– А я по делам.
Я знал адрес начальника угро, мне уже приходилось бывать у него, когда дом Петра подожгли бандиты. Поймав неподалёку от больницы извозчика, я велел ему гнать во весь дух.
– Хозяин – барин! – легко согласился тот.
Через четверть часа пролётка замерла возле здания, в котором была квартира начальника угрозыска. Я расплатился и ринулся в подъезд.
На бегу едва не вынес двери плечом, перепрыгивая через ступеньку взлетел на третий этаж и, оказавшись возле его квартиры, нарочно замедлился и стал прислушиваться.
Увы, дом был старинный, каменный, не какая-то хрущёвка, в которой соседи из разных квартир могли спокойно переговариваться друг с дружкой через тонкие, почти прозрачные стены.
Если в квартире происходило что-то страшное, обычному человеческому уху услышать это не представлялось возможным.
Я прильнул к двери и немного постоял, затаив дыхание.
И всё-таки мне повезло: удалось уловить отголоски разговора между женщиной и мужчиной, причём вёлся он обычным будничным тоном. Скорее всего, Иван Никитович беседовал со своей женой, но это ещё предстояло проверить.
Я нажал на кнопку звонка облегчённо выдохнул, когда дверь открыла супруга Художникова.
– Жора, здравствуй! Заходи, не стесняйся, – улыбнулась она и, обернувшись, позвала:
– Вань, к тебе пришли.
В коридоре появился Иван Никитович. Вид у него было расслабленно-домашний.
– А, Георгий! Как раз тебя вспоминали. Чай будешь? – не дожидаясь моего ответа, он добавил:
– Мать, давай ставь на стол.
– Иван Никитович, чай – дело хорошее, но нам бы сначала переговорить.
– Что-то стряслось?
Я кивнул.
– Мать, пока погоди, чай откладывается.
Мы прошли в кабинет Художникова, полки шкафов в котором буквально ломились от книг. Иван Никитович опустился за стол и вытащил портсигар.
– Тебе не предлагаю: ты вроде не куришь. Или уже того – закурил? – усмехнулся начальник угро.
– Пока держусь, – избавиться от старой привычки было непросто, почти всю прошлую жизнь я смолил, бросал несколько раз, но потом всё равно срывался.
– Молодец. Вот и дальше держись.
Он закурил, с наслаждением пуская кольца дыма. Я с завистью посмотрел на него.
– Давай, Быстров. Рассказывай с чем пришёл.
– Ни с чем, а с кем. Вы знаете, что Навойтов сбежал?
– Что?! – Новость оказалась для Художникова сюрпризом, он даже закашлял от неожиданности.
Переведя дух, спросил:
– Впервые слышу об этом. А ты откуда узнал?
Мне не хотелось впутывать в эту историю Варю. Захочет – расскажет сама, поэтому я неопределённо протянул:
– В Москве случайно ориентировка на глаза попалась. Фамилия редкая, но я только недавно узнал, что он был вашим замом. И да, есть все основания полагать, что Навойтов в городе. Скажу больше: есть большая вероятность, что сегодня он планирует наведаться к вам в гости.
– Интересный вечер намечается, – вздохнул Художников. – Что ж, встретим гада как полагается!
– Гада?
– А как его ещё назвать? И дело даже не в том, что он бывший уголовник, который выдавал себя за другого.
– А в чём же?
– В феврале двадцатого, когда беляки неожиданно атаковали Ростов, он отвечал за эвакуационный обоз уголовно-разыскного подотдела, который вывозил наши документы и ценности, изъятые при обысках и у преступников в качестве вещественных доказательств. На одной из улиц обоз попал в засаду. Удалось спастись только Навойтову и ещё нескольким сотрудникам угро.
Он снова затянулся и продолжил:
– Через три дня наши снова отбили город. Была назначена комиссия, которая выясняла обстоятельства той засады. Возглавлял её, – Художников мрачно усмехнулся.
– Неужели Навойтов? – не поверил я.
– Он самый. Уж больно ему доверяли в руководстве Ростово-нахичеванского ревкома: находился в подполье, был схвачен деникинцами и приговорён к расстрелу… В общем, биография что надо.
Художников затушил папиросу в пепельнице.
– В итоге комиссия признала виновным тогдашнего начальника угро – Коврецкого. По версии Навойтова его якобы арестовали беляки, но потом следы Коврецкого потерялись, а вместе с ним пропали и наши бумаги и ценности. Я же с самого начала чувствовал: тут что-то не так, концы с концами не сходятся, а когда узнал про уголовное прошлое Стасика и сопоставил кое-какие факты, понял: налёт на обоз – его рук дело. Это я разоблачил Навойтова, так что неудивительно, если он вдруг захочет мне отомстить.
– А история с секретным агентом ЧК? Разве его арестовали не за это убийство?
– Навойтов проходил по этому делу только в качестве свидетеля. Удалось установить, что агент был застрелен бандитами. Такие вот дела, товарищ Быстров. Только вы почему-то мне не сказали, откуда у вас информация про Навойтова…
Вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз. Я только открыл рот, чтобы хоть что-то сказать в ответ, как в дверь позвонили.
Мы с Художниковым переглянулись.
– Вы других гостей ждёте?
– Нет. Даже вас, Георгий, сегодня не ждали.
– Значит, это Навойтов. С вашего позволения, я открою, – сказал я и направился в коридор.
Если я хочу замять историю с Варей, а её надо замять, чтобы не сломать жизнь девчонке, мне, хочешь – не хочешь, придётся пристрелить Навойтова до того, как тот даст хоть какие-то показания.