лИса
Лиса пустила фотографии тигрят по кругу и вопросительно посмотрела на меня.
– Прикольно, – сразу откликнулся я, – меня слово «месяц» впечатлило. Вот это уже погружение, оптимальный срок, не то что на день-два прискакать, поверхностно пощелкать и умчаться с искаженной информацией.
– Вооот, – радостно протянула Лиса, – гонзо-журналистика, участие – это то, что я считаю единственно правильным подходом.
Она отделила еще стопку фотографий и начала рассказывать о маленькой школе для детей камбоджийских нелегальных мигрантов в тайских джунглях, где она преподавала детям основы английского. А затем про деревню слонов в Аюттайе. И про вьетнамских рыбаков и пекарей в Лаосе. Я был впечатлен проделанной работой. Причем проделала это девчонка, которая на десять лет младше меня и еще только-только начала осваивать профессию. Сколько энергии, упорства и желания докопаться до сути. Когда Лиса закончила, я предложил сходить к нам – посидеть попить чай. Она легко согласилась:
– Почему бы нет? А ты расскажешь мне о своей работе?
– Конечно. Правда и рассказывать тут особо нечего: снимаю изо дня в день различные темы для новостной ленты. Протесты, награждения, презентации, спорт. Я универсал, за все берусь.
Тут, конечно, я малость покривил душой, сказав, что универсал, а не то, что в агентстве мне сливают сомнительные съемки – именно те, которые штатники не взяли в работу. Тут нет выбора, дают съемку – берешь. Бывает даже так, что приносишь отснятое, а эта съемка уже не нужна. Отработал впустую, и никто это не оплатит. Все просто: если хочешь работать на нас – снимай молча. Не нравится? Поищи другого работодателя. Но зачем об этом рассказывать симпатичной девчонке…
– Да, Лиса, я – универсал, – сказал я.
– Круто, – просияла Лиса, – жутко, интересно, наверное. А я не публикуюсь. Снимаю, печатаю, учусь, но обратной связи, к сожалению, никакой. Хотела было сунуться в одно агентство, но увидели – молодая девушка – и сразу отказали. Россия дико патриархальна. Сплошной сексизм.
Я вздрогнул. Надеюсь, Катя сдержит обещание и ничего Лисе не расскажет. Мы подошли к моей стоянке. У костра сидел Васек. И снова один. Я пока так и не видел остальных обитателей нашего маленького лагеря, – ни Славика, ни Светы с Кириллом.
– Василий, это Лиса, Лиса – это Василий, – представил я их друг другу. И мы уселись у костра.
– Пейте чай, я только что заварил, – показал Вася на котелок.
Мы разлили дымящийся чай по кружкам и уставились в потрескивающий огонь.
– Какая же магия этот огонь, правда? – тихо спросила Лиса.
– Не то слово, – ответил Вася и подкинул еще толстых сухих веток.
– А что для тебя Радуга? – спросил я Лису.
– Хм, Радуга, – она задумалась, – Радуга – это счастливое место между концом и началом. Мы здесь и сейчас, а за пределами поляны ничего нет, лишь наша безумная фантазия. И мы находимся именно там, где и должны быть, и с тем, с кем нужно. Это состояние души, магия, место встречи. Это не описать словами.
– Но ты прекрасно это описала, – сказал я, отметив про себя, как в ее карих глазах, отражая свет костра, забегали искорки.
– Спасибо, Дим.
– А ты что думаешь? – спросила Лиса у Васи, – что такое Радуга?
Вася помешал угли и повернулся к нам:
– Радуга – это секта нудистов-извращенцев, которые устраивают ночные вакханалии, – выдал он, и мы все дружно рассмеялись.
– Пойдем к центральному костру на вакханалию? – спросил я, глядя на Лису.
– Конечно пойдем, – весело ответила она.
– А я тут накурюсь и на огонь повтыкаю, – пробормотал Вася, – я люблю огонь, могу целую ночь на него смотреть. Индейцы считали, что огонь – тоже живой. Для него строить дом нужно: выкопать яму, обложить по краям ее камнями или илом. Правильно кормить – сухими дровами. А вы вот хабчики с фильтрами кидаете.
– Больше не будем – виновато потупилась Лиса, – это только я с фильтром курю, не могу самокрутки.
– Да ладно-ладно, расслабьтесь, шучу я, – Вася добродушно махнул рукой, выкатил из костра раскаленный уголек и прикурил от него сигарету.
Мы даже не заметили, как на поляну навалилась ночь, а вместе с ней карельский холодок, пробирающий до костей. Я забрался в палатку, вытащил из рюкзака джемпер и отдал его Лисе. Она тут же, через голову, его натянула, вытащив наружу свои длинные рыжие волосы. Джемпер был ей чуть выше колен, словно короткое платье. И выглядела Лиса в нем, в свете костра, просто потрясающе. Я надел старые джинсы с фланелевой рубашкой, и мы потопали через поле на свет большого костра и барабанные ритмы. Лиса шла рядом, держа меня за руку, чтобы не споткнуться, и вдруг увидела мои ноги:
– Ты почему обувь-то не надел?!
– Я решил месяц ходить босиком и не обуваться ни под каким предлогом, – начал рассказывать я, отгоняя от себя навязчивое чувство дежавю, – прошло не так много времени, но я уже чувствую себя по-другому. Мне кажется, мы в повседневной жизни ментально отрезаем свои ноги и не используем их как еще один орган чувств. Например, здесь я уже ступнями чувствую, когда вечереет.
– Это классно, мне очень нравятся твои идеи… – промурлыкала Лиса.
Подходя к большому костру, я осторожно приобнял ее, и мы вместе влились в общее медитативное пространство разнообразных звуков и силуэтов обнаженных людей, танцующих возле огня.
Карие глаза Лисы в алых отблесках пламени неожиданно приобрели густой болотистый оттенок. Я вглядывался в них, внимательно изучая рваные края радужки, а она, еле заметно улыбаясь, заглядывала между тем в мои. И только когда я уже окончательно утонул в ее глазах, с весьма туманной перспективой выбраться наружу, Лиса произнесла:
– Карие.
– А мне показалось, что зелёные.
– У тебя карие, – засмеялась она, – а у меня цвета хейзел.
– Что это за цвет такой?
– Что-то типа смеси зеленого с карим. Генетическая гетерохромия. С краю радужка одного цвета, а чуть глубже, ближе к зрачку – другого. И при разном освещении кажется, что цвет меняется. Поляки называют такой цвет пивным, а в русском – аналога просто нет. Наверное, в России он не так часто встречается.
– Мне кажется, в русском этот цвет называется болотным. Как интересно, а я-то думаю, почему твои глаза так затягивают…
– Да ну тебя, – засмеялась Лиса.
– Точно, сижу вот на радуге и тону в радужках твоих болотных глаз.
Она теснее прижалась ко мне, и мы зависли в паузе, погружаясь во внешние звуки.
К четырем утра Лиса стала клевать носом, и мы решили пойти выспаться.
– Не надо меня провожать, – сказала она, – по крайней мере не сейчас. Лучше давай тот фото-пенек на маленькой поляне, где мы познакомились, станет нашим местом. Там и будем встречаться.
Я не стал выяснять, почему сейчас нельзя проводить, а просто сказал: «Да, Лиса, конечно». Мы пошли на маленькую поляну, встали возле пенька и молча уставились друг на друга.
– Ну что, Дима, до завтра? – как-то неуверенно произнесла Лиса.
Я слегка наклонился к ней, она инстинктивно подалась навстречу. Выглядели мы в этот момент словно два неуклюжих подростка на первом свидании. Но я сделал решительное движение и прильнул к ее губам. Лиса обвила мою шею руками и прижалась ко мне. На небе сияла полная луна, а мы самозабвенно целовались, задействуя при этом все тридцать четыре мышцы лица и источая в пространство стойкий запах костра, пропитавший насквозь наши вещи, вперемешку с гормонами радости – эндорфинами и умиротворяющими молекулами любви – окситоцинами. Химия происходящего между нами была так безумно романтична, что если бы вдруг с неба закапал кленовый сироп, это нас бы уже нисколечко не смутило.
Близнецы
Так спокойно и беззаботно катился день за днем. Просыпаясь к полудню, я обходил замысловатым маршрутом стоянки и большую поляну, напоминающую к этому времени ленивое тюленье лежбище. А потом, если нигде не встречал Лису, шел на маленькую полянку и ждал. Чего-чего, а ждать я умею, это же мое, профессиональное. И рано или поздно она приходила. Затем мы валялись в траве, дурачились и целовались. Или шли прогуляться по лесу. А потом купались в озере. Ведь никакой программы фестиваля не существовало, тем более для нас. Сейчас мы сами были лучшим фестивалем друг для друга, и это пламя разгоралось день ото дня.
С Лисой меня ни на минуту не покидало ощущение, будто мы знали друг друга и раньше – быть может, в тех самых прошлых жизнях, в реальности которых, я, честно говоря, серьезно сомневался. А теперь просто встретились и вспомнили друг друга. И что я любил ее всегда, только не знал этого до момента нашей с ней встречи. Мы стали близки за такое короткое время, что прямо дух захватывало. Эти пальцы, немного смущенная улыбка, искорки радости в радужке темно-зеленых глаз – все было родным и до боли знакомым. Когда мы разговаривали, у нее порой бывал такой взгляд, какого я прежде ни у кого не встречал. Она словно открывалась изнутри, облачаясь в мои слова, и ей было комфортно в них, а я чувствовал ее принятие на каком-то особом глубинном уровне. И в этот момент не было ничего более для меня важного, чем она сама, ее чуткость и внимание. Мне хотелось, чтобы это состояние не исчезало, чтобы оно перетекало из одной минуты в другую, из часа в час, изо дня в день. Я всем своим нутром понимал, что она именно мой человек, и наша встреча была неизбежной. Но надо сказать, что прежде я, со своей прагматичной натурой, ни во что такое не верил. Банальное выражение «Любовь с первого взгляда» вдруг материализовалось. И теперь я взирал на все это словно со стороны, с искренним недоумением. Чувство, которое невозможно протестировать или подвергнуть анализу, – словно молния, пронзившая сознание. Когда все происходит мгновенно, с одной лишь искры: вжух, вы встречаетесь взглядами и крышу сносит напрочь. И ты не ешь, не спишь и не можешь ни о чем думать, кроме нее, – словно ваши атомы всегда знали друг друга и лишь ждали подходящего момента, чтобы встретиться и воссоединиться.
– Как это объяснить? – спросил я как-то у Лисы.
– А зачем пытаться все объяснять? – ответила она. – Нам же хорошо вместе? Не нужно слов, давай просто принимать это.
И мы принимали. По вечерам лагерь обычно оживал, музыка становилась громче, и мы в обнимку шли на общий сейшн.
Катя, похоже, была даже рада, что у нас с Лисой завязалось нечто большее, чем дружба. Но все же отчего-то грустила. Как-то раз я даже спросил у нее, все ли в порядке. В ответ Катя подошла ко мне, встала на цыпочки и чмокнула меня в щеку.
– Все прекрасно, не думай об этом, – прошептала она мне в самое ухо.
Я почти сразу научился их различать, и не ошибся ни разу. Конечно, раста-косичка в рыжем локоне Лисы существенно помогала мне в этом, но я все равно пытался улавливать различия в нотках голоса и интонациях. В перепадах настроения и нюансах характеров. Это удивительно, когда у тебя есть близнец, фактически твой двойник. Очень хотелось увидеть их вместе, но, с другой стороны, это как просить, чтобы я посреди Радуги прервал свой «босоногий» опыт и натянул кеды. Лиса про это говорила просто:
– Мы чувствуем друг друга на любых расстояниях, и знаем, кто из нас чего хочет, читаем мысли друг друга. Часто играем. Мы словно одно существо. Но иногда мы делаем разумный выбор, чтобы не мешать друг дружке в личной жизни. Никого нельзя лишать счастья, а тем более свою сестру-близняшку.
К тому же, Лиса совсем незаметно начала называть меня Митей, а Катя продолжала звать Димой.
– А мне больше нравится Митя, как в Карамазовых, – сказала Лиса, – Митя чувственней и мягче, чем Дмитрий.
– Меня так бабушка называет, – усмехнулся я.
– Вот и прекрасно, пусть я буду этим связана с кем-то из твоих родных.
Я же понял этот шаг как еще одну попытку обозначить для меня, кто из них кто. Помочь не путаться. В городе можно носить разную одежду, тут же все ходили в чем мать родила, и разве что феньки были в этой вселенной, словно цветастые маячки.
Сегодня мы с Лисой решили разыскать типи Олега, брата Семена. Он и правда, как предупреждал Семен, так умело спрятался и замаскировал свою мини-типуху, что мы просто проскочили мимо нее в метре от входа.
– Чш-чч, – послышался характерный позывной, мы оглянулись – из кустов торчала довольная ухмыляющаяся рожа Олега. Он казался ожившим неандертальцем – крупным, волосатым и добродушным, как сенбернар. А кусты были не чем иным, как маскировочной сеткой, натянутой на стены типи.
– Олежа! Сколько лет, сколько зим! – обрадовался я, увидев знакомое лицо, – это Лиса, знакомься.
– Оч приятно, а где Ленка?
– Олег, ну нельзя быть таким бестактным, а? Разошлись мы.
– А почему? – продолжал гнуть свое Олег.
Я взглянул на лицо Лисы и мгновенно пожалел о том, что мы вообще к нему зашли.
– Давай лучше мате заварим, я уверен, что у тебя есть, – подмигнул я Олегу.
Это сразу же подействовало на него отрезвляюще:
– Да, давайте залезайте в типи, сейчас закалебасим, – тут же засуетился Олег.
– Йерба мате, – сладко протянула Лиса, – я мечтаю о Латинской Америке.
– Курнем? – посмотрел на нас Олег, – у меня гашик индийский.
– Я не буду, – отказался я, – если только Лиса составит…
– Не-не-не, – запротестовала Лиса.
– Отлично, мне больше достанется, – успокоил нас Олег.
Он засыпал мате в тыквенный калебас, наполнил термос кипятком и закурил потрескивающую самокрутку. Мы уселись на расстеленные в типи карематы и, подливая кипяток в калебас, пустили его по кругу – по традиции каждый делал лишь по глотку и передавал следующему.
– Олег – большой специалист по чаю, – сказал я Лисе, – наверняка у него с собой брикет десятилетнего пуэра и куча различных сортов зеленого чая.
– С собой, с собой, целый желтый чемоданчик – отреагировал Олег и заулыбался.
– Почему желтый? – спросила Лиса.
– Так с Казантипа же, там, если ты с желтым чемоданом, вход на фест бесплатный.
– Да-да, – подтвердил я.
– А ты часто путешествуешь? – заинтересовалась Лиса.
– Даа, практически живу в путешествии, – закивал Олег, докуривая косяк.
– Да ладно, гнать-то, может быть, сейчас путешествуешь, но раньше я тебя никогда не мог вытащить даже во двор, – засмеялся я.
– Ну, во-первых, – приосанился Олег, – не обязательно куда-то ездить, чтобы путешествовать. А во-вторых: вообще-то, я кристально честный и искренний человек. Хотя изредка бывает так, что и вру. Нагло и бессовестно. Но не с какой-то там меркантильной целью, а лишь для того, чтобы оттенить своей ложью ценность истины. В этом и есть моя правда. Вы же понимаете, что правда и истина – это не одно и тоже.
Он закопал оставшийся от косяка хабчик прямо в пол типи. Лиса уже поняла всю нетипичность общения с Олегом и просто улыбалась, отхлебывая мате из калебаса.
– Олег, а почему ты наружу не выходишь? – спросила она, – мы ни разу тебя на общем кругу не видели.
Олег усмехнулся.
– Мне и так хорошо. Люди в гости ходят, а я их чаем пою и травой накуриваю. Каждый ведь для своих целей приезжает.
– Это верно, – поддержал я.
– Я тут в своем ритме живу, – продолжил Олег, – читаю много.
– А что читаешь? – заинтересовалась Лиса.
– Вот сейчас Кебра Нагаст дочитал, это растаманское чтиво – священная книга древних абиссинцев. Книга мудрости Растафари.
– Ты растаман?
– Я человек интересующийся. Раста же, это не только «коноплю долбить». Растафари – это образ жизни, философия, культура и религия. Каждый видит свое. Мне интересны корни. Вот, например, Радуга. Она возникла в Америке в начале семидесятых, в результате переосмысления традиций индейцев Великих Равнин. Название «Рэйнбоу» было взято из пророчества индейцев хопи, где говорится, что в конце времен, когда Земля будет на грани катастрофы, появится единый народ, который будет состоять из людей разных наций, говорить на разных языках, подобно тому, как радуга состоит из разных цветов.
– Интересно, – заметил я.
– Да, – продолжил Олег, – и нужно нести это знание и, распространяя его, разъяснять людям. Чтобы не было случаев как на Мшинской.
– А что было на Мшинской? – спросила Лиса.
– На Мшинской все плохо было, – ответил я, – чаще всего власти Радугу игнорируют. Но на Мшинской радужные, видимо, нарушили чьи-то планы или заняли территорию, слишком близкую к городу. Прислали ОМОН с вертолетом и все плохо закончилось.
– Соль в том, – продолжил Олег, – что, судя по последующим публикациям, власти вообще не поняли, что же они такое разогнали. Деревенских, наверное, можно понять: их могла испугать толпа ярко одетых людей. Если бы каждый умел просто и грамотно объяснить, что здесь происходит, такого бы не случилось. Ведь когда местное население понимает смысл действия, они и сами с удовольствием подключаются. И помогают по мере возможностей. У местных всегда можно молока купить, или свежих овощей. Они и дорогу новоприбывшим помогут найти.
– Да, да, – заметил я: «Ваши туда в лес ушли. А вы оттуда потом выйдете?»
Мы все вместе рассмеялись.
– Ладно, Олежек, мы с Лисой еще сегодня на семинар собирались. Будем отчаливать. Да, Лиса?
– Да, спасибо огромное за мате, – добавила Лиса, – я прямо почувствовала Аргентину, пока пила, а это мечта моя заветная.
– Значит, будет Аргентина, – ответил Олег, – вам спасибо что заскочили проведать. Что за семинар-то?
– Культура древней Ирландии, музыка-танцы – почти хором сказали мы с Лисой и тут же рассмеялись.
– А вы клевая пара, настоящая, – заметил, улыбаясь, Олег, – будете всегда вместе, я такое обычно чувствую.
– Спасибо, – сказала Лиса и чмокнула его в щеку.
Подходя к поляне, Лиса вдруг замешкалась.
– Давай я до палатки схожу, а позже подойду, потупившись сказала она.
– Ну давай, я буду ждать.
– Если Катю увидишь, передай ей привет и поцелуй от меня. Только в щечку! – погрозила она мне пальцем.
– Хорошо.
Я свернул самокрутку, покурил, а затем не спеша двинул на Круг.
Действительно, неподалеку от Круга, возле Доски Объявлений, куда приносят найденные и заблудившиеся вещи, я через некоторое время и нашел Катю. Она сидела и болтала с какими-то девчонками. Увидев меня, Катя тут же встала и отвела в сторонку.
– Слушай, Дим, тут такое дело… Мне в город надо.
– Опа, зачем это? – опешил я.
Катя виновато посмотрела на меня.
– Достала мобильник, а там куча сообщений. Работу хорошую дают, новый объект, не могу такое заманчивое предложение упустить.
– Точно говорят, что телефон нужно в последний день из рюкзака доставать. Вавилон найдет способ затянуть.
– Вот ты вернешься в город, – грустным тоном сказала Катя, – и слово «Вавилон» на следующий же день исчезнет из твоего лексикона.
– А Лиса в курсе?
– Мы с ней говорили о том, что я, возможно, уеду раньше.
– Эх, Катя…
Она протянула мне листок бумаги.
– Вот номер моего телефона.
– Хорошо, Лиса просила тебя в щечку поцеловать.
– Так поцелуй уже, – засмеялась Катя, – что стоишь?
Я чмокнул ее в щеку. Катя обняла меня, затем сделала ручкой «Чао» и пошла в сторону леса.
– Кать, – крикнул я вслед, – давай я тебя до станции провожу!
– Спасибо, не надо, я же договорилась с местными, меня подкинут на машине до электрички, там как раз одно место будет.
– Ну ладно тогда, удачи, и береги себя!
– Спасибо! А ты береги мою сестру!
– Хорошо, обещаю!
С большой поляны послышался трубный звук, издаваемый огромной, как у Человека-Амфибии, раковиной – призыв на сбор к общей еде. Хоть я практически никогда и не ел на Кругу, сейчас решил попробовать. На общий круг приходят почти все, хоть большинство и готовят еду у своего костра и на свой вкус. В отличие от общей, вегетарианской кухни, у себя можно есть и мясо, и консервы. Хотя мне, по большому счету, было все равно – что мясо, что овощи. Так как миску я с собой не взял, пришлось попросить у Семена. Он жук запасливый – носит для первого, и для второго.
Кто-то подкрался сзади и мягкими ладошками закрыл мне глаза.
– ЛИса? – я сделал вид, что угадываю.
– Дааа, – навалилась она на меня и, свернувшись калачиком, улеглась ко мне на колени.
– Катя уезжает, – я посмотрел ей в глаза.
Лиса отвела взгляд.
– Это должно было случиться, не думай, все нормально.
– Ладно, если ты говоришь, что нормально…
– Ну что, после ужина будем танцевать ирландские танцы на малой поляне, – она посмотрела на меня своим искрящимся взглядом.
– Конечно, сегодня танцы под луной, – ответил я и обнял ее.
– А потом можешь меня и до палатки проводить, – тихо произнесла Лиса.
Демон Лапласа
– Странно. Мы в карельской глуши, вокруг лес и трава, а меня не укусил ни один комар. Ни разу, – шепчу я Лисе.
– Меня тоже, – отвечает она так же тихо.
– А меж тем народ постоянно какими-то спреями пользуется, анти-москитными мазями натирается, вонючки жжет.
– Просто комары знают, что я лиса – лесной житель, а ты под моей защитой, – прошептала Лиса и, поцеловав в плечо, крепче прижалась ко мне под спальником.
Мы лежим в ее палатке, расставленной обособленно возле озера, и в микроокошко на потолке смотрим на звезды. В этот момент мы очень близки и счастливы. Все случилось не рано и не поздно, а именно тогда, когда и должно было случиться. Хотя, оказалось, что когда люди все время голые, то это, как могло бы показаться, не ускоряет развитие отношений, а напротив – последний шаг сделать становится гораздо труднее. Но все произошло именно так, как мы хотели. И теперь, чувствуя, что некая грань пройдена, я задумался: «А что же дальше?» Ведь Радуга – это утопия, реализованная на очень непродолжительный срок, а через неделю нам ехать в город, где у каждого куча своих дел и мы просто не сможем быть все время вместе. Но сейчас мы здесь. И нам по-настоящему хорошо.
– Лиса…
– Да, Мить.
– А в городе мы будем вместе?
– А ты хочешь этого?
– Очень.
– Значит будем.
– Хорошо. И только потому, что этого хочу я?
– Я тоже очень хочу.
– Хорошо.
– А еще я верю в судьбу. В то, что выбора, как такового, не существует, и все предопределено заранее. Браки заключаются на небесах. Детерминация.
– Ты что, фаталистка? Разве это не скучно?
– Причем тут – скучно или нет. Так есть, но мы же не знаем исход. Мы все равно живем в иллюзии, но понимание принципа детерминации дает некую внутреннюю свободу. Мы можем играть с судьбой, словно дети.
– Думаешь? Кто-то придумал какой-то принцип, и ты готова руководствоваться им в своей жизни?
– Почему кто-то? Принцип детерминации – один из ключевых в современной классической физике. Его можно называть как угодно, – провидением, если хочешь. Он просто подразумевает, что все происходящее обусловлено судьбой, Богом, высшими силами или же другими внешними факторами.
– А как же наша воля?
– Есть такой мысленный эксперимент «Демон Лапласа»4 … Хм, ладно, если проще, то причина всегда вызывает определенное следствие. Это называется причинно-следственной связью. Или кармой, если хочешь. Причинная взаимообусловленность событий во времени.
– Святой Колтрейн… Никогда не думал, что умные девушки настолько сексуальны, – я поцеловал Лису в лоб, и попробовал сменить тему:
– А в каком районе вы живете?
– На Авиамоторной, в Лефортово, – ответила Лиса, рассмеявшись моему комплименту и легонько, словно по-детски, пробуя остроту зубов, куснула меня за плечо, – у нас небольшая комната в квартире.
– А я на Первомайской. Один в целой квартире.
– Ого! Митя, да ты завидный жених. Тогда я буду к тебе приезжать.
– Хорошо. Но я это жилище снимаю. Хозяин хороший, как сдал, так арендную плату еще ни разу не повышал.
– Да я шучу, Мить. То, что не с родителями живешь, – это уже клево.
– Интересно, как живется двойняшкам.
– Мои родители трахались лишь однажды, поэтому мы близнецы… Они не захотели сделать это второй раз, – ненавязчиво ушла Лиса от ответа.
– Это же из «Мечтателей» Бертолуччи! Обожаю этот фильм.
– Я почему-то даже не сомневалась, – Лиса внимательно взглянула мне в глаза, – идем на озеро? На луну смотреть, в водном отражении.
– Пойдем.
Мы встали и, закутавшись вдвоем в один спальник, словно в гигантский кокон, вылезли из палатки. Суматоха на большой поляне уже успокоилась, и слышны были лишь хруст веток в лесу да редкие всплески воды в камышах. Обнявшись, мы уселись на поваленное дерево, что лежало на берегу озера.
– Знаешь, Ли, – сказал я, – если вдруг завтра утром я умру, то для вечности ты будешь именно тем человеком, к которому я шел всю свою жизнь. Через опыт, ошибки, расстояния и отношения с другими людьми. Весь мой путь был именно к тебе, в эту самую точку во времени и пространстве. Но если задуматься, завтрашнего дня и так еще нет, – он существует лишь в возможной перспективе. То есть, мгновение, в которое я говорю тебе это, и есть тот самый момент истины. Понимаешь? Я прожил всю жизнь до сегодняшнего дня лишь для того, чтобы сейчас говорить с тобой.
