Застенец 2

Тогда я предпринял самоубийственный шаг. Даже самоубийственнее, чем демонстрация заклинаний шестого ранга. Точнее, в сложившейся ситуации только данное действие могло мне помочь. Хотя скорее уж, всем нам. Но в будущем явно принесет больше бед, чем пользы.

Именно сейчас я отвернулся от смерти и крови, приблизился к Черевину и положил руку ему на плечо. Сказать, что тот удивился – не сказать ничего. В другой ситуации подобный жест сочли бы фривольным. И правильно бы сочли. В моем мире только за легкий намек на такое сразу клеили радужные ярлычки на книги и запрещали к упоминанию. Все-таки цивилизация, и все такое.

Но об этом сейчас думать было недосуг. Я напрягся, прогоняя внутреннюю силу через тело. По ощущениям это напоминало, как если бы тебя выпустили после вчерашнего матча с забитыми мышцами на новую игру. Не размявшись. С первых минут.

Виски закололо, голова загудела, пальцы задрожали. Наверное, все дело еще и в том, что я отдавал много силы. Чересчур. Потому что действовать надо было поспешно. К примеру, в госпитале, с тем же штабс-капитаном, дар тек намного медленнее. Теперь я выдавливал его из себя невероятно быстро. Как пюре из пакета с крохотной дырочкой, пытаясь сжать настолько сильно, как только было возможно.

И тогда взгляд подполковника с неодобрительного сменился сначала на удивленный, а после на признательный. Черевин даже коротко кивнул, а я на мгновение почувствовал форму его заклинания, структуру заполнения, даже отдельные элементы ковки. Будто подсмотрел за чужой работой через приоткрытую дверь.

Мне и поворачиваться не понадобилось, чтобы понять трансформацию заклинания. Я чувствовал, что Баррикада восстанавливается, латаются дыры, расширяется сфера действия, заполняется ею вся площадка. Теперь под защиту заклинания попадали не только те лицеисты, которые стояли в центре. Под защитой оказались все юнкера, включая раненых.

Как известно, у каждого происшествия есть плюсы и минусы. Из плюсов – мы наконец закрылись от этих чертовых прожорливых комков из шерсти и зубов. Минусы – мои силы тоже не безграничны.

Чувствовал я себя хорошо первые секунд двадцать. А потом начало колбасить. По ощущениям это походило на тот самый заклятый июльский матч в плюс тридцать. Когда во втором тайме я понимал, что сейчас где-нибудь упаду и больше не встану.

Только ко всему прочему добавилась боль в костях, мышечные судороги, поплыли разноцветные круги перед глазами. Магия выкрутила рубильник на полную, забыв про предохранитель.

– Лиза, сколько еще нам надо продержаться? – чужим голосом спросил я, чувствуя невероятную сухость во рту.

– Уже, – тихо ответила девушка.

Тогда я все же крутанул головой, чтобы посмотреть, о чем она говорит. И увидел одинокую фигуру у забора, закованную в сияющий Панцирь – улучшенный вид Кольчуги, составляющий сплошной доспех.

Мерзкие твари тоже заметили появление незнакомца. И даже вроде как обрадовались. Часть из них поспешила выковырять вкусный деликатес из магической консервной банки. Если это наш спаситель и его единственная фича – защитное заклинание пятого ранга, то у меня плохие новости. Мы тут все сдохнем!

Однако маг будто бы не замечал неприятеля, пусть с каждой секундой все тяжелее и тяжелее продвигаясь вперед. Казалось, он нарочно привлекал внимание шерстяных тварей. И надо сказать, это у него получалось вполне неплохо.

Все больше зубастиков отлеплялись от Баррикады, увлекаемые новой целью. В какой-то момент я даже понял, что дальнейшая подпитка Черевину не нужна и отпустил его. Весьма вовремя, ибо сам едва держался на ногах. А наше защитное заклинание осталось в неизменном виде. Разве что чуть сузилось, но всего на какие-то десять метров. Теперь все внимание было приковано к чужаку, затрудненные движения которого казались мне какими-то знакомыми.

В какой-то момент тот, облепленный со всех сторон чужемирными тварями, остановился и стал создавать форму. Странную, невероятно сложную, при этом совершенно не обращая внимания на неприятеля, слившегося в одну живую, бурно шевелящуюся массу.

Он не плел и не ковал. Скорее, собирал форму по кусочкам, словно замысловатую мозаику. И только тогда я догадался, кто передо мной. Догадался и одновременно испугался за мага. Куда ему с его способностями браться за такие заклинания?

Но вот закончил создавать форму, и в нее полилась сила. Хлынула бурной рекой, заполняя все пространство. А потом все вспыхнуло.

В первую очередь воспламенился сам человек, словно состоял из горючего газа. Сейчас он напоминал яркий факел. А вместе с ним загорелись и все враги.

Все произошло в короткое мгновение. Твари кричали, скрежетали зубами, шерсть трещала на их телах, превращаясь в жесткую корку. И вдруг все закончилось.

Случилось все так быстро, что я даже удивиться не успел. Словно каждый день только и видел подобные чудеса.

Казалось, зубастики сгорели изнутри. Не просто сгорели, а превратились в кучки золы, осыпавшиеся у ног нашего спасителя. Лишь сквозь пепел их останков блестели на свету крохотные, будто жемчуг, сульфары.

Воздух наполнился запахом гари и пережаренного мяса. Он был таким насыщенным и плотным, что к горлу подступила тошнота. Но, как выяснилось, я оказался еще стойким. Многие выжившие лицеисты согнулись, выблевывая свой завтрак.

Я же смотрел на того, кто пожертвовал всем. Того, кто не мог сотворить подобное заклинание с его уровнем развития силы. Человека с широким внутренним руслом, как говорил Пал Палыч, и оскудевшей рекой дара.

Будочник преобразился. В том числе внешне. Кавалерийский черный мундир с красными выпушками, теперь местами подпаленный, ему невероятно шел и будто бы был сшит идеально по фигуре. На воротнике закреплены петлицы, которые позволялось носить лишь тем, кто проявил себя: за «Военное отличие». И грудь увешанная орденами: «Белый орел», «Военный святого Георгия четвертой степени», «Святой Анны», «Орден святого Владимира четвертой степени». Да твою мать, кто же мог подумать, что Будочник не просто сумасшедший мужик, доживающий свой век, а массовая машина для убийств?

Спасший нас подполковник (офигеть, так он Высокоблагородие!) разоделся подобным образом не просто так. Я понял это только что. Будочник был не из тех, кто кичился своими достижениями. Скорее наоборот, собственное прошлое он тщательным образом скрывал, словно стыдясь содеянного.

Все это он сделал по одной простой причине. Будочник пришел сюда умирать. Отсюда и Испепеление – заклинание третьего ранга, которое мой незадачливый учитель попросту не мог потянуть. Точнее, был способен его создать. Но цена за него оказалась невероятно высока.

Будочник все это понимал. И все равно сделал. Как понял? Почувствовал? Осознал, что мне угрожает опасность? Все это было уже неважно. Кроме того, что сейчас он стоял, пошатываясь, передо мной. Все, что успел произнести Будочник, уместилось в три слова:

– Вот так, лицеист.

И прежде чем я бросился к нему, он упал, словно тряпичная кукла, сильно ударившись головой.

Глава 2

Мой огромный дом замер, словно нечаянный прохожий, по ошибке забредший на чужие похороны. Внутри царила могильная тишина. Соседушко умел перемещаться тихо, а снизу доносились только редкие вздохи Иллариона. Первое время он частенько появлялся у меня, пока я чувствовал себя полной развалиной, а после стал захаживать реже. Иногда поскребется тихонечко в дверь, напомнит об ужине, а затем, с показательно громкими вздохами, отправлялся восвояси.

Первые пару дней я действительно физически чувствовал себя хуже некуда. Кости ломило от малейшего движения, постель промокла от пота, а любой звук отзывался жутким раздражением внутри головы, словно ржавой тупой пилой пытались отнять ногу.

Казаки приволокли меня сюда сразу, едва подобное стало возможным. Невзирая на уговоры, мольбы и лежащего на площадке перед заводом Будочника. У них был приказ, чтоб его. И даже полномасштабное вторжение иномирных тварей его не отменило.

А потом наступил откат. Та самая расплата за отданную часть дара, которая не проходила бесследно. Я трупом лежал в горячечном бреду с ощущениями, что собственное тело грозит развалиться на части. И не обращал никакого внимания на тех, кто присутствовал рядом. Был Илларион, который поил меня водой, это точно. Будто бы находилась неподалеку Варвара, видимо ее пустили сюда как лекаря. Кто-то еще.

Через день меня начало отпускать, а вскоре физическая боль ушла, уступив место душевной. Ноги и руки вновь стали слушаться, вот только я ощущал себя гаже некуда.

Местная газета вышла с осторожным репортажем по поводу субботних событий. В ней лишь перечислялись места Разломов и сопутствующие потери. Нам не повезло. Последний, пусть и не такой мощный, как в центре, выброс тварей унес жизни одиннадцати лицеистов, двух взрослых магов и нескольких недомов, имевших глупость выбраться из укрытия.

И одного эксцентричного в прошлом учителя, кавалериста, орденоносца. Я понимал, что напрямую не виноват в его смерти. Однако что-то внутри постоянно подтачивало меня. Навалилась такая апатия, что даже шевелиться не хотелось. Как и есть, пить и чем-то заниматься.

Справляться о моем драгоценном здоровье приходили многие. И друзья по лицею, и футболисты, и даже Самарин. Я приказал никого не пускать. Разве что Варвара прорвалась на пятый день. И то лишь потому, что имела официальное задание – проверить мое здоровье. Пришла она с уже знакомым мне врачом. И что я сделал? Привел себя в порядок или хотя бы умылся? Нет, лишь натянул одеяло повыше.

– Добрый день, – лучезарно светился тот самый, румяный эскулап, держа в руках стопку бумаг. Я даже не попытался вспомнить его имя. – Как себя чувствуете?

Я лениво перевел взгляд на Варвару Кузьминичну, которая выглядела как всегда великолепно, разве что чересчур встревоженно. Она о чем-то перекинулась парой фраз с доктором, после чего подошла ко мне.

– Все в порядке, физически он не ранен, – ответила она ему громко, затем положила руку на мой липкий от пота лоб. Прикрыла глаза, словно заглядывая в бездонную яму, а потом тихо добавила, чтобы не услышал доктор. – Симулируете, господин Ирмер-Куликов?

Собственно, она права. Магические силы почти полностью восстановились. Я это чувствовал. А вот со всем остальным было тяжело. Желания что-то делать не возникало никакого.

Однако доктору Варвара сказала совершенно другое.

– Еще очень слаб. Повезло, что отдал не всю силу, иначе лежал бы сейчас у нас на третьем этаже.

Доктор закивал, что-то спешно записывая. Но на секунду все же оторвался от бумаг.

– Сколько займет процесс восстановления?

– Кто же знает, Виктор Эммануилович, все очень индивидуально. То, что пациент в сознании, уже дает весьма оптимистичные прогнозы.

Доктор опять закивал, соглашаясь с подопечной. Хотя на самом деле еще непонятно было, кто тут главнее – эта юная особа или недом, который только и мог, что осмотреть меня и записать что-то в бумажках.

– Виктор Эммануилович, Вы не оставите нас наедине? – попросила лекарь.