Апостолы

– Забери тело своего Учителя и похорони Его так, как ты считаешь нужным.

Иосиф Аримафейский поклонился наместнику и поспешил за город, на Голгофу. Но перед тем он взял с собой длинный плащ, в который они должны были обернуть тело Учителя. Иосиф подходил к горе. Три креста стояли на ней. Три человека были распяты на столбах с перекладинами. Их головы упали на грудь. Дождь омыл их раны. И только среднего из казнённых, под низким свинцовым небом, под порывами ветра, обступали несколько женщин и мужчин. Кто-то упал на колени, низко склонив голову, кто-то обхватил ноги убитого, приникнув к ним лицом. Одинокой фигурой стояла мать Иисуса, ослеплённая горем. Как она ни готовилась встретить судьбу, потерять сына оказалось едва ли по силам. Уже скоро Иосиф и ученики вытащили крест с телом Христа из земли и положили на размокшую землю. Все плакали, когда они, держа руки и ноги Иисуса, выкорчёвывали из дерева крепко вбитые гвозди, раскрывая ещё кровоточащие раны. Женщины держали за плечи Его мать – Марию, которая не могла оторвать взгляда от убитого Сына и только закрывала платком рот. Затем Иосиф и ученики положили тело на плащаницу и осторожно обернули его, так, точно пеленали младенца.

– Мы похороним его в скале, где уже высечена гробница, – сказал Иосиф Аримафейский, – я готовил её для себя. Идёмте же…

И он двинулся вперёд, а за ним поспешили его ученики с телом Учителя. Сзади шли поверженные горем женщины – Мария Магдалина, Мария Клеопова, две сестры – Мария и Марфа. И все они заботились о Марии, Его матери…

Стремительно темнело. Надвигалась ночь. Наконец они подошли к скале, где Иосиф Аримафейский, человек небедный и предусмотрительный, уже давно приказал выбить для себя склеп. Они положили тело Учителя на землю и все вместе отодвинули огромный камень, которым была временно закрыта погребальная пещера. Женщины и ученики зажгли лампадки. Тут, в центре склепа, на возвышении стоял каменный гроб.

Ученики стащили тяжёлую крышку…

– Тело Учителя надо омыть и умастить перед погребением, – сказала Мария Клеопова.

И другие посетовали, что в спешке не выполнили все обряды как следует.

– На сегодня хватит и дождя, который Господь подарил нам и омыл землю, – сказал Иосиф Аримафейский. Горькая улыбка проскользнула по его губам: – Как своими слезами. Завтра суббота, и мы будем только вспоминать Его, а в первый день седмицы вы, женщины, придёте и всё сделаете по закону. А теперь положим тело нашего Учителя в гроб и вернёмся в Иерусалим.

Так они сделали. Ученики положили тело Его в каменный гроб и задвинули тяжёлую крышку. Затем поставили на место и плоский гигантский камень, чтобы укрыть склеп от диких животных и птиц. Вернулись в город уже за полночь.

Суббота была тем днем, когда, следуя заповеди, нужно было все оставить как есть. В этот день отдыха и молитвы не перестававшие горевать женщины готовили благовония и масти. Ранним утром в первый день новой седмицы жёны-мироносицы двинулись к погребальной скале. Они решили, что найдут в месте упокоения того, кто отодвинет им тяжёлый камень, закрывавший гробницу. Но ещё издалека женщины стали предостерегающе брать друг друга за руки и указывать вперёд.

– Смотрите, смотрите! – воскликнула Мария Магдалина. – Камень сдвинут!

– Господи! – вторила ей Мария Клеопова. – Кому понадобилось это?!

– Что они сделали с Ним? – прошептала Мария, мать Иисуса.

Жёны-мироносицы поспешно подошли к пещере Иосифа. О да, камень был отодвинут! Они осторожно переступили порог пещеры, не зная, о чём и думать. Но каково было их изумление, и страх, и отчаяние, когда женщины обнаружили, что и крышка гроба сдвинута…

Они обошли каменный гроб и осторожно, едва дыша, заглянули в него. Гроб был пуст – только скомканная плащаница лежала на дне его.

– Где наш Учитель? – срывающимся голосом спросила Мария Магдалина.

Но их недоумение было сколь сильно, столь и недолго. Почти тотчас оно сменилось благоговейным ужасом. Две молнии сверкнули у входа, на мгновение ослепив жён-мироносиц. А когда они прозрели, то на пороге гробницы увидели двух мужей в сверкающих белых одеждах. Их лица были пронизаны светом, пронзительно лучились глаза. Великая сила исходила от двух гостей. Женщинам стало ясно – перед ними стоят небожители! Женщины в страхе и почтении невольно поклонились им.

А мужи спросили:

– Что вы ищите живого между мёртвыми? Его здесь нет: Он воскрес. Вспомните, как Он говорил вам, когда был ещё в Галилее: Сыну Человеческому надлежит быть преданным в руки грешникам и быть распятым, и в третий день воскреснуть!

И сказав это, мужи исчезли – растворились в эфире. Точно и не было их. Женщины осторожно вышли наружу. Но и тут никого не было. Только яркое утреннее солнце заливало всю округу. И свежесть вдруг так сладко ранила сердца жён-мироносиц. И тяжкий камень упал с души. День разом наполнился счастьем.

– С нами говорили ангелы, – тихонько сказала Мария Магдалина. – Все сбылось, как Он и говорил нам…

Все женщины были согласны с ней. И в первую очередь Мария, Его мать. Всё, о чем её предупреждали раньше, сбылось. Объятые благоговением и восторгом, женщины вернулись в Иерусалим и пошли к апостолам, ждавшим их, и рассказали о случившемся. Но им не поверили, так велико было счастье! Глаза молодого Иоанна светились радостью, но было в них и место сомнению. У Петра дрожали губы, он и слова не мог вымолвить, только прижимал руку к сердцу. И все ловил и ловил взгляд Марии, Его матери, пытаясь понять, как такое может быть? Но и её лицо озаряло счастье, и такое счастье нельзя было надумать. И тогда Иоанн и Пётр, едва короткий рассказ был окончен, бросились из Иерусалима к гробнице. И тоже нашли её пустой. Недоумение и отчаяние, надежда и радость – что же сильнее тронуло их души? Так они вернулись в Иерусалим.

Что же оставалось Его ученикам? Не было более Учителя ни живого, ни мёртвого. Весть об исчезновении тела разнеслась быстро, но люди едва ли могли понять случившееся! Около сотни апостолов, из одиннадцати и семидесяти, и сочувствующие им, и женщины, ходившие за Учителем и помогавшие Ему, не знали, как им быть дальше. Они ещё не успели оплакать распятого, а теперь и некому было воздать должное! Далеко не все верили в Его воскресение, даже самые близкие. Слишком невероятным это казалось! Так проходил третий день после крестных мук, который уже скоро изменит календарь всего мира, и люди всей земли будут именовать его Воскресением.

И день этот клонился к закату. Ничего не оставалось, как попрощаться друг с другом и разойтись на ночлег. Да только что хорошего мог принести им новый день? Усталость брала верх надо всеми. Такие испытания когда ещё узнает сердце человеческое!

Вечер принёс прохладу со стороны Средиземного моря. Алый закат густо зажёг горизонт. По дороге из столицы Иудеи шли два путника. Оказавшись в буре последних дней, они очень устали. Путники продвигались в сторону Эммауса, небольшого селения в шестидесяти стадиях от Иерусалима. Они больше шагали молча, но иногда между ними вспыхивал яростный диалог. И тот, кто мог бы приблизиться к ним и услышать их разговор, искренне пожалел бы двух путников. Короткие реплики, полные горя, обиды и разочарования, ранили ночь. Сколько отчаяния было в них! Как неистово стучали их сердца!

Двух людей – юношу и зрелого мужа – могли услышать небеса…

– Я не верю, не верю, – исступлённо твердил тот, кто был старше. – Как такое могло случиться, что воля первосвященника и прокуратора оказались крепче Его воли и силы? Что верх взяли деревянный крест и гвозди палача?!

– А ведь Он обещал нам прийти во славе сияющей и грозной и стать царем Иерусалима! – вторил ему второй, совсем ещё юноша.

– И кто дерзнул похитить Его тело? – продолжал сетовать первый. – Что теперь делать нам? Куда идти? Во что верить? Как жить дальше?

– Я вернусь домой, Клеопа, – твердо сказал юноша. – Не хочу оставаться здесь, где мы потеряли Его. Я уплыву в Антиохию…

В усмешке того, кого назвали Клеопой, была горечь:

– Только это нам и остается – разойтись по домам. Но как мы сможем забыть то, о чём Он говорил нам?

Они ещё долго обсуждали увиденное и пережитое, во что плохо верилось, да что там – не верилось вовсе! – обсуждали с горечью и болью. Голгофа, крестные муки, смерть…

До Эммауса было три часа ходу… Позже юный спутник Клеопы вспоминал то, что он видел. Так бывает в пустыне в жару, когда разные образы встают у тебя перед глазами и сладко ранят твое воображение. Тебя мучает жажда, и ты видишь перед собой оливковое дерево и ручей рядом с ним. Вот и сейчас что-то особенное вдруг успокоило его сердце. Утолило часть его жажды! Юноша обернулся, и ему показалось, что он видит на середине дороги за их спинами Путника. Да мало ли кого встретишь на дороге! Но Этот… Его фигура точно преломлялась в закатных лучах солнца. И Он неспешно, но так верно догонял двух товарищей, чьи сердца в эти дни оказались разбиты. Что ещё запомнилось юноше? Когда позже он будет рассказывать об этой встрече, то сообщит, что видел немногое: серый плащ странника, посох в руках Путника, Его длинные волосы, лежавшие на плечах, Его ни с чем несравнимую стать…

И вот уже они услышал вопрос:

– О чём вы рассуждаете между собою и отчего так печальны?

Многие люди годы напролёт будут задавать вопросы тому, кто в эти дни был отчаявшимся юнцом: «Но как это случилось? Как Он подошел к вам! Что с вами было в эту минуту?» – «Он просто поравнялся с нами и заговорил, – будет отвечать он, свидетель. – Но мы словно ждали Его. Я ждал…» – повторит, и не раз, товарищ Клеопы. А сам будет вспоминать, как алый свет закатного солнца озарял умиротворённое лицо Путника. Такое спокойное и ничем не взволнованное в этот страшный день. Точно ничего и не случилось в мире! Словно мир жил по своим законам как и следовало ему жить вовеки веков, а не горько плакать и рыдать о своей потере! Но вопрос Путника тронет за живое пылкого и взбешённого Клеопу. Юноша запомнит взгляд старшего товарища, как он зло и с насмешкой посмотрит на него, своего друга: мол, вот ведь вопрос! И откуда такой взялся? И, конечно, не сможет промолчать.

– Ты идёшь из Иерусалима, – с горькой усмешкой бросил Клеопа. – Неужели Ты не знаешь о том, что произошло в городе в эти дни?

Юноша ждал ответа Путника! И заранее был уверен, как Тот поведёт себя.

– Но о чём я должен знать? – спросил шагавший вровень с ними Путник, улыбаясь уверенно и светло.

Да, именно так! Словно великий покой царил в мире и не было в нём места горю. Лицо Его освещало закатное сияние. Юношу будут спрашивать: «И ты не запомнил Его?» – «Нет, – будет отвечать он. – Но сердце говорило, что я Его знал – знал всегда…» Вот это спокойствие и величие, эта безмятежность раздосадовали Клеопу. Такое невежество и неучастие в делах мира возмутили его! Но разве может человек Благой Вести долго злиться и негодовать? И Клеопа, набравшись терпения, рассказал Путнику о великой трагедии, случившейся в эти дни, о том, что было с Иисусом Назарянином.

– Был Он пророк сильный в деле и слове пред Богом и всем народом, – с горечью говорил Клеопа, – и вот Его оговорили и предали первосвященники, осудили на смерть и распяли! А мы надеялись, что Он есть Тот, Который должен дать славу Израилю! Вот уже три дня, как это случилось. А теперь ещё и женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его. А когда пришли, то сказали, что видели явление Ангелов, и те Ангелы сказали им, что Он жив. Были и те из нас, кто сразу пошли ко гробу. И что же? Оказалось всё так, как женщины и говорили. Пусто! – Клеопа даже развёл от отчаяния руками. – Одна только плащаница, в которую завернул Его тело благочестивый Иосиф из Аримафеи. А Самого Его мы более не видели!

Пронзительно алый закат слепил глаза. Далеко позади остался Иерусалим и Масличная гора, на которой Иисус произнёс проповедь. И где молился в день ареста. А ведь это было всего три дня назад! Позади осталась Голгофа – страшная гора смерти… Юноша не мог рассмотреть лица Путника. Эфир точно ожил в эти минуты. Краски и тени менялись местами. Но отчего всё было так? Но хватало и того, что было. Юноша запомнил его глаза! Пронзительно светлые! И улыбку. Так улыбался его отец – давно, дома…

– Не знаем теперь, что нам думать и как нам быть! – добавил Клеопа. – И куда идти! А столько было надежд! Вот он, грек, – он указал на юношу, – плыл сюда встречать зарю нового мира! В Иудею!

– Всё так, – опустив глаза, кивнул юноша. – Так мне сказали об этих днях…

Алый закат резал небеса вдали, сёк лучами горы.

– А что теперь? – воскликнул Клеопа.

– Но все ли хотели Его смерти? – услышал вопрос юноша.

И опередил Клеопу.