ПТСР
***
Комаров достал из кармана пиджака бумажный платок и промокнул им вспотевший лоб.
– Значит, я тебя не убедил, – с сожалением заключил он, – и ты всё равно хочешь забрать его?
– Да, – твёрдо ответил Леонид.
Николай Александрович отправил платок в урну и сказал:
– Что же, позволь проводить. Может быть, увидев его собственными глазами, ты передумаешь.
Путь к закрытому корпусу был печально знаком Леониду. Ему неоднократно приходилось спускаться по не видевшей ремонта лестнице, пройти около сотни метров по территории пансионата вдоль еловой посадки, затем повернуть направо и скрипом деревянных ступеней крыльца заставить слететь с дерева стаю воробьёв. Облезшая от старости фанерная дверь была в самом конце коридора. Незнающий человек счёл бы её входом в уборную или санитарную комнату, но палату Филиппа Филипповича знала здесь каждая собака.
– Должен кое о чём предупредить, – вдруг сказал Комаров, остановившись прямо перед дверью. – Прошло больше года с твоего последнего приезда…
– Вы же знаете, мне приходится уезжать на длительное время, чтобы заработать, – перебил его Леонид.
– Да-да, но я не об этом, – запнулся Николай Александрович. – Я хотел сказать, что время, оно не щадит никого. Особенно это заметно у людей, которые находятся в таком же положении, как и Филипп Филиппович.
– Открывайте. Я должен его видеть, – настоял Леонид.
Николай Александрович достал крупную связку ключей, по всей видимости, не только от всех палат закрытого корпуса, но и прочих хозяйственных построек. Раздался лязг механизма несмазанного дверного замка, после чего заскрипели ржавые петли. Палата Филиппа Филипповича ничем не отличалась от остальных: пошарпанные стены с кусками облезлой штукатурки и мутное стекло в оконной раме, через которое едва пробивался солнечный свет.
– Мы планируем делать ремонт, – попытался оправдаться Комаров, но предпочёл не продолжать тему.
В углу на выцветшем линолеуме стояла инвалидная коляска. Решёток не было. Ни к чему. Старик в инвалидном кресле был не в состоянии и пальцем пошевелить.
– Папа, я пришёл, – робко произнёс Леонид.
***
Человек может по-разному реагировать на шоковые ситуации. В зависимости от эмоционального и психического состояния у него могут возникнуть различные посттравматические симптомы. Иногда это проявляется в виде повышенной обеспокоенности и нервозности, непредсказуемой смены настроения. В других случаях эти симптомы перерастают в нечто большее. Человека начинают преследовать различные фобии, он перестаёт чувствовать себя в безопасности, живёт с постоянным ощущением страха и угрозы жизни.
Был ли Филипп Филиппович генетически предрасположен к возникновению посттравматического расстройства, или пережитое им было действительно за гранью восприимчивости его мозга, теперь уже не важно. На его месте мог оказаться каждый третий житель планеты, столкни его лицом к лицу с жестокими реалиями жизни, которые, как нам кажется, могут произойти с кем угодно, но не с нами.
В то время, когда горел пятый этаж его дома, Филипп Филиппович только заступил на ночное дежурство. Ничего не подозревая, он аккуратно заполнил журнал и поставил чайник, приготовив чашку для кофе. Обычная процедура, чтобы не дать организму спать на работе. В тот раз ему не суждено было сделать и глотка.
Когда побледневший Филипп Филиппович примчался к порогу собственного дома, во дворе которого орудовали три пожарных расчёта, он не смог принять увиденное и поверить в реальность происходящего.
– Где Марина? – словно в бреду закричал он. – Где она?
Несчастный замер на месте, когда увидел собственную жену, которую пытаются привести в чувство медики. Внизу! А кто остался в квартире?! В тот момент он ещё не знал, что Марина, оставив близнецов со своей матерью, отправилась в аптеку.
«Зачем ты сделала это?»
Кто знает, возможно, именно этот поход за медикаментами и спас ей жизнь.
Жадное пламя съело четыре первых этажа и приступило к пятому. Из родного окна на высоте пятнадцати метров вдруг высунулся насмерть перепуганный мальчуган.
– ЛЁНЕЧКА!!!
Обезумевший отец бросился в огонь.
– Стой! Сгоришь! – ударил в спину голос пожарного.
– Папа!!! – закричал мальчик, загнанный на подоконник яростным огнём.
Он свесил маленькую босую ножку, но тут же убрал её, не ощутив под собой опоры.
– Папа, спаси!!!
Громкий плач съедал Филиппа Филипповича пуще огня, в завесу которого он бросился с головой.
«Мои малыши! Они там! Господи, помоги мне добраться до них!»
На голову вдруг обрушились остатки деревянных перекрытий. Схватившись голыми руками за головешки, Филипп смог выбраться и преодолел ещё несколько пролётов. Лишившись рассудка от страха за жизнь родных людей, он совсем перестал чувствовать боль. Одержимый мыслью спасти близнецов, Филипп, наконец, добрался до нужной двери и из последних сил бросился на неё. Когда он сокрушался от невозможности снести дверь и попасть внутрь, он не знал, что его сынишку Лёню уже приняли пожарные, добравшиеся до окна по лестнице. Он продолжал разбивать расплавленную кожу кулаков в кровь, заливаясь внутриутробным криком, взывающим второго малыша к помощи:
– МИША, ОТКРОЙ! МИША, СЛЫШИШЬ? ОТКРОЙ ДВЕРЬ!!!
Пожар 1996 года на улице Октябрьской революции унёс жизни семнадцати человек, среди которых оказался один ребёнок. Местные жители были глубоко потрясены, узнав из газет, что причиной возникновения очага возгорания стал пьяный курильщик. Региональный канал трижды сообщил о трагедии, произошедшей в Ардатовском районе, и вскоре переключился на освещение других актуальных событий, которые тем или иным образом оказались более значимыми для республики. Со временем дальнейшая жизнь Удельновых, как и остальных пострадавших, стала никому не интересной. Время нещадно затягивало старые раны, которые продолжали кровоточить.
***
– Папа, это я, – робко проговорил Леонид, склонившись над дряхлым стариком в инвалидном кресле.
Его безжизненный взгляд недвижимых глаз растворился в страшных событиях прошлого. Обожжённая кожа лица стянулась, оставив извилистые шрамы на обеих щеках, а посиневшие губы едва заметно шевелились. В сером лице человека почти ничего не осталось от того молодого отца Филиппа Удельнова.
– Видишь, – сказал Николай Александрович, – лучше ему не стало. И вряд ли станет. Он такой же, как и год назад. Человеческий мозг хоть и не изучен, но тут, по-моему, всё ясно без слов. Думаю, он вообще ничего не переживает. Он просто существует.
– Папа, это я, – не сдавался Леонид, тыкая в себя указательным пальцем. – Это я, твой сын! Ты помнишь меня?
Комаров не смог сдержать эмоций. Он отошёл в сторону, дабы не показывать мокрых глаз.
– Папа, ответь! Ты слышишь? Я остался совсем один. Не оставляй меня, отец!
В ответ молчание и ничего не выражающее осунувшееся чужое лицо. Блёклые зрачки чуть шевелились, не выдавая огромного эмоционального напряжения где-то там, глубоко внутри. Настолько глубоко, что под недвижимой маской лица невозможно было разобрать крик о помощи: «Забери меня! Я не хочу больше оставаться в белой комнате! ОНО снова придёт!»
Старик так и остался неподвижно сидеть в кресле посреди требующей ремонта палаты.
– В прошлый раз он хотя бы узнавал меня, – обречённо произнёс Леонид.
Вытерев слезу, он добавил:
– Вы правы. Он совершенно ничего не чувствует.
– Я должен вам кое-что дать, – вспомнил Николай Александрович.
Он вдруг протянул ему плюшевого зайца и сказал:
– Знаешь, он не расставался с ним никогда. Все эти годы зайчишка был с ним. Теперь он ему ни к чему. Возьми.
Леонид увидел знакомую детскую игрушку, с которой играл вместе с братом – близнецом. Еле сдерживаясь от нахлынувших чувств, он произнёс:
– Это Мишкин зайчик был. Нам папа на день рождения подарил. Ему, помню, красный, а мне – синий. Мой сгорел при пожаре. А этот, смотри-ка… А теперь никого нет. Только память.
Николай Александрович подошёл ближе и подставил плечо разрыдавшемуся в голос Леониду.
***
Филипп Филиппович сидел в углу белоснежной комнаты – тюрьмы. Не выдержав ужасающих реалий прошлой жизни, его мозг решил построить собственный мир, в котором не будет сгоревшей квартиры и смерти родных людей. Этот мир предстал перед ним в виде изолированной коробки. Он терпеливо ждал прихода своего сына, не подозревая, что Леонид стоял перед ним.
Ужасный треск старых досок остался где-то позади, как и панический страх вперемешку со строгим приказом «Не шевелиться». Филипп Филиппович боялся открыть глаза и увидеть последствия огненной атаки, хотя прекрасно знал, что невидимый уборщик уже сделал своё дело и всё вокруг вновь сияет, как и раньше. Он чувствовал мягкое тепло от плюшевой игрушки на груди, которую был не в силах выпустить из рук.
Проверив, не повреждена ли она, он вздохнул с облегчением.
«Всё закончилось, мой малыш. Мы спасены».
Поставив розового зайца на тумбочку, он, наконец, открыл глаза и удостоверился в своих ожиданиях.
«Всё будет хорошо, малыш. Не переживай, мой сын скоро придёт за нами».
При создании обложки использована фотография с https://pixabay.com/ru/illustrations/%D1%82%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%BA%D0%BE-%D0%B2-%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D1%87%D0%BA%D1%83-%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%80%D1%8B%D0%B9-%D0%B2%D0%BE%D0%B7%D1%80%D0%B0%D1%81%D1%82-73402/
