Суд народа. Рассказы о войне.

БУДНИ ФРОНТОВОЙ БРИГАДЫ

Солдаты не торопясь занимали места. Сколоченные на ско-рую руку скамейки стояли полукругом около импровизированной

сцены из досок и снарядных ящиков. За занавеской, натянутой

между двумя ЗИСами прятались артисты. Передовая была совсем

рядом и Людмила Емельянова– певица фронтовой бригады из города Пущино, отчетливо слышала канонаду.

– Что, Люся, страшно? – улыбнулся её товарищ по театру, Леонид Голубев, загримированный в одного из персонажей пьесы

Островского. – Ничего, в первый раз оно всегда страшно. Помню, наша бригада в сорок втором в окружение попали под Харьковым

вместе с пятьдесят седьмой армией, так половина наших кто погиб, а кто без вести пропал.

– Ну начал, – пробурчал Иван Жилкин, внимательно рассматривая себя в маленькое зеркальце, – девчонка первый раз на передке, а ты вместо того, чтобы поддержать человека, пугаешь её.

Голубев вытащил папиросу и осторожно, чтобы не испортить

накладную бороду, закурил со словами:

– Молчи, немчура.

Жилкин, загримированный для комической сценки под Гитлера, не обиделся, а только шутливо погрозил Голубеву кулаком.

Люся тихо рассмеялась над товарищами, любившими препи-раться друг с дружкой, и в который раз стала читать текст своего

репертуара.

Дрессировщик Иосиф Элькинд кормил яблоками своего питомца – маленькую макаку – и, улыбаясь, говорил:

– Мой Джонни тоже поначалу взрывов и бомбежек боялся, а

сейчас почти не обращает на это внимания. Настоящий артист.

Жилкин выглянул в щель занавески и цокнул языком:

– Собрались! Все красавцы удалые! Люся, хватит хранить своё

холодное сердце, подари его любому из этих богатырей и они…

– Дорогие товарищи, – раздался со сцены голос их конферансье

Петра Мышкина, – сегодня в репертуаре нашей бригады отрывки

из пьес Островского, юмористические сценки, дрессированные

животные, а в заключение – молодая, но уже известная певица

1

Людмила Емельянова! Похлопаем!

Шум аплодисментов был такой, что даже ненадолго заглушил

канонаду.

Первым был показ отрывков из Островского. Пока шло пред-ставление, аккордеонист дядя Женя Савельев воровато оглянулся

и, достав из пиджака стеклянную фляжку с коричневой жидкостью, сделал внушительный глоток.

– Люсенька, рекомендую, – блаженно улыбаясь сказал он, – всё

волнение как рукой снимет и даже наоборот.

Люда помотала головой напомнила Савельеву:

– Дядь Жень, не забудь, «Синий платочек» самый последний, а

когда буду частушки петь, с тебя чечётка.

На сцену тем временем вышел «Гитлер» и стал читать свой

слезливый монолог о том, что ночью ему приснился Наполеон, который говорил ему не ходить в Россию, а он, дурак такой, не

послушал. Громовой хохот и аплодисменты зрителей были так за-разительны, что смеялись и артисты за занавеской, знавшие эту

сценку наизусть. Выступление Элькинда с кривлякой Джонни

тоже было встречено смехом и аплодисментами.

– А теперь Людмила Емельянова! – провозгласил конферансье.

Люда выдохнула, поправила своё платьице в горошек и, отки-нув занавеску, с колотящимся сердцем поднялась на сцену. За ней

с аккордеоном на животе и бантом на шее проследовал неуклю-жий толстяк Савельев. Доски сцены были сырыми и чуть-чуть

прогибались, отдаваясь эхом. Емельянова увидела лица солдат.

Разные: молодые, старые, красивые и не очень. И глаза. Смотрев-шие на неё тепло и внимательно и с заботой. Как смотрит на лю-бимую сестру старший брат, готовый её оберегать и защищать.

Неожиданно Люда успокоилась и дав знак дяде Жене, запела

низким бархатным голосом:

С берёз неслышен, невесом

Слетает жёлтый лист,

Старинный вальс «Осенний сон»

Играет гармонист.

2

Бойцы начали тихонько подпевать. Люда почувствовала, как к

горлу её подкатывает комок, мешая петь. Но опытный Савельев

видя это, запел сам, помогая Емельяновой и через пару секунд всё

было снова хорошо.

Не пережидая аплодисментов, дядя Женя озорно пробежал

пальцами по клавишам аккордеона и грянули частушки, одна другой веселей и задорней:

На осине две верёвки

Любо дорого смотреть

Скоро Гитлер с Муссолини

Будут рядышком висеть!

Смех ещё больше усилился, когда из-за спины дяди Жени показался Жилкин всё в том же одеянии Гитлера, горестно разводя

руками, как бы говоря: так тому и быть.

Канонада, гудевшая где-то вдали, неожиданно усилилась, а

ещё через несколько секунд врывы заухали совсем рядом.

– Все в укрытие! – закричал седой майор, стоявший ближе всех

к сцене.

И зрители, и артисты бросились врассыпную, прячась от ми-номётного обстрела. Несколько мин взорвалось рядом с ЗИСом, деревянный кузов которого тут же превратился в груду искоре-женных досок.

Люда, откинутая взрывной волной со сцены к машинам, во-рочалась на земле, оглушенная, размазывая по лицу кровь от

нескольких щепок впившихся в лоб. К ней бросился молодой

парень-танкист и, легко подхватив на руки, понес в безопасное

место.

Вскоре заухали и советские миномёты, отвечая врагу. Дядя

Женя, Жилкин и Голубев спешно бросились к миномётным рас-чётам и окопам, где и им нашлась работа. Савельев открывал

ящики и подавал мины, а Голубев и Жилкин на носилках таскали

раненых. Елькинд с вцепившимся ему в спину Джонни, как уго-релый бегал с ведром до ближайшего ручья и тушил дымившийся

грузовик.

3

– Ну что, смотришь, хлопец, – весело говорил Жилкин, таща

на носилках раненого бойца, который не был на концерте и теперь во все глаза смотрел на него, – да свой, я свой, артист!

Люда очнулась, чувствуя, как чьи-то сильные руки бинтуют ей

голову.

– Всё в порядке товарищ артистка, – услышала она голос, – до

свадьбы заживёт, а пока походите с повязкой.

Емельянова присела на валявшийся неподалёку стул и посмотрела на своего спасителя. Это был парень лет двадцати пяти в

чёрном новеньком комбинезоне и шлемофоне. На груди его тускло поблёскивала медаль «За отвагу».

– Егор Воронцов, – представился он. – Как вы себя чувствуете?

– Людмила Емельянова. Петь смогу, – не то спрашивая себя, не

то утверждая отозвалась Люда, ощупывая повязку и оглядываясь.

Обстрел кончился. Сцена почти не пострадала. Подошли Жилкин, дядя Женя и Голубев. Все трое были живы, но порядком

испачканы в осенней грязи. Понемногу снова стали собираться

зрители.

Люда ласково посмотрела на своего спасителя.

– Спасибо вам, Егор Воронцов, – тихо сказала она, потупившись.

Танкист тоже смутился.

– Да что там, Людмила, – пробормотал он, покраснев, – я… я

говорить не мастер. Но знайте… в каждой нашей победе над вра-гом есть и ваш вклад. Приезжайте к нам почаще.

Егор набрался храбрости и выпалил:

– Или пишите! Сто первая танковая дивизия…

– Люсенька, зрители ждут! – бесцеремонно оборвал их диалог

дядя Женя Савельев.

Егор осторожно пожал протянутую ему белую маленькую ладошку и, быстро оббежав машину, уселся на свободное место

около сцены.

Люда, стараясь не обращать внимания на дёргающую боль в

голове, вышла на сцену.

– Немецкие разбойники немного помешали нашему концерту, 4

– звонко сказала она, – но мы всё же закончим!

Савельев заиграл «Синий платочек». Люда пела и видела, как

Егор сидя в первом ряду, улыбаясь смотрит на неё.

Через полчаса концерт закончился. А ещё через час, собирая

реквизит в уцелевший ЗИС, Люда увидела, как по пыльной дороге на запад покатила танковая колонна. На борту одной из «трид-цатьчетвёрок» Люда успела прочитать надпись белой краской:

«За синий платочек! За Емельянову»

Дядя Женя Савельев ласково и осторожно потрепал девушку

по плечу и сочувственно спросил:

– Больно?

Люда поморщилась:

– Нет, но шрам, наверное надолго останется.

– Ну с боевым крещением тебя, артист Емельянова.

Люда подняла руку и запоздало помахала вслед колонне, уже

почти не видимой за дорожной пылью.

5

ПОДАРОК ОТ НЕМЦЕВ

Миномётный расчёт сержанта Константина Медведева, распо-ложенный в двух километрах от переднего края, голодал. Полко-вая кухня, которую ждали три дня назад, потерялась, не то попав

под обстрел в лесах Новгородской области, не то просто заблу-дившись. Бойцы доедали последние сухари, топили в котелках

снег, заваривая кипяток мёрзлыми листьями брусники.

Немцы, попавшие в окружение под Демянском, всеми силами

старались вырваться, бешено контратакуя.

– Эх, хорошо фрицу, – завистливо сказал рядовой Владлен Давыдов, наблюдая за тёмным небом, в котором медленно плыли

транспортные немецкие самолёты Ю-52.

Синяя ракета, взвившаяся в воздух с немецкой стороны, указала место сброса, и от «тёток Ю», как назвали их немцы, отде-лились несколько десятков сигарообразных контейнеров на пара-шютах.

– Жируют, суки! – выругался Давыдов, – а наш Кузя с кухней, видимо, насовсем сгинул.

Флегматичный литовец Томас Лейтонас спокойно заметил:

– От ругани, Володя, сытым не будешь. Есть у меня одна идея.

– Говори, Том, – приказал Медведев.

Лейтонас покопался в своём мешке и достал оттуда трофейный

пистолет-ракетницу.

– Вот, – просто сказал он.

– Так у неё только белый патрон, – засмеялся Давыдов, – а немцы цвет ракет всегда меняют во время каждого сброса. Выстрелят

они через три дня красным или желтым, а на твой белый плюнут

и посмеются.

– Значит нужно добыть как можно больше патронов разного

цвета, – пожал плечами Томас.

– У Ваньки Петрова из второго взвода была ракетница, – вспомнил Давыдов, – только он жмот, так не даст, менять придётся.

– Вот это дело, – обрадовался Медведев, – дуй, меняй, а я в

первый взвод схожу.

Ванька Петров и впрямь оказался жмотом, потребовав за си-6

ний патрон к ракетнице горсть махорки и химический карндаш.

Прошло ещё четыре дня прежде чем бойцы всеми правдами и

неправдами насобирали с десяток различного цвета патронов. Но

немцы, как назло, перестали снабжать своих окруженных через

воздушный мост.

– Плакал мой табачок и карандаш, – горевал Давыдов, – я бы в

этого Петрова сам из ракетницы пальнул.

От голода Владлену не засыпалось. Он вышел из блиндажа

стал всматриваться в ясное морозное небо. Он уже собрался уйти

обратно, как вдруг услышал нарастающий гул.

– Летят! – громко прошептал он. – Летят!

Давыдов юркнул в блиндаж и растолкал друзей:

– Скорее, мужики, проспим все подарки от Гитлера!

Гул нарастал. Лейтонас озабочено копался в мешке.

– Том! – разозлился Владлен. – Чего копаешься?! Где патроны

к ракетнице?

– Мммм, – неопределенно промычал литовец, – я кажется их

оставил в коробке из-под печенья.

– А коробка где? – нетерпеливо спросил Костя

– У соседей, где мы вчера в домино играли.

– Так беги же, остолоп! – вразнобой крикнули Медведев с Да-выдовым.

Гул всё близился, и Томас, наконец поборов свою солидность, бросился в соседний блиндаж.

Медведев увидел, как со стороны немцев в воздух взмыло несколько зеленых ракет.

– Томас, быстрее! – рявкнул он, увидев вдали неуклюже бегущего литовца.

Костя лихорадочно зарядил зелёный патрон и выстрелил. Яр-ко-зелёная ракета взмыла в небо. Один из самолётов, описав дугу, сбросил долгожданную капсулу, которая приземлилась буквально

на головы немного спятившим от радости бойцам.

– Вскрывай скорее!

Медведев, ломая ногти, открыл крепкие застёжки на четырёх-метровом контейнере и откинул крышку. В капсуле были боль-7

шие, на несколько килограмм, банки сливочного масла, мясные

и рыбные консервы, сигареты, хлеб и даже несколько бутылок

ямайского рома.

– Мать-телега! – простонал обычно спокойный Томас. – Как

бы нам до смерти не обожраться, ребята.

– Ну, как говориться, спасибо фрицу за подарочки, – жуя кон-сервированную ветчину подмигнул друзьям Владлен.

Но рачительный Медведев часть продуктов спрятал под топ-чан, часть выставил на стол поделив между всеми, а часть велел

подарить знакомым бойцам из соседних рот.

– Держи, Ваня, – благодушно сказал Владлен, протягивая Пе-трову банку консервов, – хоть и ты жмот. Только не спрашивай, где я это взял.

Подобный фокус с доставкой еды расчёт Медведева проделал

ещё раз, но потом их ждало жестокое разочарование: в контейнере, приземлившемся неподалёку от них, оказались клюшки

для гольфа, зонтики от солнца, гетры и футбольные мячи. Пой-манный через несколько дней немецкий капрал рассказал, что в

штабе что-то напутали, и вместо еды и одежды в заснеженную

Россию повезли то, что предназначалось для Африки.

8

С КЕМ ТЫ?!

– Едут!

– Мишка, где хлеб-соль? Я тебя прокляну, дурында конопатый!

Грузный священник с длинной кудлатой бородой, отец Дионисий, кряхтя отрывал доски от заколоченных окон небольшой цер-ковки. Красная Армия, спешно отступавшая, оставила небольшое

село Добровещенское только вчера, и Дионисий исполнил свою

мечту, которую он лелеял ещё с гражданской войны – снова открыть храм.

Где-то на горизонте появились клубы пыли передовых немецких частей. Дионисий поправил фелонь, которую прятал в сун-дуке и снова крикнул Мишке Пузырю, бывшему кулаку, который

тоже ждал прихода немцев:

– Ну, где ты там?!

Дионисий оглядел храм и вздохнул. Закрытый в 1929-м году, он совсем обветшал, но внутри выглядел лучше, чем снаружи.

– Слава богу, дождались, – выдохнул Пузырь, вытирая тряпкой

своё мясистое красное лицо.

Тихие улочки села быстро наполнились рёвом мотоциклов, машин, ржанием лошадей и резкими выкриками новых хозяев, одетых в серые мышиного цвета мундиры.

Дионисий, Пузырь и ещё с десяток человек терпеливо стояли

около церквушки, ожидая, когда на них обратят внимание. Наконец около них остановилась чёрная легковая машина, из которой

выбрался холёный офицер в сопровождении нескольких солдат.

– Многие лета нашим избавителям от большевистского ярма,

– дав петуха, фальцетом выкрикнул Мишка, – слава Гитлеру-ос-вободителю!

– Хлеб-соль, господа немцы, – угодливо пробубнил Дионисий, протягивая офицеру каравай с солонкой на уже успевшем запы-литься рушнике. – Просим разрешения провести праздничный

молебен!

Дионисий вспомнил благостные времена до революции, когда

крестьянская община содержала храм, и ему, Дионисию, остава-лось на безбедную жизнь.

9

Всё изменили проклятые большевики в 1917-м. Народу в храм

ходило всё меньше и меньше, и наконец в конце двадцатых его

закрыли окончательно, заставив Дионисия забыть о сытой и спо-койной жизни.

Переводчик быстро рассказал офицеру в чём дело, и тот что-то

вальяжно заговорил:

– Германская армия гуманна и прислушивается к священнос-лужителям, пострадавшим при жидобольшевиках. Религия – это

личное дело каждого. И гордый арийский орёл воспарит и при-смотрит за русским православным крестом, который…

Офицер всё говорил и говорил, до Дионисия донёсся запах

спиртного. Будто подтверждая догадку Дионисия, немец достал

фляжку, выпил и закусил куском хлеба. Сопровождающие немца

одобрительно загоготали, а переводчик сказал:

– Отныне ваш приход объявляется действующим. Не забывай-те, что дало вам это немецкое оружие и гений Адольфа Гитлера.

Тем временем несколько полицаев, приехавших с немцами, согнали к храму местное население, которое не успело или не могло

уйти в лес к партизанам.

– Братья и сёстры во Христе! – зычно крикнул Дионисий. – Вот

и поднялся карающий меч божественного правосудия над бесов-ской советской властью и её приспешниками. Христолюбивый

вождь германского народа ведёт своё воинство в новый крестовый поход во имя спасения народов от антихриста-большевика!

Ну, с богом!

Дионисий широко распахнул чуть не отвалившуюся дверь

церквушки и вошел в заброшенный храм.

Прошел месяц, и Дионисий всё больше привыкал к новой жизни. «Господа немцы» помогли вычистить и восстановить церковь.

Конечно же не сами, а с помощью пленных, которых тысячами

гнали через их село. Троих из них Дионисий узнал. Это были жители соседнего села Кобзево. Он подошел к ним, оборванным и

измождённым, и в упор спросил:

– Ну что, не забыли, супостаты, как божий храм закрывали?

Как крестьян отговаривали не ходить в храм. А я ведь знаю, что

10

вы комсомольцы и что шибко вы полютовали и у себя, и у нас.

Пленные угрюмо шли, не обращая на Дионисия никакого внимания, и это взбесило его больше всего. Он догнал конвойного и

на ломаном немецком крикнул, показывая на комсомольцев:

– Даз зинд коммунистен!

Троих пленных мгновенно выдернули из колонны и утащили к

обочине дороги, откуда вскоре послышались выстрелы. Вечером

офицер вызвал Дионисия в свой дом и вручая небольшую бутылку шнапса сказал ему через переводчика:

– Если каждый священнослужитель будет выполнять свой

долг, отец Дионисий, то совсем скоро праздничный молебен будет в Москве.

Немец снова был пьян, но дух у Дионисия захватило. А ну как

на самом деле… В Москве!.. В Успенском соборе…

На радостях он даже не стал дожидаться, когда придёт домой, а, оглянувшись, отхлебнул из бутылки.

– Доброго здоровьичка, Дионисий, – услышал он за спиной и

чуть не поперхнулся.

Перед ним, улыбаясь во всё своё конопатое лицо, стоял Мишка

Пузырь.

– Напугал, чёрт, – рассердился Дионисий. – Что нового в колхозе? Не закрыли ещё?

– А зачем? Колхоз теперь на немца трудит. Я вот что тебе сказать хотел, – Пузырь оглянулся, – поговаривают, партизаны заве-лись недалеко.

– Удивил, – буркнул Дионисий, – сейчас много сброда по лесам

шастает. Ну ничегонемцы скоро всех выловят.

– Да я не о том, – вздохнул Мишка. – Там, в отряде ихнем, тоже поп. Иона. С Кобзево. Слышал, что он обещал тебя лично

повесить.

– Ты чего болтаешь? – разозлился Дионисий. – Я вот сейчас

тебя за шиворот возьму, ты комендатуре расскажешь, где и от кого

ты это слышал! Думаешь, тебя бандиты пощадят, если поймают?

– Так я хоть и из бывших, но коммунистов немцам не выдавал.

– Уйди, пёс, с глаз моих!

11

Мишка поспешил ретироваться, но настроение Дионисия

было безнадёжно испорчено. Иона! Он же тоже, как и Дионисий, пострадал от коммуняк. А теперь выходит с ними заодно? Может

быть его обманом или угрозами заставили? Нужно немцам про

него рассказать.

Дионисий шагал по селу, на которое уже опустились сумерки

и периодически отхлёбывая из бутылки думал: «А вдруг немцы

проиграют, то что тогда? Тогда ему не жить. Придется вместе с

ними удирать. Да ну… На немца вся Европа горбит, вон они какие

прут – сытые, откормленные, на машинах»…

Он открыл калитку, но, не успев ступить трёх шагов, получил

жестокий удар под дых, а потом по шее.

Дионисий пришел в себя, чувствуя что сидит в сенях, привя-занный к стулу. Открыв мутные глаза, увидел перед собой худо-щавого человека в пиджаке поверх рясы. На груди у человека в

свете вошедшей луны тускло блеснул крест.

– Иона, ты, – прохрипел Дионисий, – ты что же, убивать меня

пришел? Мы же в гражданскую с тобой вместе против красных…

Они же веру нашу…

Иона оглянулся на своих товарищей, деловито шнырявших по

дому Ионы, собирая в мешки всё, что о могло пригодиться.

– Веру, говоришь, нашу? – зловеще спросил Иона. – Так это

ты её предал, на свастику поганую, языческую, променяв. Вместо

того, чтобы благословлять русских людей на борьбу с супоста-том, ты ему молебны служишь?!

– Да я на борьбу с большевиками благословляю, нешто я против России, – заплакал Дионисий, – немцы хоть церквы открыли.

– Я с народом своим, плох он или хорош. Как Христос говорил? Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за

друзей своих! А ты, гадина, с кем? Мазепа проклятая!

Иона плюнул в лицо Дионисия и сорвал с его груди большой

золочёный крест.

Под утро двое полицаев, проходивших улицей, увидели, что

ворота в дом Дионисия распахнуты. Заподозрив неладное, они

вошли во двор. Дионисий висел на берёзе, страшно оскалившись

12

и высунув язык, а на груди его болталась большая фанерная табличка, где химическим карандашом неровно было выведено

только одно слово «Иуда».

13

КОРЗИНА ГРИБОВ

Сентябрьский лес был великолепен в своём крикливом разно-цветии. Клёны, липы, берёзы будто хвастались друг перед дружкой, кто из них ярче и приметнее. Неяркое солнце усиливало

буйство красок, стараясь нагреть землю перед долгой и суровой

зимой 1944-го года.

Макар и Андрей, пятиклассники из небольшого уральского по-сёлка Ципинск, не торопясь брели по лесу, лениво перекликаясь.

Грибов, не смотря на отличную погоду, было до обидного мало, и в корзинках ребят стыдливо перекатывались всего по несколько

подосиновиков и сыроежек.

– У меня бабка говорит, что перед войной грибов завались

было, – говорил стриженный наголо, одетый в перешитую шинель Макар, жуя травинку, – а сейчас, получается, пока не кончится, так и будет мало.

– В приметы дурацкие веришь, а ещё пионер, – засмеялся Андрей.

Он снял будёновку, тоже ушитую, и с досадой пнул мухомор:

– Надо домой возвращаться, у меня уроки ещё не готовы.

– Давай хоть перекусим, – возразил Макар.

Они достали припасённый хлеб и принялись молча жевать, по-очерёдно запивая водой из настоящей солдатской фляжки. Где-то

невдалеке с шумом пронесся эшелон.

Макар хотел сказать, что вот, мол, поехали на войну наши танки и катюши, но вдруг совсем рядом, хрустнула ветка и мальчики

увидели невысокого мужчину в шляпе, одетого в заштопанный

пиджак. За спиной у мужчины был лёгкий фанерный короб, а в

руках берестяная корзина.

– Привет, грибники! – весело сказал он, заглядывая в корзинки

ребят. – Что-то небогатый улов.

Мальчики, как по команде заглянули в корзину незнакомца, наполовину наполненную грибами.

– Ого, – присвистнул Андрей, – где ж столько набрали?

Мужчина беззаботно рассмеялся и, доставая кисет, озорно сказал:

14

– Места знать надо. Чай сами так говорите!

Он вытащил из пиджака два леденца с прилипшими к ним ча-стичками махорки и вручил мальчикам:

– Ну бывайте, хлопцы.

Грибник насвистывая исчез за деревьями а мальчики одновременно закинули конфеты в рот.

– Странный дядька, – хрустя леденцом сказал Андрей.

– Почему?– удивился Макар. – Конфеты нам дал, да я вроде

даже видел раньше.

– Грибы у него странные, – задумчиво сказал Андрей.

– Грибы как грибы, – пожал плечами Макар, – у нас такие же.

Сам Макар был не местный, а эвакуированный вместе со стар-шей сестрой из Ленинграда.

– У вас может и такие, но в наших лесах нет похожих, – отозвался Андрей. – Какие-то на тонких ножках, на поганки похожи.

У нас точно такие не растут. Я этот лес как свои пять пальцев

знаю.

– И что из этого следует? – спросил Макар. – Получается, он в

лес незнакомые грибы притащил?

Андрей задумался.

– Получается, что так. А зачем?

Мальчики переглянулись.

– Не нравится мне всё это, – серьёзно сказал Андрей, – а если

это шпион или диверсант какой? И пошел он в строну железной

дороги. Смекаешь?

Он решительно поднялся:

– Айда, Макарка, проверим, что это за грибник такой.

Макар подчинился более бывалому товарищу и они быстрым

шагом бросились догонять человека с фанерным ранцем. Тот не

успел уйти далеко и мальчики, спрятавшись за деревьями наблюдали за ним. Он не заглядывала под сосны, не шевелил траву пал-кой, а спокойно и уверенно шагал к какой-то нужной ему цели.

– Видал? – прошептал Андрей, – ему грибы вообще до лам-почки.

Мужчина подошел к железнодорожной насыпи, оглянулся и

15

внимательно посмотрел по сторонам. Макар с Андреем, замерли

за поваленной берёзой.

Мужчина взобрался на насыпь и снял короб с плеч, сев на него, как будто он устал. Дальнейшие его действия заставили мальчиков перестать дышать.