Вороний Яр 2

– Ни-и, – махнул рукой Тимофей, – Они сейчас по одиночке шастають, а от одного она отобьется. Чай не впервой, бывалая. Он и сам не полезет, ему теперь проще найти, что по зубам. Да и Волчок в подмогу.

Он кинул собаке взятые на кухне мясные объедки, велел лежать. Пёс послушно улёгся в тени телеги с костью в зубах.

– Вот тут и сиди, за нами не ходи. Пошли, Санька, туды нам.

Углубились в тайгу. Стали всё чаще попадаться плотные, только что вылезшие после недавних дождей, моховики, подберёзовики да подосиновики.

– Вот енти бери, да те, что помоложе, – учил Тимофей, – Груздями пока не отвлекайся, мало их тут. А чтоб Матрёна за них взялась, вёдер пять надо накосить, никак не меньше. За ними потом в другое место сходим. Вот тебе котомка, собирай сперва в неё, после в короб пересыпай. Ну, давай, ты – туда, я – туда, – он взмахами рук указал направления, – Ружьё пулей заряжено, ведмедя навылет прошибёт. Вот тебе ещё, – он вынул из кармана пять патронов, протянул Варану, – Поди, не заблудишься? За солнцем гляди, шибко далеко не забредай. Если что – стреляй. Гильзы – в карман. Ну, с Богом.

Через пять минут грибники уже не видели друг друга. Варан шёл не спеша, но бодро, наслаждаясь красотами летней тайги. Тихо поскрипывал за плечом карабин ружейного ремня, со звонким сухим эхом доносились из глубины леса барабанные дроби дятлов. Когда набредал на грибную поляну, по нескольку минут не разгибался. Душа пела, огромный семиведёрный, сплетённый из лыка короб быстро наполнялся отборными грибами, однако ж не давил широкие плечи Варана. Какая-то детская радость наполняла его грудь. И от грибного изобилия, и от таёжного терпкого, припахивающего хвойным озоном воздуха и от предвкушения очередной ночи на сеновале. Вскоре короб был наполнен доверху, Варан поглядел на солнце. “Так, мне туда, – сказал сам себе и направился в сторону, где предположительно находилась лошадь с телегой, – Хорошо, что денёк ясный”. Минут через двадцать пути, не выйдя к месту, остановился, скинул короб, присел на пень передохнуть. “Тьфу ты, ёлы-палы, – вдруг осенило его, – Солнце-то тоже на месте не стоит. Мне ж левее надо было брать. Значит наша вырубка там”. Он бодро закинул за плечи короб, зашагал по вновь выбранному направлению. Но время шло, а выйти на вырубку всё никак не удавалось. Два раза пробовал стрелять вверх, однако ответа не было – видимо сильно далеко разошлись с Тимофеем. Наконец, проплутав по тайге часа два, он прилёг под сосну передохнуть. “И не расстреляешься особо, – озадаченно думал он, патроны поберечь надо бы, вон уж и солнце на спуск пошло”.

Варан собрался было вставать, как вдруг услышал неподалеку хруст. Затих, осторожно выглядывая из-за толстого ствола. По лесному стланику небыстрыми, по-кошачьему мягкими шагами шёл человек. Он проходил шагах в десяти от Варана, так, что тот смог хорошо его разглядеть. Одет он был в серые грубые штаны, такого же цвета простую плотную рубаху. На ногах оленьи унты с короткими голенищами, за плечами ружьё, на поясе патронташ. С одного боку висела плечевая сумка, с другого – пара добытых зверьков и армейская фляжка. Он шёл почти бесшумной поступью, лишь изредка под его ногой чуть похрустывала ветка. “Охотник, из аборигенов, – догадался Варан, – Сам Бог мне в помощь, эти на сотню вёрст вокруг каждый пень знают”. Подождав, пока охотник пройдёт мимо, он встал, подхватил короб и ружьё, и, стараясь не ступать на ветки, скоро пошёл вслед за ним.

– Гутен морген, уважаемый! – громко поприветствовал Варан, когда до охотника оставалось шагов семь. Тот вздрогнул, резко обернулся, схватился за ремень ружья, но скидывать не стал, видимо потому, что Варан держал своё в руках.

– Ты не волнуйся, друг, – с добродушной улыбкой продолжил Варан, медленно подходя к охотнику. Тот замер с ружейным ремнём в руке, внимательно изучая азиатскими глазами приближающегося незнакомца.

– Мы с тобой одной крови, ты и я, – сказал Варан первое, что пришло на ум, не зная, как успокаивать дикарей, положил правую ладонь на сердце, – Меня Саней зовут, работаю я тут недалеко, на станции. За грибами вышел, да блуданул малость, я тут недавно.

Варан подошёл к охотнику на расстояние двух шагов, остановился, скинул короб. Абориген по-прежнему молча смотрел на него, только убрал руку с ремня. Лицо смуглое, глаза раскосые, тоненькие усы, чёрные, короткие, неухоженные волосы. На вид лет тридцать. Варан, чтобы разрядить обстановку, закинул ружьё за плечо.

– Меня Атилька звать, – сказал, наконец, охотник. Варан тут же протянул ему руку, тот, чуть помедлив, подал свою. Варан заметил, как азиат быстро, но цепко скользнул взглядом по перстню.

– Ну и порядок, Атилька, – улыбнулся Варан, крепко сжав сухощавую ладонь аборигена, – Будем, значит, корешами. Так я о чём: ты мне на станцию выбраться помоги, а я уж в долгу не останусь.

– Совсем твоя не думает, – сказал Атилька, – Нет здесь никакой станция. Раньше был, да много зим прошло, теперь там только рельса ржавый.

– Как же нету, браток, – удивился Варан, – С утра вроде была. Может, мы про разные станции толкуем?

– Другой станция совсем никогда не был. Другой станция два сотня вёрст на солнце.

– Ну, добре, – согласился Варан, – тогда веди меня туда, где ржавая рельса, там разберёмся. Далеко идти?

– Вёрст десять будет, – ответил Атилька, для наглядности показав Варану по пять растопыренных пальцев на обеих руках, – До темнота ходить.

– Десять вёрст? – обрадовался Варан, – Вот это примерно, то, что мне надо. Слушай, друг, ты меня проводи туда, там сочтёмся. Денег дам от души, ведра три огненной воды купишь, – и, подумав вдруг, что абориген может обидеться, добавил: – Шутка. Двести рублей, уважаемый, двадцать червонцев.

Он, для наглядности, дважды показал ему свои десять растопыренных пальцев. Охотник замолчал, задумавшись. “Торговаться начнёт”, – подумал Варан.

– Проклятое там место, – сказал Атилька, – близко не пойду. На рельса выйдем, дальше сам ходи.

– Да кто ж его проклял-то? – усмехнулся Варан, – Ну, давай хоть до железки. А как я тебя отблагодарю? Деньги то на станции.

– Ружьё свой отдашь, там близко будет, ружьё не нужен. Старый у тебя ружьё, не стоит, сколько ты показал.

– Замётано, – с готовностью согласился Варан, – будет тебе ружьё. Пошли.

– Ходи за моя, – сказал Атилька, и, развернувшись, направился в сторону, совсем другую, чем та, по которой собирался идти Варан. “Ишь ты, если б не он, куда бы я упорол?” – подумал он и двинулся вслед за охотником. Минут через десять пути начался небольшой спуск и вскоре вышли к маленькой тихой речушке метра три – четыре в ширину. Пройдя недалеко по прибрежной осоке, вышли к перекинутому через речку тонкому березовому бревну. Атилька, скинув ружьё и используя его как балансир, уверенным шагом перебежал на противоположный берег.

– Давай, сюда ходи, – позвал он, махнув с того берега рукой. Варан последовал его примеру. Держа перед собой ружьё, он осторожно пошёл по бревну. Выходило не так легко, как у аборигена. “Что-то не припомню я, чтобы мы с Тимохой какой-либо ручей форсировали, – думал он, покачиваясь на ходу и глядя прямо перед собой. Когда же вышел на берег и поднял глаза, то увидел пренеприятнейшую картину: абориген стоял на прибрежном косогоре, шагах в семи от него и держал его на мушке своего ружья. Варан оторопел.

– Ты чё это, индеец, – спросил он тихо, – бесива мухоморного опился? Я ж тебя как друга попросил дорогу показать, денег хотел много дать, а ты в меня из пукалки целишься. Ты это прекращай…

– Ружьё положи, урус, – перебил охотник. Варан пригнулся, положил оружие на траву, и вдруг быстро скакнул в сторону, на ходу скидывая с себя короб. Раздался выстрел. Темя Варана обожгло, на секунду он почувствовал себя оглушённым, словно получил удар по голове бутылкой. Охотник переломил ружьё, быстро выбросил гильзу и так же, почти мгновенно, вставил патрон, но выстрелить не успел: Варан оказался быстрее. Ещё не совсем придя в себя, он в три стремительных прыжка подскочил к охотнику и размашистым хуком в лицо повалил его наземь. Тот слабо охнул, но ружья не выронил, посилился встать, но тут же снова повалился, пытаясь направить ствол на соперника. Варан ударил рукой по стволу, а ногой, что было сил, как по футбольному мячу, пнул аборигена в голову. Тот, не издав более ни звука, распластался на траве. Варан схватил его ружьё, встал, возложив на него стопу, направил дуло в лицо.

– Ну что, папуас, колись, гайка моя тебе понравилась? – зло спросил он, тяжело дыша, несильно толкнул его ногой. – Отвечай, падла, когда спрашивают.

Охотник не шевелился. Варан почувствовал, как по лицу его и за шиворот потекли тёплые липкие струйки. Он отёр кровь рукой, присел перед тихо лежащим охотником.

– Ну, давай, просыпайся! Слышь, ты, – Варан похлопал его по щекам. Охотник не реагировал. Варан прощупал пульс на шее, увидел, как из уха его и из носа выступила кровь. “Зажмурился никак, – подумал, – Ну, дела.”

Он расстегнул охотничью сумку, высыпал содержимое на траву. Спички, кисет с табаком и куском газеты, мешочек с сухарями и несколькими кусками прессованного сахара, полоски вяленой оленины, какие-то вырезанные из дерева мелкие безделицы неизвестного предназначения, свёрнутый вчетверо листок. Варан подобрал его, развернул. ”Обана! – от удивления приоткрыл рот: в руках его была точно такая же листовка, какую давал ему почитать дядя Ваня у костра в ските, – Значит, не врал начальник про подвязку индейцев с легавыми. Видимо по особой примете меня узнал, завалить хотел, сука, да навариться”.

В это время откуда-то издалека раздался выстрел. “Тимоха! – обрадовался Варан, вскинул ружьё и выстрелил вверх. В ответ услышал ещё один выстрел, запомнил направление. Кровь из раны на голове продолжала течь по щекам и шее. Он потрогал рукой темя. “Череп, вроде цел. Перевязаться бы надо”. Он снял с себя взмокшую рубаху, подрезав грибным ножом, порвал на ленты. Как сумел, обмотал голову. Сложил рассыпанное барахло охотника обратно в сумку. Затем подхватил своё ружьё, короб и двинулся в сторону выстрелов. Через пять минут на небольшом косогоре встретился с Тимофеем. Тот, увидев его с обнажённым торсом и с обмотанной окровавленными обрывками рубахи головой, округлил глаза.

– Матинко ридна! Що з тобою сталоси, Санька?

– Рога выросли, – деловито ответил Варан, – А я их ружьём отстрелил.

Тимофей стоял перед ним, приоткрыв рот, и ошарашено хлопая глазами. “Не то, поверил? – с усмешкой подумал Варан, – Так, может, правду про свои-то рога рассказывал? Ладно, не время Ваньку валять”.

– Пулей меня шваркнуло, Тимоха, – сказал, улыбнувшись, – Давай, веди меня домой, по дороге расскажу.

По дороге до вырубки Варан рассказал Тимофею, обо всём, что с ним произошло.

– Точно убил? – запрягая лошадь, спросил Тимофей, когда он закончил свой рассказ.

– Точнее не бывает. Не хотел я, Тимоха, не хотел! Да больно хлипкий индеец попался. Я ему всего-то пару раз в голову вложил, а он сломался, как спичка.

– Может, пойдём, закопаем? – робко спросил Тимофей, – По христианскому обычаю.

– Вот этого не надо. Я и ружьё его брать не стал, рядом оставил. Лисы его подъедят, сразу картина ясная нарисуется: со зверем не справился. Так дело в стол и засунут. Да и в Христа они не верят. Одно слово – папуасы. Поехали.

Варан запрыгнул на телегу, свесив ноги, откинулся на невысокий штабелёк дров. Тимофей стегнул лошадь, повозка покатила в сторону станции, позади рысцой побежал Волчок. “А не дядя Ваня ли на меня этого урюка наслал? – подумал вдруг Варан, разлегшись на трясущейся телеге и глядя в небо, – Вон как на перстень-то зыркнул, как будто узнал. Почему бы нет? Дяде Ване-то цацка Панасюкова больно приглянулась, вон какую цену выставил. Я не продал – он придумал более простым способом вопрос порешать, старый чертила. Тут, правда, бабка надвое сказала. Как говорят легавые, прямых улик нет – значит презумпция. Однако ж основания для подозрений на лицо, и очень даже веские. Э-эх, начальничек, не видать тебе моего перстня. Хрен ты угадал”.

– Слышь, Тимофей, – сказал Варан, когда подъезжали к станции, – ты начальнику про этот эксцесс не рассказывай. Не надо бы ему знать, я тебя как друга прошу. Скажем, полено прилетело. Замётано?

– А мне что, – откликнулся Тимофей, – Мне всё равно. Полено, так полено. Замётано.

Когда въехали во двор, солнце уже закатывалось за лес. Увидев Варана в несколько необычном виде, Матрёна всплеснула руками, подбежала к телеге.

– Матушка родная! Сашка, где ж тебя угораздило?

– Да ерунда, Мотя, Тимоха колол, я собирал, вот полено и прилетело. Одной дыркой в башке больше, одной меньше, какая разница, – отшутился Варан.

– А ну, покажь, – она быстро сняла с его головы обрывки рубахи, осмотрела рану, – Шить тебя надо, Сашка. Только сначала помыть. Давай скоренько в баню. Идти можешь или проводить?

– Плясать могу, Мотя, – устало улыбнулся Варан, слезая с телеги.