Университетские истории

ЧЬИ ЭТО ДЕТИ?

Доцент Мымрин и его жена сидели в пиццерии. Вдруг послышался страшный грохот посуды, детские крики и вопль официантки из соседнего зала:

– ЧЬИ ЭТО ДЕТИ?!

– Так… деньги под стакан, бери одежду, быстро уходим через заднюю дверь…. – шепотом сказал Мымрин.

– Да, но мы же сегодня без детей! – сказала жена Мымрина.

– А… ну да… А кто их родители-то? Но ведь можно же было, чтобы дети спокойно посидели рядом. Вот тут и телевизор есть, мультики идут. Здесь общественное место, в конце концов… – сказал Мымрин и сокрушенно покачал головой.

ДУША ЖЕНЩИНЫ

Однажды на свободной паре Щукин и Воздвиженский стали спорить, есть у женщин душа или нет.

– Имеется душа! – авторитетно говорит Воздвиженский. – В Ветхом Завете очень точно на это указывается. Много ссылок, доказательств… Это вас, коллега, сбила с толку легенда о Маконском соборе. Кроме того, есть такая книга «О том, что женщина не имеет души». Она упоминается у Пьера Бейля, но самой этой книги не существует. Это современная наука уже доказала.

– Нет! – не соглашается Щукин. – Я готов признать, что у женщин есть сердце, ум, благородство! Женщины вообще, в целом, лучше мужчин. Мы пальца их не стоим. Если бы мне нужно было отправляться на необитаемый остров, я бы даже не сомневался, кого брать с собой в лодку. Но души у них никак не может быть.

– Есть душа, – спорит Воздвиженский. – Не иди вслед на анабаптистами! Это ересь! Есть душа. Сам не видел, но знаю, что есть.

– Нету, – не соглашается Щукин. – Ну, может, изредка встречается, но, в целом, нет. Это я тебе как глубочайший, убежденнейший феминист говорю!

А на кафедре еще сидела аспирантка Лена и протирала посуду спиртовыми салфеточками. Она тоже слушала про женскую душу и ей тоже хотелось что-нибудь сказануть умное. А профессора разгорячились, уже толкаются.

– А я вот думаю… – начала Лена.

ТРИ СОБАЧКИ И МОРСКАЯ СВИНКА

У Миши Торопыгова с кафедры языкознания жена ушла к турку и оставила ему двух мальчиков.

– Ну как дела, папаша? Справляешься? – спрашивает у него как-то профессор Щукин.

– Да ничего… – отвечает Миша Торопыгов. – С бытом хорошо справляюсь, только вот тут вот какое дело. Они, понимаешь, сидят в темноте в комнате и смотрят в телефон. Понимаешь, ночью! На одной кровати сидят и смотрят телефон. А в телефоне блогерша. У нее три или четыре собачки, морская свинка и еще кто-то там. Она их кормит, говорит их голосами – в общем, ничего особенного. Но она дико радостная… Просто радость как из шланга… Тонны радости. Я тоже ее смотреть стал. Втроем ночью смотрим, как кормят собачек и пищат их голосами… Шиза!

– М-да… – сказал Щукин.

– Но это не самое страшное, – добавил Торопыгов. – Самое страшное, что там каждую секунду еще сообщения всплывают от пользователей. С дикими ошибками «Я тибя лубу», «Ты хрошая», «Ты супир» и т. д. В двух словах по шесть ошибок. Но эти сообщения они все про любовь. То есть дикое количество детей хотят, чтобы их любили. Причем у 90 процентов этих детей точно есть мамы, но они сидят ночью в своих темных комнатах и хотят радости, эмоций, чтобы с ними разговаривали и пищали этими голосами за собачек, тормошили их и впрыскивали в них эмоции… Сейчас все у людей есть, а вот с эмоциями и радостью дикая засада.

– Жесть, – сказал Щукин.

ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ НЕВЕСТКА

– Есть такая любопытная вещь! – сказал профессор Щукин. – Обычно отношения между двумя семьями очень напряженные. Не враждебные, но такие прямо стеклянные. Ну там свекровь почти никогда не скажет: «у меня хорошая невестка», а только «у меня очень-очень хорошая невестка!» и при этом лицо такое сделает, ну вы поняли. То есть семьи не верят друг другу до конца, боятся поссориться, чтобы не испортить очень хрупких отношений, и потому ведут себя как две старушки в одном подъезде. Если одна поздоровается с другой 9 раз в день, а другая ответит только 6, то это будет уже почти ссора!

Щукин замолчал и мечтательно взглянул в окно:

– А эти Сидоровы… У них все не так. Как только человек к ним какой-то новый попадает, он сразу становится Сидоров, хотя бы он был Гелашвили. Как-то само собой это происходит. Они его любят, им гордятся, с ним совершенно не церемонятся, повсюду его таскают, грузят домашними заботами, ворчат на него и вообще через пять минут уже искренно не помнят, что познакомились с ним совсем недавно. Он остается Гелашвили, само собой, но уже через месяц совершенный Сидоров. А еще через месяц родители этого Гелашвили тоже Сидоровы… И тоже как-то автоматически, хотя песни, конечно, поют свои и фамилий не меняют. А тут еще какая-нибудь семья подваливает. Например, Патрикеевы. И этими Патрикеевыми тоже гордятся… И в этой тусовке быстро оказываются еще и все прочие Патрикеевы – человек так тридцать, включая их дальних племянников. И получается огромная такая тусовка Сидоровых – человек сто, двести, триста. И все заодно, и никто особо друг с другом не церемонится. Трения случаются, конечно, не вся святые, но все как-то сами собой гасятся, по закону больших коллективов. Никаких там «очень-очень хороших невесток». Это очень круто! Попробуй их обидь! Через какое-то время у них происходит разделение труда – свои семейные строители, свои юристы, свои доктора, свой дядя в ГАИ… Постепенно все переселяются в огромнейший уютный дом, который построил племянник шестого брата для невестки второго племянника восьмой сестры. У всех семей отдельные входы, но главная комната общая. Три мамы с двадцатью детьми сидят, остальные все на охоту ходят! Это дико круто, на самом деле! Круто, безопасно, уютно, вечно! Я вот тоже все думаю… может, мне в Сидоровы напроситься?

БИЛЕТ В РАЙ

На соседней кафедре была доцент Чумпумпунчикова. У нее на факультетском совете случайно спросят что-нибудь невинное, например: «Вы цветы поливаете когда-нибудь? А то завяли».

А она начнет:

– Это я цветов не поливаю? Я? А почему вы это именно мне сказали? Нет, я просто хочу понять! Нас тут сидит шестьдесят человек, а говорят это именно мне! У меня что, какая-то особенная связь с цветами? У меня на лице написано, что я их не поливаю?

Накрутится, начнет вазочки швырять. Все Чумпумпунчикову успокаивают. Обнимают ее, наливают ей чай. Она икает, отхлебывает из чашки и, наконец, успокаивается. И так как-то хорошо всем становится, спокойно. Лампа горит, голоса жужжат. А на сердце ласково, мирно, хорошо.

– Странно мы, люди, как-то устроены… У меня уже примета такая – если Чумпумпучикова на совете, все пройдет прекрасно. А нет ее – все плохо. Ругаемся между собой, ехидничаем… То есть по-глобальному если разобраться, то она святая женщина! Она делает нас людьми! – говорит как-то Щукин.

– Да, – говорит Воздвиженский. – Может, благодаря Чумпумпунчиковой мы все попадем когда-нибудь в рай. А она сама попадет в рай, потому что она все-таки поливала иногда цветы и нас терпела.

НОНФИКШН

СВЯТОЕ ТВОРЧЕСКОЕ УЕДИНЕНИЕ

Профессор Щукин сказал:

– Есть такое высокое понятие – святое творческое уединение. Но, откровенно говоря, это очередной удобный симулякр, ну вроде легенды о том, что у каждого великого художника обязательно будут в жизни двадцать муз и каждую он будет любить особой неповторимой любовью с разными нравственными оттенками.

– А это не так? – грустно спросил Воздвиженский.

– Навряд ли. У него фокус любви изначально будет не там, а где фокус – там и пламя. Но тут о другом речь. Творческий человек не должен работать в замкнутом помещении наедине с самим собой. Личная комната – это мечта многих. Но на самом деле в личной комнате, в четырех стенах, человек только с ума сходит. Чем полные психи отличаются от тех, которых считают образцом душевного здоровья? Только тем, что у первых комната есть, а у вторых ее нету и общество других людей помогает им быть частью какого-то человеческого сообщества, а так как творческие люди притворюшки, то они очень удачно притворяются нормальными. Если бы я был бизнесмен, я открыл бы в Москве кафе для творческих людей, всяких писателей, журналистов, поэтов. Они бы приходили туда в восемь утра и уходили оттуда в восемь вечера. Их бы там даже изредка кормили.

НО: им нельзя было бы болтать друг с другом.

При входе они сдавали бы телефоны.

Там не было бы интернета.

И они могли покинуть бы это кафе, только показав охраннику четыре страницы текста. Они бы ныли: «Но у меня не было вдохновения!» – а охранник бы отвечал: «А мне по барабану! Нет четырех страниц – нет еды в тазике! Вас никто сюда не приглашал!»

– И они больше не приходили бы!

– Ха! – сказал Щукин. – Ломились бы! Мое кафе пользовалось бы просто дикой популярностью. Ко мне приезжали бы из всех стран. Конечно, появились бы конкуренты, но я оформил бы патент с формулировкой «идея помещения добровольного дневного пребывания, лишенного вайфая, мобильного интернета и других технических средств».

– Но тебе, конечно, опять лень! – сказал доцент Воздвиженский. – Гениальная идея! Украдут же!

– Да пусть крадут. Я просто генератор идей. У меня примерно сто парадоксальных идей в неделю! Я как бегаю – они все лезут, лезут! – сказал Щукин. – Если б у меня был брат, который бы воплощал мои идеи… Но брата, увы, нету, а ты, Воздвиженский, даже кредитку в банкомат вставляешь не тем концом.

Глава 10

ПУСИКИ-ХРЮСИКИ

Была на филфаке такая студентка Бобочка. Она всегда ходила в розовом, губы у нее были бантиком, она сюсюкала и всегда говорила:

– Пусики-хрюсики! Я вас люлю!