Падший. Игры Создателя

– За что под нары?

– Ты кого убил, Витя? – проигнорировал вопрос татуированный.

– Девушку, – Виктор немного замялся, но потом продолжил – Любимую девушку!

– О, как. И за что?

– Случайно. Хотел убить ее любовника, но он увернулся, и я попал ножом ей в грудь.

– Застукал их, что ли, в постели?! – бритый отступил от Виктора и прислонился плечом к стойке двухъярусной кровати.

– Да, у себя в квартире. Из университета раньше времени приехал, они в моей кровати спят.

– Надо было обоих мочить, – со злостью произнес мужчина со шрамом – Бабы, твари, все беды из-за них.

– Это точно, – согласился с утверждением мужчины татуированный – Тебе сколько лет, Витя?

– Почти девятнадцать.

– Борман, пропиши пацанчика, только без фанатизма! – татуированный подмигнул бритому и присел за стол. Мужчина со шрамом последовал его примеру.

– Ща сделаю в лучшем виде, Калган, – бритый, которого назвали Борманом, прихватил со стола алюминиевую кружку и, показал Виктору рукой, чтобы он присел за столом возле него – Давай, присаживайся. Сейчас будем играть в игру под названием «Хитрая кружка»…

– У меня нет настроения играть в игры…

– У тебя чего, месячные, – притворно удивился бритый – Калган, это что к нам за зверь в хату попал?

– Сам понять не могу, – криво ухмыльнулся татуированный – Мутный какой-то. Не пидорок ли он часом.

– Чего молчишь? – бритый вновь со злобой в глазах глянул на Виктора – Пидорок?

– Нет! Я гетеросексуален.

– Да?! – бритый цыкнул зубом – А ведешь себя как пидорок. Настроения нет. Тебя спрашивали про твое настроение?

– Нет.

– А чего ты тогда, лох, нам про него рассказываешь? – бритый привстал со скамьи и навис над Виктором – Тебя что, спрашивали, хочешь ты играть или нет?

– Нет, не спрашивали… – агрессивное поведение бритого, вызвало в груди у Виктора предательский холод страха, сковывающий стальными пальцами сердце. Он понял, что здесь и сейчас он может рассчитывать только на себя. Связи его отца и дяди, и даже его коричневый пояс по карате, не помогут ему в сложившейся ситуации.

– А чего ты тогда гундосишь баклан? Сел и слушай правила игры, – бритый на удивление быстро успокоился и, заняв место за столом, уже безмятежным голосом продолжил – Сейчас будешь угадывать, что это за кружка. Если угадаешь с трех раз, считай, прописан и можешь занимать свою койку. Если не угадаешь, будем играть в другие игры, понял?

– Понял.

– За каждый неправильный ответ, будешь получать кружкой промеж бурл, усек?

– Да, – испуганно ответил Виктор, глядя на враждебно скалящихся сокамерников.

– Что да? – не унимался бритый.

– Да, усек.

– То-то, баклан. Значит, повторяю, играем в игру «Хитрая кружка» и сегодня вопрос такой: «какая это кружка»? – бритый ткнул пальцем в алюминиевую кружку в его правой руке.

– Алюминиевая! – не долго думая, ответил Виктор и тут же получил кружкой в лоб. От пропущенного удара он клацнул зубами и на мгновение потерял ориентацию в пространстве.

– Не правильно, – бритый осуждающе покачал головой – Три минуты тебе, чтобы подумать.

Виктор стал лихорадочно соображать, какая же это кружка? Возможно, он ошибся с алюминием, для изготовления подобной кухонной утвари уже, наверное, давно используют сплавы, типа дюралюминия. По истечению трех минут, молодой человек ответил:

– Кружка дюралюминиевая!

Точный удар кружкой в лоб опрокинул его на пол, вызвав в голове маленький взрыв. Виктор тяжело поднялся с пола:

– Это было больно! – он приложил ладонь к образовавшейся шишке.

– Ты еще не знаешь, что такое больно, лох! – татуированный презрительно взглянул на Виктора – Вот когда тебя впятером ногами молотят так, что ты потом три дня встать не можешь и под себя кровью ходишь, вот это больно. А это так, фуфло, легкая неприятность.

– Давай, фуцан, соображай, какая это кружка? У тебя три минуты, время пошло! – бритый взглянул на часы и, подбрасывая кружку на ладони, стал с превосходством наблюдать за Виктором.

– Жесткая, – по истечении времени произнес Виктор.

Нацеленную в его лоб кружку Виктор пропустил над головой и поставил жесткий блок, травмируя руку бритого. Тот вскрикнул от боли, под аккомпанемент упавшей на пол кружки и вскочившего из-за стола Вити. Молодой человек и сам не понял, как это произошло, видимо, вбиваемые на протяжении восьми лет на тренировках рефлексы решили сработать в самый неподходящий момент.

– С-с-с-ука, – зашипел от боли бритый, покачивая травмированной рукой – Я тебя урою тварь.

– Прости, я не хотел…

– Ты чего баклан, беспредельщик? – татуированный и мужик со шрамом вальяжно встали из-за стола и, потирая руки, двинулись к Виктору.

– Я же говорю, я не хотел, – молодой человек от страха сорвался на фальцет – Случайно получилось, простите, пожалуйста.

– Ты чего атлет, совсем берегов не видишь? За канитель ответить придется!

– Слышь, Борман, баклан готов за косяк ответить, чего думаешь?

– Чего тут думать, – бритый приблизился к приятелям и, показывая пальцем на кроссовки на ногах у Виктора, произнес – Лопарями с ним махнемся и замнем для ясности.

– Слышал?! – татуированный вновь обратился к молодому человеку.

– Да, – Виктор дрожащими от адреналина и страха руками стал неуклюже развязывать шнурки на дорогих кроссовках – Я сейчас.

– Не менжуйся, баклан! – татуированный сплюнул сквозь зубы на пол – За кипеж в хате, первый бердыч в общак зашлешь. Сроку неделя! Понял?

– Нет, ничего не понял, – молодой человек передал кроссовки бритому, получив от того в обмен рваные тапочки – Что такое бердыч и этот, м-м-м китеж?

– Не китеж, а кипеж,– закатив глаза ко лбу, поправил мужик со шрамом – Кипеж означает волнение, бердыч – это посылка, передача.

– А если мне передачу в течение недели не передадут?

– Хм, – татуированный и бритый похабно ухмыльнулись – Офоршмачим…

– Что сделаете?

– Опустят, – устало произнес мужчина со шрамом – Петухом сделают.

– За что?

– За косяки, фуфломет… – бритый вновь стал заводиться.

– Глохни, Борман, – татуированный осадил бритого, а потом обратился к Виктору – У параши тряпку возьми и плевок вытри.

Виктор молча взял лежащую за унитазом тряпку и вытер с пола плевок, ощущая презрительные взгляды сокамерников и испытывая жгучий стыд за свой страх перед ними. В это время бритый что-то рисовал на стене простым карандашом.

– Эй, бивень, тряпку помыл и сюда подошел, – бритый набычившись, смотрел на Виктора со злостью в глазах – Живо, я сказал. Прописка еще не окончена.

Виктор споро сполоснул тряпку под струей холодной воды, отжал ее и аккуратно положил за унитаз.

– На, с-с-с-ука, – бритый пнул молодого человека под зад ногой обутую в Витин кроссовок – Я кому сказал живо?! Не слышу ответа.

– Мне… – промямлил Виктор, вжав голову в плечи и повернувшись к Борману боком.

– Мне-мне, чё ты гундосишь? Сюда смотри, – бритый ткнул пальцем на стену, на которой схематично были нарисованы футбольные ворота и мяч – Это футбол, вон ворота, а это мяч. Пробил пенальти.

– Как?

– Каком к верху, – очередной пинок сотряс тело Виктора – Бей по мячу, живо!

Ничего не понимая, Виктор обозначил удар ногой по нарисованному мячу и тут же вызвал бурную реакцию Бормана.

– Ты чего, тварь, совсем попутал, – на губах орущего бритого выступила пена – Ты чего, совсем башмак? Наша команда проигрывает, этот гол решает для нас всё! Ты что, урод, игру слить хочешь. Да я тебя за такое так размандорю, никакой лепила не соберет. Б-е-й-й-й.

Виктор от страха ударил по нарисованному мячу и, рухнул на пол, держась за выбитые пальцы, отекающие на глазах.

– Ты чего валяешься, как шатанный? Из-за тебя проиграли, вазелинь очко, петух, – бритый ударил лежащего ногой в живот и довольный собой лег на койку, с удовольствием наблюдая за стонущим от боли Витей – Отдыхай пока…

***

– Я же честно все рассказал, гражданин следователь. Можно меня перевести в другую камеру? – канючил Виктор, глядя в усталые, равнодушные глаза пожилого следователя, проводящего допрос – Или отцу моему сообщите, что я в тюрьме, они с мамой сейчас в Крыму отдыхают.

– Не положено, – следователь вытер вспотевшее лицо несвежим носовым платком – А тебе я не советую из камеры ломиться. Тебе это не поможет, только хуже будет.

– Они сказали, если я в течение недели не сдам в общак посылку, они меня опустят.

– Ерунда. С чего вдруг они с тебя в общак передачку стали требовать?

– Борман хотел ударить меня кружкой в лоб, а я на автомате поставил жесткий блок и ушиб ему руку.

– Только хотел?! – следователь ткнул пальцем в желто-зеленую шишку на лбу у Виктора – Тебя что, в хате прописывали?

– Да.

– В «хитрую кружку» играли?!

– Да, меня Борман спросил: «какая это кружка?», я ему ответил «алюминиевая», а он мне за это ею в лоб ударил. И так два раза, а на третий я уклонился и блок поставил…

– Ну, ты и дурачок. Если игра называется «хитрая кружка», то какая кружка?

– М-м-м…

– Хитрая она! – следователь озабочено покрутил головой – А ногу повредил, когда пенальти по нарисованным воротам пробивал?!

– Да, – Виктор понурил голову – Борман меня постоянно третирует, странные вопросы задает и постоянно бьет. У меня живот и спина все в синяках.

– Значит так, на будущее, – следователь вновь вытер лицо платком – Если заставят бить по воротам, проси дать пас, понял?

– Понял! – Виктор улыбнулся забавному выходу из ситуации – А еще Борман сказал: «Вилкой в глаз или в жопу раз?». Я выбрал вилку, он разозлился и отстал.

– Потому что это правильный ответ. В тюрьме вилок не выдают, заметил уже, наверное?!

– Да, обратил внимание.

– А вообще, ты бы его спросил, что он в такой ситуации выбрал?

– Зачем? – удивился Виктор.

– Чтобы на место его поставить.

– Каким образом?

– Таким. Он бы ответил, как и ты: «вилкой в глаз». А ты бы тогда у него уточнил, почему он не одноглазый.

– Он бы меня за это избил. Получается, я его обвинил в том, что он петух.

– Ты не обвинял, ты задал вопрос, – следователь посмотрел на сидящего перед ним молодого человека, забитого, на грани психического срыва и почувствовал к убийце чувство, схожее с жалостью – Ладно, объясню тебе вкратце воровские законы.

– Что и такие законы есть? – вновь удивился Виктор.

– Есть. Первое, всегда фильтруй базар. Следи за каждым словом. Вообще старайся первое время держать язык за зубами. Второе, насилие одним арестантом по отношению к другому порицается и не приветствуется. Если тебя унижают и избивают ради удовольствия – это беспредел. Третье, не играй в азартные игры, проиграешь. Четвертое, если задали вопрос по делу – не ври, но и не откровенничай. И пятое, самое главное – не верь, не бойся и не проси.

– А убирать в камере я обязан?

– Если чмырь или опущенный, то обязан. Нормальный пацан убираться не будет.

– Слушайте, а вы можете, если уж отцу не получается, сообщить моему дяде, что я в тюрьме. Может он мне адвоката нормального оплатит, а не этого, предоставленного государством…

– Ты что, решил отказаться от своих показаний? – следователь с подозрением глянул на Виктора – Ты это брось, сынок. Не вздумай.

– Я не собираюсь. Свою вину признаю полностью. Я не хотел ее убивать.

– Да-да, я это отобразил в протоколе допроса. Не волнуйся. Вот дождемся результатов вскрытия, и все встанет на свои места. Жаль, что ты не можешь вспомнить, где раньше видел фигуранта, из-за которого ты девушку зарезал. Он бы в данном случае сильно тебе помог.

– Никак не могу вспомнить, напрягаю память, точно видел где-то, у него внешность заметная, а вот где, как отрезало.

– Ладно, время есть. Пока дело проходит по 105-ой статье «Убийство», но если твои показания подтвердятся свидетельскими, возможно, дело можно будет переквалифицировать.

– Ну, даже если не удастся, – Виктор с надеждой посмотрел в глаза следователю – Хороший адвокат ведь сможет убедить суд, чтобы мне дали по минимуму, шесть лет, а не пятнадцать.

– Конечно. Ладно, диктуй телефон своего дяди.

– Телефона я не помню, но он депутат Законодательного собрания, Скворцов Лев Борисович.

– Ух, – следователь присвистнул от полученной новости – Что же ты раньше-то молчал? А отец у тебя кто?

– Старший помощник Главного военного прокурора, генерал-майор юстиции Кузнецов Владимир Анатольевич.

– Ого, – следователь глубоко задумался – Задал ты задачку, Витя. Час от часу не легче. Давай-ка чайку попьем…

Следователь заварил душистый черный чай, разлил его по стаканам в мельхиоровых подстаканниках. Выставил на стол сахарницу с бело-желтыми кубиками рафинада, бутерброды с копченой колбасой и пачку печенья.

– Давай, Витя, пей чай, не стесняйся, а я пока выйду на пару минут, надо важный звонок руководству сделать.

Витя не стал себя уговаривать, с момента его задержания прошло почти двое суток и за все это время, он, кроме баланды, ничего не ел. Следователь вернулся в комнату допроса только через пятнадцать минут. Благодушно посмотрел на Виктора и опустевший стол:

– Так, отцу твоему сообщили, но вообще, ты конечно сглупил. Надо было сразу говорить, кто он у тебя, а тем более, кто твой дядя. К сожалению, замять дело уже не получится. Я что мог, сделал. Дальше будут думать другие люди. Так что иди пока в камеру, завтра прибудет твой новый адвокат и думаю, тебя переведут в более комфортабельную камеру.

– Спасибо.

– Нет, Витя, это слово ты в тюрьме забудь. Хочешь поблагодарить, так и говори – благодарю. И на «вы» к другим арестантам не обращайся, понял?

– Понял. Спаси… то есть, благодарю.

– Да, постой, вот возьми, – следователь порылся в тумбочке стола и извлек оттуда пачку папирос, зубную щетку и кусок мыла – Это твоя первая передача. Зашлешь «кабанчика» в общак и от тебя должны отстать.

Виктор признательно кивнул и сопровождаемый конвоиром отправился обратно в ненавистную камеру.

***

– Это что? – сквозь зубы процедил татуированный, глядя на выложенные Виктором на край стола вещи.

– Это первый бердыч, который я должен в общак заслать! – спокойно глядя Калгану в лицо, ответил молодой человек – За косяк я расплатился.

– Хм, – татуированный недобро сверкнул глазами – Борман, Шрам, вы это слышали?

– Чё? – Борман смыл воду в унитазе и, не моя рук, подошел к столу – Опять баклан кипешует?!

– Это первый бердычь что ли? – шрам покрутил в руках пачку дешевых папирос и бросил ее обратно на стол – Не густо!

– Слышал?! – Калган резким взмахом руки смахнул вещи со стола на пол – Этого недостаточно.

– Достаточно. Уговор дороже денег, – молодой человек со скрипом сжал зубы – Я больше ничего не должен.

– Ты по жизни должен, фуфломет! – Борман вновь стал орать на Витю, брызгая слюной – Хочешь опять пенальти пробить?

– Хочу, только ты мне пас вначале дай! – ответил Виктор, глядя в налитые кровью глаза – Ну, я жду!

– Ах ты, сука… – бритый, сжав кулаки, стал надвигаться на Виктора.

– За базаром следи. Отвечать придется!

– Чего? – осекся бритый.

– Я не сука! Я с администрацией тюрьмы не сотрудничаю.

– Да? А где ты пропадал больше часа? – изогнув бровь, поинтересовался татуированный.

– На допросе был, у следователя.

– Ну-ну, Шрам, проверь его.

Мужчина со шрамом над бровью вплотную подошел к Виктору и глубоко втянул воздух носом.

– Копченой колбасой пахнет.

– О, как, – татуированный даже подпрыгнул от новости – Да ты скрысятничал, в одну харю колбасу схарчил, которая в бердыче была!

– Неправда, – молодой человек от злости нахмурил брови – Не было в посылке колбасы, это меня следователь бутербродом угостил.

– О-па, – Борман хлопнул ладонями по бедрам – А говоришь, что ты не сука. Сука и есть. Самая распоследняя! С мусором чаи гоняешь, колбаску кушаешь, сокамерников сдаешь!

– Думай, что хочешь, это твои домыслы. Я не крысятничаю и с администрацией не сотрудничаю.

– Вещи с пола подними! – грубо приказал Калган – А я пока подумаю, что с тобой делать.

– Сам уронил, сам и подбирай, я тебе не раб и не слуга!

– Что-о-о? – лицо татуированного от гнева пошло красными пятнами – Ты мне, бродяге, приказываешь в камере убираться? Ты кто такой? Ты баклан, фуфел! Быстро поднял вещи!

– Не буду! И убираться в камере не буду, сами убирайтесь.

***

Избитый Виктор пришел в сознание, лежа под шконкой. Засохшая на лице кровь мешала открыть глаза и стягивала кожу. Все тело ныло, а сломанные ребра давали о себе знать при каждом вздохе.

– Как там этот чухан, дышит? – Виктор услышал ненавистный голос Калгана.

– Дышит, тварь! – держась за опухшую челюсть, промямлил Борман.

– Посмотри.

– Чего смотреть, я пять минут назад уже смотрел, – стал пререкаться Борман – Калган, у меня походу сотрясение мозга, я как нагибаюсь, тошнота подкатывает.

– У тебя?! – удивленно улыбнулся разбитыми губами татуированный – Это навряд ли.

Лежащий на шконке мужчина со шрамом засмеялся.

– Как колено, Шрам?

– Стреляет, чашечку, наверное, выбил.

– Э, нет, – татуированный подошел к Шраму и посмотрел на опухшее, черно-синее колено – Походу разрыв связки или с мениском что-то. Тебе точно к лепиле надо.

– А тебе с твоим сломанным носом не надо? – парировал Шрам – Хочешь на меня драку с этим бакланом свалить, а сам типа не при делах?

– Ша! Я что, ляпаш контуженный? За базаром следи, а то я не посмотрю, что ты блатной, вторую ногу сломаю, без прави́ла! – раздраженный Калган вернулся к себе на койку – Борман, глянь как там этот и отбой, а то, как бы пупкарь нас куму не сдал.

– Нормально все, дышит! – не слезая со второго яруса прошамкал Борман, чувствую резкую боль отдающую в ухо, при каждом открывании рта.

– Посмотри, сказал!

– Калган, я отсюда вижу, что он дышит, – бритый опустил голову вниз к лежащему внизу татуированному – Плохо мне, Калган. Ты даже если сейчас скажешь этого беса форшмануть и фуфло ему на британский флаг порвать, я не смогу.

– Ладно, хрен с тобой, – татуированный махнул рукой – Ночью до параши пойдешь, проверишь!

– Чего это я ночью до параши должен идти?

– Поверь на слово. Он тебе так несколько раз по почкам отоварил, что вставать ночью поссать ты будешь несколько раз.

– Усек, – бритый откинулся на спину и застонал от боли прострелившей голову – Где этот чухан так ногами махать научился, чердак трещит, спасу нет.

– Глохни, Борман, – лениво рявкнул татуированный, из полудрёмы – Завтра еще куму надо что-то двинуть от фонаря. Мол, этот мажор сам со второго яруса свалился… три раза.

Когда в камере раздался храп, Виктор попытался выбраться из-под шконки, на которой спал Шрам, но от легкого движения его скрутило от боли и лишь раскатистый храп, не позволил сокамерникам услышать его вскрик, переходящий в стон. Виктор аккуратно уперся ладонью в пол и что-то почувствовал под рукой. Он поднес предмет к глазам, это оказалась переданная следователем зубная щетка. Шум спускающего со второго яруса кровати Бормана, заставил его замереть. Бритый шаркая ногами, проследовал к унитазу, а Виктор от накатившей злобы так сжал разбитые кулаки, что зубная щетка сломалась возле головки. Глядя на пораненную острым краем пластмассового обломка руку, Виктор, собрав силу воли, выполз из-под шконки.

…Борман не успел обернуться, острый обломок ручки зубной щетки воткнулся ему в место, где шея переходит в плечи. Бритый диким криком разбудил сокамерников и, держась за пораненную окровавленную шею, свалился между стенкой и унитазом.

Вскочивший на ноги татуированный быстро все оценил и кинулся на молодого человека, но тот встретил его ударом зажатого в кулаке обломка в живот. Калган отскочил и бросился к двери, а в это время, ковыляя к Виктору, приблизился Шрам. Чтобы через мгновение рухнуть на пол с торчащим из глаза куском пластмассы.

Держась одной рукой за живот, Калган неистово стучал в металлическую дверь и звал на помощь. Когда Виктор схватил его за волосы, чтобы приложить со всей силы о дверной косяк, татуированный со страшной силой вцепился ему руками в горло…

Когда злые надзиратели с дубинками в руках ворвались в камеру, они застали жуткую картину.

На залитом кровью полу лежало четыре трупа…