– Суп подогрею и отправлю Никитку к деду.
Предчувствие меня не обмануло. Попадалово. До дедушки не меньше часа топать. А ещё с утра прошел снегопад и, наверняка, все короткие тропки замёл. Ой-ёй-ёй! Я принялся листать дневник в поисках домашнего задания. Если меня всё-таки отправят, то обязательно схвачу двойку. Нарочно. А что сразу меня посылают? Вон Ильюха, старший брат, вернётся из института, пускай топает к деду. Давно уже у него не был.
– А откуда он деньги на водку берёт?
– Наверное, взаймы. Его уже давно все знают.
– Да кто же ему даёт?! Как он расплачивается?!
– Я отдаю.
– Ты? Вот зашибись! Это значит, благодаря тебе его в очередной раз прокапываться повезём! Молодца!
– А что ты хочешь, Саша?!! Он всё равно найдёт способ напиться! Подпишет продажу квартиры и напьётся! Потом ещё сюда жить придет. Мне такой квартирант не нужен! В конце концов, Саша, он твой отец! Почему я должна за ним бегать и жопу подтирать?! Мне это уже надоело.
Голос мамы срывался, она была готова заплакать.
Послышался шорох маминых шагов, приближающихся ко мне. Ой-ёй-ёюшки.
– Никита, сходи к деду Боре. Отнеси, пожалуйста, ему покушать.
Я, молча, погасил свет настольной лампы. Сейчас у мамы такое настроение, что моя недовольная физиономия может детонировать у неё во вспышку злости. Я, как опытный сапёр в данной области, начал снова собираться на улицу.
В прихожей мама протянула мне приготовленный пакет. Я заглянул внутрь. Там лежали металлический термос с широким горлышком, кулёк с нарезанным ржаным хлебом и салом.
– В термосе борщ. Выльешь суп деду в тарелку и проконтролируй, чтобы он поел. Термос сразу там вымой. Не забудь принести его назад, а то отцу обед на работу не во что положить будет. – И вот ещё держи, —мама протянула мне пятьдесят рублей. – На автобус. Ну, сдачу себе оставь. На карманные расходы.
Ух! Вот это уже другой разговор! С этого и начинать надо было!
– А если деда Боря пьяный и не захочет есть?
– Перельёшь в банку и всё уберёшь в холодильник. В любом случае, как придешь к деду обязательно отзвонишь.
– Ладно, хорошо.
На улице мерзковато. Метёт. На автобусную остановку я всё равно не пошёл. Уж лучше полтинник себе на телефон брошу.
В темпе вальса шагал по натоптанной рабочими тропинке вдоль заводского забора.
Летом хорошо – сел на велосипед – десять минут и ты уже на месте. А так, минут сорок шлёпать.
Уже подходя к пятиэтажке деда меня, вроде как, окликнули. Какой-то мужик поскользнулся возле ряда мусорных контейнеров. Нет, я не из «армии спасения» чтобы бомжикам помогать. Но в упавшем я узнал дядю Витю, который частенько бывает у деда Бори. Если не поможешь, то неудобняк получится.
Скрепя сердце подошёл к вонючим контейнерам. Дядя Витя встал на четвереньки. Что-то бормотал, ругался. Видать пьяный совсем. Он упёрся в снег на вытянутые руки, поднял грязное лицо. Я переложил пакет в левую руку и протянул правую.
И тут я увидел дедушкин нож.
Деда Боря у меня с богатым уголовным прошлым. Его самодельный тесак узнаю всегда. И вот я вижу оригинальную резную ручку, торчащей в левом боку дяди Вити.
Я почувствовал, как на моей руке, между большим и указательным пальцем, сжались челюсти. Отдёрнул руку назад, оставив во рту мертвяка тёплую вязаную перчатку. Тут же с размаху ударил пакетом с металлическим термосом по мычащей голове. Слева на право. И сразу справа налево глухой удар в район скулы.
Мёртвый дядя Витя упал на локти. Рыча, выплюнул мою перчатку.
Я отбежал и осмотрелся по сторонам. Нет никого. Что ж такое? Как же так?
Перехватил пакет в правую руку и снова подошёл к восставшему мертвецу. Принялся его бить со всех сил, используя термос в качестве орудия. Наносил удары по телу, пытаясь припечатать мертвяка к земле. Хлеб, наверное, превратился в труху. Вот и полиэтилен порвался.
Тогда я встал на спину мертвяка и ударил ногой в район затылка. Несколько раз. До характерного хруста. Всё как учили на уроках ОБЖ.
Мертвяк затих.
Взял немного покоцаный термос в руки, выбросил рваный пакет с испорченными бутербродами в мусорный контейнер. Перчатку и дедушкин нож забирать не стал. В принципе, если помыть и постирать, то ничего страшного. Но я решил всё-таки не рисковать.
В окошке дедушкиной квартиры на третьем этаже горел свет.
Входная дверь незапертая. Обычное дело. Дед и на ночь дверь не запирает. Как говорится: «да кто же у него возьмёт? Он сам у кого-нибудь вынесет».
Деда Боря лежал на кровати, укрывшись пледом. Работает телик на спортивном канале. Как бы мама не убиралась, но в квартире после очередной попойки снова грязно. Плохо пахнет.
– Привет, деда. Ты почему трубку не берёшь? Мама звонит, волнуется.
Дед неспешно поворачивает голову, смотрит на меня. Взгляд его достаточно характерен для пьяного человека – излучает тоску и печаль. Бухой, хм. Наверное, и месяца не прошло с момента последней кодировки. Всё без толку. Бесполезная трата денег на мнимую медицину.
Скинул куртку, шапку, разулся. Прошёл с термосом на кухню.
Осмотрел ладонь под светом. Вроде без повреждений. Обошлось.
Говорят, что укус опасен тем, что у животных и у человека на зубной эмали создана крайне агрессивная среда. Места укусов заживают дольше, чем царапины, подвержены риску загнивания. Это от живых. От восставших мертвецов всё в сотни раз опаснее. Гниль, яд с зубной эмали попадает в кровь здорового человека, вызывая заражение, сравнимое с инфекцией.
На кухонном столе лежала гелиевая ручка. Я взял её и подошёл к зеркалу. Чёрными чернилами начертил мишень на лобовой кости с правого краю. Осмотрел. Вроде неплохо получилось.
Я выплеснул горячий мамин борщ в тарелку. Термос поставил в раковину, залил его горячей водой. Взял ложку и понёс суп в комнату.
– Как дела? Опять напился?
Дед, не моргая, смотрел на меня. Лишь его голова двигалась вслед моим перемещениям. Я нашел табуретку, сел рядом, держа тарелку в руках.
– К тебе дядя Витя не заходил?
Подобие улыбки вылезло на лицо деда, демонстрируя рот старого урки, полного железных протезов.
– Держи суп и давай кушай. Дед, что ты какой чумазый?
Он не взял тарелку. Не кормить же мне его с ложки. На фиг надо. Не хочет – не надо. Старая пьянь.
– Ты обнаглел что ли? В ботинках на постель залез!
Вдруг дед быстро садится. Плед сползает, я вижу распоротый живот с вылезающей требухой. Дед рывком набрасывается на меня. Я инстинктивно подымаю руки для обороны. Борщ льётся на постель. Голова деда разбивает тарелку в моих руках и останавливается в сантиметрах от моего лица. Вонища.