядком озадаченный, сунулся в третью комнату. Навстречу ему, угрожающе размахивая руками, тотчас устремился курчавый молодой человек с очень красными губами.
– Дорогуша, вы что, читать не умеете? Не бухгалтерия! – простонал он плаксивым голосом, пытаясь выдавить Хаврона наружу.
Эдя осторожно отлепил от себя руки молодого человека и вытянул их по стойке смирно.
– Без паники! Где пожар? Нету пожара! Моржуев здесь? – сказал он строго.
Красногубый молодой человек озабоченно воззрился на Эдю.
– Андрей Рихардович занят. У него скоро запись. А вы ему, собственно, кем приходитесь? – спросил он с внезапным подозрением, косясь на крепкие плечи Эди.
– Я ему всем прихожусь! Другом, товарищем и братом, – с раздражением ответил Хаврон.
– В каком смысле «товарищем»? – забеспокоился курчавый церберенок.
– Не вибрируйте, юноша! В общечеловеческом. Я должен видеть его немедленно. Перед эфиром. У меня сенсация.
– Дорогуша, тут у каждого сенсация! И хоть бы что-нибудь стоящее! – с облегчением затараторил молодой человек. – Вам нужно было позвонить по телефону и оставить сообщение. Как вы, собственно говоря, сюда попали? Кто вам выписал пропуск?
– Юлий Цезарь, – ляпнул Эдя.