спадает нетерпенье понемногу.
Представь, родная, что, встречая нас,
мимозы завтра выйдут на дорогу.
* * *
Тем – жажда, да наркоз, да анаша…
А мой IQ – со шрамами и швами.
К итогу развалилась не душа,
но то, чего не выразить словами.
Метафора на раны и на ранки
оставила нечитанные гранки,
и те – никем не виданы нигде –
растают, словно льдинки на воде.
* * *
Войду ли в Лувр – увижу галерею,
цветов Голландских пестроту,
Господних храмов красоту –
пока не постарею…
О, сколько было площадей,
до неба тонких шпилей,
старинных винных погребов,
и усыпальниц, и гробов,
морских паромов, штилей…
Заманчиво, в конце концов,
осмыслить как предтечу
икону ту, где Божья мать! –
стареть внезапно перестать
и к ней шагнуть навстречу.
* * *
Может быть, твоя старость похожа
на тебя в бесконечно простом.
По утрам говоришь: «Ну, и рожа!..»,
а трюмо разбиваешь потом.
Зря, конечно. Оно не блефует –
то лицо демонстрирует грусть,
потому что зима торжествует,
по нему обновляя свой путь.
Место под солнцем
Хорошо когда в жизни всё просто:
не к лицу ей любой макияж.
Где живу – ни страны, ни погоста,
только место под солнцем и пляж.
* * *
Себя, как Родину, любил –
светло и беззаветно.
Конечно, он нарциссом был,
и было то заметно.
Хвала тебе, ночной карниз!
Хвала за простоту!
На нём себя любил нарцисс,
но больше – высоту.