Восхождение язычника – 4
Оглядев все, я и сам включился в работу, весь день меня обходили стороной и никто не подходил, даже близкие люди. Очень уж я выразительные взгляды кидал по сторонам, да и разговаривать на самом деле ни с кем не хотелось.
Добычей янтаря мы занимались еще порядка семи дней, и добыть его удалось с лихвой, около двадцати двух полных мешков. Теперь бы продать по хорошей цене, и вообще отлично будет. Сегодня, как и всегда, в обед старик-прусс принес рыбу, и я с ним рассчитался обещанной солью и предупредил, что мы уходим. Прусс соль принял с благодарностью и усвистал в сторону своего дома.
Янтарь и все вещи сгрузили на драккар, и все отдыхали. Я же прогуливался по берегу, а после и между своими людьми.
С момента, как я расправился с Обром, эксцессов не было, да и людей я грузил работой по полной, так что сейчас они лениво лежали и переговаривались о чем-то своем.
Прохаживаясь между ними, я понял, что кого-то не хватает.
– Прокоп, – окликнул я ромейца, который оказался поблизости. – Проверь, все ли на месте, мне кажется, кого-то не хватает, – задумчиво протянул я, обводя взглядом весь лагерь.
– Сейчас, – и он, поднявшись от костра, медленно двинулся по лагерю. Три раза обошел его по кругу, загибая пальцы. – Юрага нет, – отчитался Прокоп.
Я нахмурился, ведь днем его видел, ошивающегося рядом.
– Давно его видел? – спросил я у Прокопа.
– Днем, попадался на глаза, – пожал он плечами.
– Народ, Юрага давно кто видел? – повернувшись к отдыхающим людям, проорал я.
– Перед тем как есть сесть, я его видел, – раздался чей-то голос.
Это с час назад, прикинул я в уме.
– Прокоп, Трофим, Пискун, дуйте к рыбаку-пруссу, гляньте, что там, – появились у меня смутные подозрения, куда делся Юраг.
Названные мной быстро помчались к жилищу старика.
Если его там не обнаружится, то надо будет подымать людей на поиски. Можно, конечно, предположить, что он с животом в ближайших кустах мучается, только я что-то сомневаюсь в этом.
Ожидание затягивалось, но вот наконец вдали можно было разглядеть пять силуэтов. Спустя пару минут стало понятно, что ребята ведут нашу потеряшку, а также девчонку-прусску.
Ее-то на кой с собой захватили?
Юраг шел с неохотой, его держали Трофим и Пискун с двух сторон, а девчонку аккуратно придерживал Трофим и что-то ей говорил. Только смысл этого от меня ускользал, она же ничего не понимает по-нашему.
Но чем ближе они подступали, тем больше подробностей можно было рассмотреть. Девчонка была вся в слезах и соплях, а ее одежонка и вовсе разорвана, она прикрывала рукой оголенную грудь, да и кровавое пятно на юбке между ног говорило о многом.
Все в лагере поднялись и собрались в кучу, наблюдая за шедшей к нам процессией, делясь своими версиями случившегося.
– Что же это за? – вырвался у меня вопрос. – Я что, всю гниль собрал, что ли!
Все было понятно без лишних слов.
– Ну? – спросил я у подошедших.
– Вот его с девчонки сняли, – выдохнул Прокоп.
– А старик-то где? – спросил Говша.
– Тама лежит, мертвый, – ответил Пискун.
– Убил, значит. Не удержался, паскуда. А ведь я старику слово дал, что его никто не обидит, – я ожег Юрага злым взглядом.
Мне казалось, что со всем разобрались. Слушать меня будут, творить ничего не станут без моего ведома.
– Да я же ж поговорить только хотел с ней, а старик как накинулся, ну, я и шибанул его, – начал оправдываться Юраг под моим взглядом.
– Да как ты с ней говорить-то мог, коли они по-нашему не понимают, ты кого обманывать вздумал, – начал рычать я. – Думал, что дело свое сделаешь, никто и не узнает, тебя никто не хватится, а мы завтра уйдем!
Не выдержав, я подскочил к Юрагу и со всей силы зарядил ему по морде.
– Да это ж пруссы, это же не наши, что же ты так со мной? С девки не убудет, – прошамкал разбитыми губами Юраг.
– Может, накажем Юрага да отпустим, а девка пусть дальше и живет, как жила, все же свой, – высказался Дален.
– О, действительно, он получит наказание. Только девка без старика помрет здесь в одиночку, – не сводя глаз с Юрага, ответил я.
– Так можно с собой взять, место на корабле найдется, – предложил мой друг.
– Может, и возьмём, только я слово старику дал, – надавил я голосом. – А этот мое слово нарушили, или ты хочешь сказать, мое слово ничего не стоит, могу дать, могу забрать? А как тогда мне верить-то можно будет, как я себе верить буду или вы? – твердо проговорил я и обвел толпу взглядом.
Дален что-то хотел сказать, но как открыл рот, так его и закрыл.
– Свяжите его, – отдал я приказ.
Пискун с Трофимом быстро это сделали, да и Юраг не сопротивлялся.
– Дален, дай нож, – обратился я к стоящему рядом другу и через мгновение получил его. – Накам, переводи, – и, глядя на девчонку, я заговорил: – Я твоему родичу сказал, что вас никто не тронет. Этот пес, вопреки моим словам, покусился на вас. Убил твоего родича и тебя снасильничал. Между вами пролилась кровь, и ты вправе ему отомстить, – я протянул ей нож рукояткой вперед.
Девчонка вздрогнула от слов Накама и испуганно переводила взгляд с него на меня. А когда я протянул ей нож, она несмело его взяла, отпустив ткань своей одежды и оголяя свои маленькие, еще детские и до конца не сформировавшиеся груди.
Сначала она держала нож в руках как ядовитую змею, готовая его откинуть. В ее маленьких ручках он смотрелся будто настоящий меч. Слезы у нее мгновенно высохли, она поудобней перехватила рукоять ножа и кинулась с криком на Юрага.
– А-а-а-а, – кричала она, нанося ему в грудь удар за ударом с какой-то звериной жесткостью. Она мстила за боль, обиду и смерть своего родича.
Она успела нанести одиннадцать ударов, прежде чем я своим даром почувствовал смерть Юрага.
Он умер, а она с неистовством продолжала его бить, вся перемазавшись в его крови.
Удары девчонки становились все медленней и медленней, пока она не откинулась в каком-то ужасе от мертвого Юрага, ее тело все задрожало, и, сжавшись в комочек, она разрыдалась.
– Юрага в море выкинуть, Накам, проследи за девчонкой, умыть, накормить и напоить, как успокоится, меня позовешь, – отдал я распоряжение и устало вернулся на свое место.
– Зачем? – рядом со мной уместился Дален, который не смотрел в мою сторону. Спустя минуту и Гостивит присел рядом.
– Зачем я дал ей его убить?
– Да, он же был свой, я его знал, – тяжело произнес Дален.
– Если бы он такое в бою сотворил, я бы и слова ему не сказал. Ведь он все это спланировал, надеялся, его никто не поймает. Старик рыбу приносил нам, да, мы ее покупали, но все же мы ее ели. Я слово ему дал, а он его нарушил. Да и, видимо, из ситуации с Обром урока не получил. Посчитал, что вправе наперекор мне идти и свои дела за моей спиной творить, неужто ты не понимаешь?
– Понимаю, Яромир, понимаю. Только так паскудно от этого, сначала Обр, теперь Юраг, – с горечью произнес Дален.
– Мне тоже невесело, да и мало приятного в этом, с другой стороны, хорошо, что сейчас их паскудные натуры вскрылись, а не потом. Ведь могли получить и удар ножом в спину, – задумчиво протянул я.
– Не свои они, чужие были, – веско произнес до этого молчавший Гостивит.
– Все верно, друже, все верно, – тихо проговорил я.
Через пару часов уже в темноте явился Накам и позвал девчонку, которая тихонько сидела возле костра в одиночестве.
Девчонку завали Барта, и ей было всего тринадцать зим, старик приходился ей дедом, и других родичей она не знала. Вот такая незамысловатая история выяснилась в ходе нашего с ней разговора. Оставаться здесь одной ей было опасно, и я смог ее убедить отправиться с нами, и что она получит кров, и никто ее теперь уж точно не обидит.
Утром Накам вместе с ней сходил до ее дома, чтобы похоронить деда и забрать какие-то вещи.
Они и правда вернулись с вещами, только Накам припер еще небольшую бочку, частично заполненную рыбой вперемешку с янтарем.
Вчера старик, получив от меня соль, заготовил рыбы, и делал он это вместе с янтарем, так как вкус такой рыбы получался изумительным, со слов Барты.
Пусть будет, рыбу мы съедим, а янтарь останется самой Барте, станет ее приданым, мало ли.
С песчаной косы мы отправились в Волин, только по пути пришлось зайти в Устку, чтобы передать Барту прадеду, и не таскать ее с собой туда-сюда.
По пути в Волин Говша посоветовал янтарь продавать в разных местах, часть в Волине, часть в Новгороде, а часть можно и в Хедебю[3] продать.
Идея мне пришлась по душе, зачем в одном месте продавать задешево, если можно в разных задорого.
Причалили в Волине, к нам сразу направилась стража с интересующим их вопросом о торговле. Вот только я обломал им всю малину, продемонстрировав медальон, который давал мне право вести торговлю без пошлины.
В порту отсутствовали драккары норманов, это уже была хорошая новость. Захватив людей и шесть мешков янтаря, я явился на подворье к дядьке Зорену. Встретили меня гостеприимно, сразу усадили за стол и отправили холопа за дядькой.
Вместе со мной был также Могута, который прекрасно знал Деяну, супругу Зорена.
Зорен явился быстро и в ходе застолья поделился, что ярл норманнов смог сговориться с князем и пошел к нему на службу, заодно и людей своих отсюда забрал в Щецин. Немного посидели, разговор зашел и о делах, я попросил дядю реализовать добытый мной янтарь, который тут же был осмотрен. Отказа мне не было, и родич согласился. Правда, от десятины с реализации, которую я ему предлагал, поначалу он отказывался, но я его смог додавить, все-таки в таких делах интерес должен быть у обеих сторон. Так же договорился, что бы если ему попадется на глаза он выкупил кузнечный инструмент и присмотрел где по хорошей цене можно взять не достающего мне оружия и броней со щитами, на мою увеличившуюся ватагу.
Переночевав у него, с утра мы погрузились на «Щуку» и вышли в море, наш путь лежал в Хедебю.
Глава 3
Я стоял и вглядывался вперед, мы только что прошли реку Шлею и вошли в озеро Хаддеби Нура. Впереди на берегу озера и расположился Хедебю, его окружали деревянные стены, которые стояли прямо в воде, делая искусственную заводь.
– Мне отец еще сказывал, – неожиданно заговорил стоящий рядом Говша. – Зим шестьдесят или даже семьдесят назад Хедебю был маленьким городишком, они с Рориком соперничали по торговым делам, это город Ободритов был. Тогдашний правитель Хедебю конунг Готфрид собрал огромное войско и разрушил город Рорик, перевез оттуда мастеров и иных людишек, с тех пор Хедебю и начал расцветать. А зим тридцать назад город германцы захватили во главе с Генрихом Птицеловом, это отец Оттона Первого и дед сегодняшнего их короля, Оттона Второго.
– Думаешь, не зря сюда идем? – поинтересовался я, осматривая впереди стоящие башни.
– Думаю, нет, хватает здесь серебра и иной рухляди. Они даже свою монету чеканят.
– Монета – это хорошо, – протянул я. Через десяток минут мы вошли в искусственную бухту, а там уже и в порт.
Кораблей в порту хватало, штук тридцать насчитал, так что подходящее место для швартовки пришлось поискать.
Я только успел сойти на деревянный мостик, как к нам сразу заспешила местная стража.
И начала что-то спрашивать на своем языке. Мне оставалось только разводить руками, пока ко мне на помощь не пришли Говша и Хрерик.
– Они спрашивают, кто ты какой и по какому делу прибыл в город, – перевел Говша под кивки Хрерика.
– Переведи, что я мирный торговец и зовут меня Яромир, а в город прибыл по торговым делам.
Говша быстро справился с переводом, а меня вновь озадачили.
– Если рассчитываешь торговать в Хедебю, то нужно оплатить сбор монетой или товаром, – перевел мне Говша.
– Чертовы крохоборы, каждый норовит ограбить мирного торговца, – пробормотал я. – Говша, это переводить не надо.
– Да уж понял я, – с усмешкой ответил он мне.
Этим предкам будущих таможенников за право торговать пришлось отдать целый мешок янтаря, хотя, увидев их количество, они вознамерились получить два. Вот только мне это совсем не понравилось, да и Говша с Хрериком встали на защиту янтаря грудью и смогли убедить их в том, что и одного достаточно. Ведь мы в городе в первый раз торгуем, и если сбор будет большой, то и в последний. Старший среди стражников покривился, но все-таки махнул рукой.
Оставив Трофима за главного, я захватил с собой Говшу, Хрерика и Далена с Гостивитом, пошел обозревать город.
В порту хватало различных телег, которые были запряжены быками, с кораблей в телеги перегружали различный товар, и они, собравшись в этакие поезда, двигались по прямой улице на выезд из Хедебю. И на таких же телегах товар прибывал в порт, где его уже разгружали.
Сама улица, по которой двигались телеги, была шагов двадцать шириной, так что телеги могли идти в два ряда в обе стороны.
Люди показались обычными, кто побогаче одет, а кто и победнее. На одежде хватало и разных украшений как у мужчин, так и женщин. Серебряные и золотые броши, браслеты на руках и, конечно, множество фибул и подвесок. У некоторых на груди висели кресты, у других амулеты в виде топоров или молотов Тора.
Застройка города тоже была интересная, не абы какая, в ней прослеживалась какая-то логика и четкость.
Огромные дома норманнов, с крышей, покрытой дерном, на котором росла трава и даже мелкие деревья, здесь это смотрелось органично.
Не сказать, что город был чистый, хватало и грязи, и помоев, выливаемых на улицу. Пока осматривали город, стали свидетелями двух драк. Драчуны были пьяны и бились с каким-то весельем, крича оскорбления оппоненту. Они не старались друг друга покалечить или убить, скорее развлекались. Ага, народная забава – набей морду ближнему.
Как оказалось, в городе даже была построена христианская церковь. Не ожидал ее здесь увидеть, мне казалось, норманны еще язычники, но, видимо, не все, и христианство завоевывает позиции.
Выйдя к противоположной стороне города, я с удивлением увидел, что здесь его защищает земляной вал пятиметровой высоты. На одной стороне деревянная стена, а здесь земляной вал, чудеса, однако.
Сам торг занимал отдельную площадь, кто-то торговал на самодельных столах, кто-то и вовсе на земле. Товара было много и разного, и из франкских королевств, и из Англии, да и из наших земель. Живого товара тоже хватало, в том числе и людей. Я присмотрел себе пару англичан, у меня все равно какой-то интернационал собирается, вот и пусть будут.
На торге мы встретили арабов, которые спокойно шествовали и осматривали товар.
– Неужто из Персии? – воскликнул Гостивит, тыкая в них пальцем.
– Не-е, это из Кордовского Халифата[4], – протянул Говша. – Нечего здесь персам делать, хотя, конечно, иногда забредают, но вот из Кордовы куда как чаще бывают купцы.
– Не слышал даже о таком, это где? – с интересом спросил я.
– Я слышал, что их страна расположена за землями франков, вроде как богатая, – поделился Говша с нами информацией.
– Богатая, говоришь, – протянул я, присматриваясь к арабам и делая себе зарубку в памяти.
После я нашел большую таверну, по типу той, что снимал в Новгороде. Снять мне ее пришлось почти всю, что влетало в пару серебряных в день. Дорого, но что поделаешь, не заставлять же всех моих людей ночевать на драккаре. Чисто, тепло, крыша над головой есть, да и пиво подают свеже сваренное, что еще уставшему моряку надо? Надо, конечно, женского внимания, но я решил обойтись без него. А своим внушение сделал о том, что ведем себя тихо и спокойно, никуда не лезем и ни к кому не пристаем, и по паре наглых морд прошелся кулаком, так как мне показалось, что они не особо слушают мои слова и вообще не впечатлились моей речью.
Распределив вахты на драккаре и выпив пару кружек отвратного пива, я завалился спать.
С утра, захватив мешок янтаря, я двинулся с Говшей и Хрериком на торг, за главного оставил Прокопа.
Расположились на земле, постелив кусок большой ткани, и на него аккуратно выложили янтарь.
За прилавком оказался Говша, сначала он был не особо этому рад, а после втянулся. Не Хрерика же ставить, он наговорит, а я языкам не обучен. Поторговать и поспорить я, конечно, люблю, но это больше от настроения зависит.
Торговля в первый день шла не особо хорошо, а вот на второй как будто прорвало. Правда, продажи шли не только за монету, обмен частенько встречался. Например, за пару кусочков янтаря был предложен гвоздь, здоровый, четырехгранный, немного ржавый, веса в нем было грамм триста, как можно было от такого отказаться? Вот и я не смог. Откровенный мусор, конечно, не брали, но на хорошие вещи соглашались. Да и с монетами тоже своя история была, как монеты местной чеканки, так и персидские дирхемы, других тоже хватало. Были монеты и очень старые, иной раз изображение на них стерлось, так что даже нельзя было рассмотреть, откуда пришла она, но золото есть золото, впрочем, как и серебро.
Еще я смог прикупить у местного кузнеца кой-какой инструмент и слитки железа. Кузнец собрался перебраться в Англию, так как там давали землю мастерам, а земля в Англии не чета местной, так что многие решились на переезд.
За семь дней мы распродали шесть мешков янтаря, можно было еще поторговать, но мне что-то надоело.
Вроде все шло прекрасно, и мы стояли на торге последний день, а с утра уже хотели отправиться в Волин.
Только не может же быть так просто и легко, надо обязательно вляпаться.
Под самый вечер к нам подошел мужчина с седыми волосами и бородой, язык не поднимался назвать его стариком, так как он был еще достаточно крепким, вот только у него вместо левой руки был обрубок по самый локоть. Его сопровождало двое молодых здоровых парней, то ли сыновей, то ли еще каких родичей.
Этот мужик мне сразу не понравился, было в нем что-то отталкивающее и противное.
Он внимательно всмотрелся в наш товар, а после перевел взгляд на напрягшегося Говшу, который мгновенно побледнел.
Старик что-то спросил, а Говша немного дрожащим голосом ответил и указал на меня. Все было как всегда, я уже за это время выучил пару слов. Да здесь и без перевода было понятно, что старик интересуется, чей товар.
Мужик не удостоил меня и взглядом, а после ткнул в Говшу пальцем и проговорил:
– Jeg genkendte dig, du er min slave, og du undslap.
Говша ничего не ответил, лишь крепко сжал губы.
– Что он сказал? – спросил я у стоящего Хрерика, который переводил хмурый взгляд с Говши на старика.
– Что он узнал его и он его сбежавший раб, – ответил Хрерик.
– А что делают со сбежавшими рабами? – решил уточнить я.
– Их убивают, – просто ответил Хрерик.
Вот это поворот.
– Тогда переведи этому старику, что Говша – мой родич, и он не может быть его сбежавшим рабом, так как он никогда не был рабом, и он, наверно, ошибся и перепутал, – медленно проговорил я.
Хрерик перевел мои слова, и старик впился в меня взглядом, а после, скривившись, ответил.
– Он говорит, что ты его обманываешь, и он еще не выжил из ума и узнал своего раба.
– Это мой родич, и, называя его рабом, он оскорбляет меня, да еще и обманщиком называет, он хочет оскорбить меня? – со скрытой злостью проговорил я. И вышел вперед, задвинув Говшу к себе за спину.
А вокруг нас начал скапливаться народ, да и окружающие торговцы внимательно прислушивались к нашему разговору.
Мы начали со стариком мериться взглядами, старик усмехнулся в бороду и проговорил:
– Я не хочу тебя оскорбить, но это мой раб, – перевел мне слова старика Хрерик.
– Продолжая его так называть, ты оскорбляешь меня. Если ты продолжишь говорить такое, я вызову тебя на Хольмганг.
Не успел Хрерик перевести мои слова, как из-за спины старика вышел молодой и что-то проревел, положив руку на висящий на поясе топор. Единственное, что я смог разобрать в его словах, – это Хольмганг. Но тут вмешался старик, положив ему руку на плечо и указав на лежащий на земле янтарь.
– Он сказал, если будет Хольмганг, то он готов выйти на него вместо своего дяди, – перевел Харальд, а после добавил: – Такое допускается, выйти вместо кого-то на Хольмганг.
Старик усмехнулся и на корявом нашем языке ответил с паскудной улыбкой:
– Видимо, я и в самом деле ошибся, зачем спешить и проливать кровь, у тебя хороший товар, вот и торгуй, – а после, развернувшись, захватил своих родичей, отправился прочь от нас.
Народ, собравшийся вокруг, разочарованно заворчал, еще бы, они уже на зрелище надеялись.
– Благодарю, – тихонько шепнул мне Говша.
– А как же иначе, – я ободряюще ему подмигнул.
– Спасибо за то, что назвал своим родичем, а с ним бы и я сам справился, – все так же тихо проговорил Говша и обнял меня.
Да уж, в ответ я обнял его. Ведь у старика не осталось ни родственников, ни детей, никого, а я его, значит, сейчас родичем признал перед людьми. Соврал, конечно, этому норманну, но плевать, Говша свой, да еще и человек хороший. Такого можно и родичем признать.
– Если ты им сам стал, чего уж тут, – так же тихо ответил я ему.
Говша отвернулся и убрал выступившую слезу, видать, соринка в глаз попала.
– А ты молодец, здорово спровадил Магнуса Однорукого, – ко мне подошел здоровый и толстый дан и протянул ладонь. – Бендт толстяк.
– Яромир – мирный торговец, – проговорил я, ответив ему на рукопожатие.
– Ха-ха, мирный, – рассмеялся во всю мощь Бендт, – и сразу Магнуса на Хольмганг позвал, были бы все такие мирные, – с усмешкой закончил Бендт.
Я лишь пожал плечами.
– Ты это, Яромир, осторожней будь, Магнус далеко не добряк, да и род у него сильный.
Кивнув норманну, я поинтересовался:
– С чего же ты, Бендт, решил меня предупредить?
– Хм, у Магнуса друзей хватает, но и врагов тоже, – с улыбкой проговорил он. – А давай сегодня выпьем доброго пива за новое знакомство и дружбу, – открыто предложил он.
– С хорошим человеком отчего ж не выпить-то, – согласился я.
– Вот и славно, вот и договорились, а то я только вчера прибыл, хороших друзей своих пока не встречал, а к плохим сам идти не хочу, – рассмеялся толстяк, держась за бока.
Я кивнул, и мы договорились, где встретимся вечером. Забавный малый, да и весьма харизматичный, подумал я, глядя на удаляющуюся спину Бендта. К тому же мне не помешает и свои знакомства и связи заводить, а то в последнее время я только врагов наживаю.
Закончив торговлю, я вечером встретился с Бендтом, и мы неплохо посидели, он мне многое рассказал о делах его родины.
О том, что Харальд Синезубый и его сын, Свен Вислобородый, приняли христианство пару лет назад. История крещения Харальда вообще вызвала улыбку, так до этого христианских проповедников гоняли по всей Скандинавии. Однако у Харальда спина болела, так те самые проповедники ее вылечили. Натирая медвежьим жиром и прогревая. Харальд посчитал исцеление спины за чудо и уверовал.
Вот только у меня в голове от имен, которые он произносил, полная мешанина произошла.
– А ты сам сейчас откуда прибыл сюда? – поинтересовался я, делая большой глоток кисловатого пива.
– Из страны полночного солнца[5], – со смешком ответил Бендт, – там только одна война закончилась, как новая разгорается.
– Это ты о чем? – с любопытством спросил я.
– Так война между сыновьями Эриком Кровавой Секирой и Хаконом Добрым закончилась. Он своих племянников перед смертью наследниками признал. Конунгом самый старший стал, Харальд Серая Шкура. Конунг из него так себе, не зря Хакон своего братца Эрика со всей семьей в Англию тогда спровадил, – рассмеялся Бендт.
Я вопросительно на него посмотрел, и Бендт пояснил:
– Так Хакон Добрый и Эрик Кровавая Секира родными братьями были, тот его и сместил и даже позволил в Англию убежать.
– Понятно, – только и смог протянуть я.
– Так Харальд сейчас правит, ну как он, скорее его мамаша, та еще ведьма, многие ярлы его власть не признают, там что-то на пиру очередном произошло, и погиб хладирский ярл Сигурд Хаконссон. Его же сын Хакон Могучий, заручившийся поддержкой, поднял восстание, и там сейчас идет война, вот такие дела.
Я лишь кивал и подливал Бендту пива.
Он горько вздохнул и продолжил:
– Да и из родного края не самые лучшие вести доходят. Эрик Сеггерсель[6] после смерти отца правил со своим братом Олафом Бьернссоном. Брата своего он отравил и сейчас правит единолично. А сын Олафа, Стирбьерн Сильный, прибился к Йомсвикингам и добился там уважения, а теперь водит походы, разоряя родные берега.
Бендт готов был рассказать еще и о датских делах, но мне и этих рассказов хватило, голова шла кругом. Ну на хрен эти норманнские междусобойчики.
В долгу перед Бендтом я не остался и рассказал о ромейских делах и о том, что происходит в славянских землях. Просидели мы с ним до самой темноты и расстались если не друзьями, то добрыми знакомыми.
Утром я выкупил себе двоих англичан, на которых до этого положил глаз, и мы отправились из Хедебю.
