– Мария! – позвал он. – В санитарную машину его.
Всё те же лица, просто удивительно. Можно подумать, других полицейских в городе не имеется. Поприветствовал её:
– Как поживаешь?
– Хорошо, если бы не ты.
– Да ладно, хоть поработаешь немного, а то квалификацию потеряешь.
– Куда тебя ранило? – поинтересовалась она.
– Видишь?
Я показал ей свою ужасную рану. Мария на неё посмотрела оценивающе, цокнула языком:
– Ничего страшного, готовься к ампутации.
Спасибо, успокоила. И так настроение истеричное, так ещё мрака добавляют.
– Дай свою куртку, – попросил я.
– Замёрз, маленький? Держи.
Как только у неё язык повернулся сказать, что я замёрз? Я ведь русский парень, родился и вырос в трёхстах километрах от зоны вечной мерзлоты. Зимой в проруби купался, и то ничего, если не считать воспаления лёгких. Курточку, конечно, отнёс Ребекке. В такой размерчик можно было трёх средней комплекции девчушек запихнуть, так что она в ней утонула. Хоть согреется, а то стоит и дрожит как суслик. Нет, наверное, не холод виноват, просто волнуется, бедняга. А мне волноваться нечего – американская тюрьма слезами изошлась, меня ожидаючи.
Прогуливаясь, подошёл к машине, а в ней на носилках лежит Джек.
– Где она? – с ходу задал он мне вопрос.
– Не беспокойся, с ней всё в порядке, – успокоил я его. – Знаешь, Джек, я рад тебя видеть, как ни странно. Только не делай такие большие глаза, тебе вредно волноваться.
– Её не ранило? – всё ещё продолжало волноваться родительское сердце.
– Ты тупой? – поинтересовался я. – Я же уже сказал – с ней всё в порядке. Должен признать, ты неплохо когда-то потрудился. Дочка у тебя – просто обалдеть.
– Ещё бы! – довольно заулыбался он. – Но если ты хоть …
– Так, я пойду, погуляю.
– Держись от неё подальше, попрыгунчик! – пророкотал он, и схватил меня за руку.
Да так сильно схватил, что я еле вырвался. Ничего себе раненый! Раненый должен тихо пластом лежать на носилках, благодарно светиться улыбкой пробегающему мимо медперсоналу и терпеливо ждать, когда же на него, наконец, обратят внимание. А этот симулянт способен за ухо повалить африканского слоника.
Отойдя от него на шаг для обеспечения собственной безопасности, я выложил ему свой план дальнейших действий:
– Джек, – начал я миролюбиво, – попробуй пошевелить мозгами. Ранение продержит тебя в больнице как минимум месяц. Неужели я этим не воспользуюсь? Разве я глупый, или, может быть застенчивый? Уж во всяком случае, не застенчивый. Так что скажи лучше, кого тебе больше хочется: внука или внучку?
– Ублюдок! А ну иди сюда!
– Больной, лежите спокойно! – произнёс я тоном строгой медсестры. – Ты бы порадовался – твоя доченька, твой котёнок своё счастье нашла в лице такого замечательного парня как я.
Джек хотел вылить на меня ведро словесного поноса, но тут подошла Ребекка, и он замолк. Как ему при ней ругаться, он ведь примерный папаша.
– Вы тут поболтайте, не буду Вам мешать, – предложил я им.
Увидев долгожданного пациента, меня схватил парень в докторском одеянии и оттащил в сторону делать перевязку. Оказавшись в некотором отдалении от Ребекки и Джека, мне пришлось включить на максимальную мощность свои локаторы, чтобы … . Ну да, чтобы подслушать их разговор, а что здесь такого?
После трогательного поцелуя Ребекки в уже успевшую обрасти щетиной отцовскую щеку, они начали разговор, и, естественно, сразу обо мне. А как же иначе, ведь я был героем дня.
– Девочка, – с родительской теплотой в голосе проговорил Джек, – неужели тебе нравится этот кретин?
Очень плохое слово.
– Да, – ответила она.
Браво, детка!
– Но почему! – простонал Джек. – Кругом столько нормальных парней, а ты выбрала самого худшего. Ему нельзя доверять. Скажи, он приставал к тебе? Ты понимаешь, о чём я говорю?
Ребекка утвердительно кивнула головой. Когда? Ничего подобного. Подумаешь, несколько невинных поцелуев.
– И потом, тебе ещё рано об этом думать, – продолжил он её убеждать, – подожди немного.
– Папа! – её голос прозвучал как призыв к атаке. – Сколько лет было маме, когда я родилась?
– Причём здесь твоя мама? – засмущался Джек. – Ну, восемнадцать, а что?
– Нет, ей было не восемнадцать, а семнадцать, я считать умею.
Вот оно что! Тоже мне, моральный кодекс нашёлся. Ему, значит, можно, а мне? Я, ковыляя на перебинтованной ноге, подошёл к ним.
– Ага, Джек, старый ты плутишка! – заорал я радостно. – Бравый морячок, килька в томатном соусе. Куда же ты против наследственности прёшь?
– Твоего мнения здесь никто не спрашивает! – рявкнул Джек.
А Ребекка попыталась меня пристыдить:
– Нехорошо подслушивать.
– А я и не подслушивал, просто слух хороший, – отмахнулся я от её слов.
Разговаривать нам больше не дали. И вовремя, а то началась бы словесная разборка. Джека на носилках вкатили в машину. Но последнее слово осталось за мной:
– Мы тебя навестим завтра, апельсинов принесём.
Дверцы фургона захлопнулись. Ребекка подбежала к доктору с вопросом:
– Можно мне с ним?